Выпуск № 7 | 1949 (128)

цертной эстрады, печатаются в хрестоматиях, любовно переписываются миллионами юношей и девушек в специальные альбомы. Так же часто заучиваются, декламируются многие песни Исаковского, Суркова, Долматовского. Заставить же выучить, прочесть или переписать в альбом стихи, в которых есть, к примеру, фразы: «Мы с подругами вновь с ними опять повстречались», или «Город нам за труд отличный отпустил товар столичный», можно только в виде наказания.

Не как прикладное искусство, для которого достаточно третьеразрядных стихов, рассматривали русские поэты-классики свои песни, но как особый литературно-поэтический жанр, требующий высокого мастерства, вдохновения, мысли, лаконичных и выразительных образов.

В защиту слабых песенных текстов иногда выдвигают следующее крайне ошибочное соображение: не важны, де, чисто поэтические недостатки песен, главное — актуальность тематики, идейное содержание.

Но, во-первых, мы показали, что по части идейного содержания в иных песнях дело обстоит не столь уж благополучно; во-вторых, нельзя противопоставлять поэтическую форму содержанию: «личность характеризуется не только тем, что она делает, но и тем, как она это делает», писал Энгельс в письме к Лассалю1.

Чем значительнее и выше содержание песни, тем тщательнее должны быть отобраны средства выражения, поэтические образы, отточены форма песни и ее стихотворный и музыкальный язык.

Ухудшению качества песни весьма способствует распространенная и вредная практика так называемых «подтекстовок»: сперва композитор сочиняет некую абстрактно-вокальную мелодию, то есть напев для несуществующего еще текста, а затем к этому напеву присочиняется текст.

Подобные формы творческого содружества композитора и поэта неоднократно подвергались осуждению на творческих собраниях и дискуссиях, и все же количество ремесленных «подтекстовок» не уменьшается.

Как исключение, подобные формы творческого сотрудничества могут быть допускаемы при условии, если авторы песни соблюдают высокую художественную принципиальность и поддерживают между собой тесный творческий контакт. Когда поэт и композитор, постоянно сотрудничая, выработали общность художественного мировоззрения, единство целей, метод сочинения текста на готовую музыку в отдельных случаях может оказаться приемлемым: Дунаевский и Лебедев-Кумач прибегали к нему и иногда достигали прекрасных результатов.

Иногда и народная песня обновляется новым поэтическим текстом, складываемым на готовый напев, после чего и напев претерпевает в практике массового. музицирования изменения, — он по-новому «распевается»2. Легко понять, что этот метод не имеет ничего общего с теми равнодушными «подтекстовками», которыми в настоящее время занимаются так называемые текстовики.

Настоящие большие поэты очень редко занимались и занимаются сочинениями поэтического текста на готовую музыку. Именно для них этот метод является и неблагодарным и трудным.

Сочиняя поэтический текст для готовой музыки, поэт, помимо стремления «разгадать» обобщенный музыкальный образ, заключенный в напеве, должен добиваться совпадения с «омузыкаленными», «мелодизированными» интонациями живой человеческой речи, встречающимися в напеве. Поэтому надо добиваться не только совпадения общего смысла, общего настроения текста с музыкой, но и слияния отдельных речевых стихов с интонациями напева, с его звуковысотной выразительностью, ритмикой и т. д.

Для этого нужно быть и большим поэтом и почти так же остро и специфично чувствовать эти интонации, как и композитор, их сочинивший. Успешность подобной «расшифровки» — дело случая; само это занятие — «подгонка» поэтического текста к готовой музыке — очень далека от творческой работы поэта, самостоятельно мыслящего художественными образами.

_________

1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Собрание сочинений, т. XXV, изд. ИМЭЛ, стр. 257.

2 Известно, что стихи С. Алымова к напеву «Партизанской дальневосточной» («По долинам и по взгорьям») были сочинены после того, как песня бытовала в одной из воинских частей с другим маловыразительным текстом.

Приведенные выше неудачные поэтические тексты, лишенные яркой мысли и поэтичности, изобилующие бессмысленными междометиями, восклицаниями и ненужными словами, и есть результат такой «подгонки» текста к музыке.

Никакие заранее установленные формальные моменты не должны стеснять творчество поэта, когда он создает произведение. Форма стиха должна выливаться свободно и определяться только его общим замыслом, образами, почерпнутыми из живой реальной действительности.

Но, возразят на это, те же требования могут быть выставлены и композитором: ведь его тоже связывают, стесняют определенным размером (построением) поэтического произведения. Нет, ответим мы, между поэтом и композитором в данном случае существует принципиальная разница: стихи — если только иметь в виду подлинно поэтические произведения — помогают композитору при создании вокального произведения, ибо несут в себе и живой человеческий образ, живую человеческую речь, таящую огромные интонационные богатства. Не случайно же ярчайшие шедевры русской вокальной лирики написаны на слова Пушкина, Лермонтова и других великих поэтов!

Как правило, сочинению напева песни должно предшествовать создание текста. Перед композитором, создающим вокальное произведение на хороший, содержательный текст, открыты широкие перспективы подлинного творчества. И главное здесь — не в работе над отдельными словами и интонациями. Настоящий композитор интерпретирует образы- поэтического текста во всю мощь своего таланта и своей индивидуальности, используя все специфические средства своего искусства. Образы текста преломляются в его музыке, как лучи в кристаллах: они оказываются по-новому освещенными музыкой, образы его обогащаются новым эмоциональным содержанием.

«Партизан Железняк» Михаила Голодного — яркое сюжетное стихотворение, рисующее монументальный образ героя; но только музыка М. Блантера превратила его в песню эпического повествования, в песню-рассказ о легендарно-героическом времени гражданской войны. Своей творческой индивидуальностью М. Блантер обогатил образ «Партизана Железняка» М. Голодного. Композитор вовсе не обязательно должен оставлять текст неприкосновенным. Но любое изменение поэтического текста требует умелого, творческого подхода.

Стихотворение М. Исаковского «Провожанье» начинается так:

Дайте в руки мне гармонь,
Золотые планки!
Парень девушку домой
Провожал с гулянки...

Но композитор В. Захаров добавил в начале первой и третьей строчек характерное восклицание: «Ох!». Так и запел эту песню народ. Восклицания «Ох!» потребовал напев, основанный на лирических попевках деревенских частушек-«страданий». Таким образом В. Захаров привнес в поэтический текст «Провожанья» новые, оригинальные черты, придавшие песне своеобразный колорит.

Композитор, мастерски владеющий песенным жанром, должен вносить свою творческую инициативу и при создании текста, обдумывая вместе с поэтом характер образов песни, ее форму и стиль. За поэтический текст песни так же, как и за либретто в опере, полностью отвечает и композитор. Он должен стремиться к тому, чтобы этот текст сделался его собственным, ощущался им, как свой, и свободно, органично соединялся с его напевом.

Итак, при создании напева песни предпочтительнее, если композитор имеет дело с живой человеческой речью, словом. Идеи, образы, да и сама лексика поэтического текста многое определяют в музыкальном языке песни, в характере напева. Стиль композиторов, пишущих вокальную музыку, складывается в значительной степени под влиянием поэзии. При всех прочих равных условиях написать на талантливый поэтический текст яркую, талантливую музыку легче, чем на талантливую музыку адэкватный ей по идейно-художественной значимости поэтический текст. Удачи в этих случаях редки, чаще — компромиссы и почти постоянно — неудачи. «Подтекстовка», как правило, дает отрицательные результаты, ведет к обеднению идейно-смыслового и поэтического содержания песни, к нивелировке, и штампу, к потере выразительности и мастерства поэта и композитора.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет