Выпуск № 5 (126) | 1949 - страница 7

шение к народам Востока имеет сегодня не мало сторонников. Когда в газете «Нью-Йорк Таймс» в январе 1949 года господин Болдуин изрекает: «Отсталые народы, находящиеся в промышленном и политическом отношении на уровне XVIII столетия, не готовы к полному самоуправлению», он обрекает эти народы на экономическое и политическое бесправие, на культурное одичание, на физическое вырождение.

Надо разъяснить вредную сущность теоретических воззрений, которые питают и вдохновляют современных агрессоров. Наиболее отвратительными являются идеи космополитизма, призывающие народы с вековой культурой и великими традициями отказаться от справедливой национальной гордости и достоинства, отказаться от своей национальной независимости. Эти идеи обычно прикрывают самый откровенный шовинизм и высокомерное презрение ко всем народам: они являются не чем иным, как новым изданием расовой теории. Но ведь эта теория была выдвинута для обоснования прав германцев на мировое господство и явилась подготовкой второй мировой войны.

Прогрессивные деятели науки и культуры во всех странах не могут не выразить прямого осуждения всем теоретикам и практикам расизма и не выражать своей глубочайшей симпатии к борьбе, которая ныне ведется народами колониальных и полуколониальных стран за их национальную независимость, суверенитет, за подлинное равноправие народов мира, ибо эта борьба поистине прогрессивна, она ведет к высвобождению творческих сил народов, к обогащению мировой культуры и тем самым служит делу мира во всем мире.

Именно потому, что советские люди изгнали из своей страны расистские идеи и добились содружества десятков национальностей, музыкальную культуру Советского Союза с полным правом можно уподобить расцветающему саду. Она обогащается с каждым днем.

Советский народ любит искусство и музыку, ценит музыку, как великую культурно-общественную воспитательную силу.

Естественно, что народ и Советское государство с высокой требовательностью оценивают творчество своих художников с точки зрения правдивости и силы содержания, с точки зрения совершенства и красоты формы. Советское искусство должно быть глубоко содержательным, реалистичным, народным. Оно должно находить живой отклик в массах, обогащать их сознание, помогать формированию новых и лучших человеческих качеств, должно доставлять эстетическую радость богатством, красотой и ясностью своего языка.

В Советском Союзе совсем недавно происходило активное обсуждение творческих и эстетических проблем музыкального искусства — его прошлого, настоящего, ближайших перспектив. В этом обсуждении приняли горячее участие буквально все слои советского народа — рабочие, колхозники, учащиеся, ученые, солдаты и офицеры Советской Армии. Мы убеждены, что вопросы, затронутые в этом всенародном обсуждении, представляют международное значение, ибо основная наша задача — вернуть музыке ее большую общественную роль, сделать ее силой, служащей прогрессивному че ловечеству. Эта задача должна вызывать сочувствие среди миллионов людей во всем мире. Не решив этой задачи, мы не сможем ответить на вопрос, как должны мы, музыканты, силой нашего искусства служить делу мира, демократии, прогресса.

В современном искусстве, в том числе в музыке, идет ожесточенная, непримиримая борьба двух художественных мировоззрений. Одно из них — реалистическое, рожденное гармоничным, правдивым и оптимистичным видением мира, это мировоззрение прогрессивно, оно обогащает человечество великими духовными ценностями. Другое — формалистическое. Мы называем формализмом искусство, лишенное любви к народу, антидемократическое, увлекающееся только формой, отрицающее содержание, порожденное патологически нарушенным, пессимистичным восприятием действительности, неверием в силы и идеалы человека. Это — мировоззрение реакционно-нигилистическое, оно фактически ведет к гибели и вырождению музыки. В отрицании запросов широкой аудитории, в полной утере национального облика сказываются отвратительные черты космополитизма, глубоко равнодушного к судьбам своего народа и всего человечества, сказывается вырождение и опустошенность той псевдо-

культуры, которая лишена народной национальной почвы.

Мы можем со всей определенностью сказать, что на позициях формалистического искусства даже самый талантливый художник не может сказать действительно новое и большое слово, не может найти дорогу к сердцу и сознанию народа. Сколько различных направлений, школ, течений внутри формалистического лагеря музыкантов с калейдоскопической быстротой сменилось в музыке последних десятилетий! Сколько выступило «пророков», «спасителей», вождей новой музыки, законодателей будущего музыкального искусства! Среди них было немало больших талантов. Но на выжженной почве формалистического искусства даже большие таланты не смогли создать истинные художественные ценности.

В этом отношении крайне поучительна судьба Стравинского. Начало его пути было многообещающим; но, порвав с заветами русской национальной школы, изменив родине, оторвавшись от своего народа, Стравинский примкнул к лагерю реакционных музыкантов-модернистов. Нравственная опустошенность обнаруживается в его откровенно нигилистических литературных декларациях. Стравинского нисколько не устрашает та зияющая бездна, которая отделяет его от духовной жизни народа. Он утверждает: «Народ в отношении искусства есть термин количественный, который никогда не принимается мной в расчет... Широкие массы ничего не вносят в искусство. Они не могут поднять его уровня. И художник, который сознательно обращается к чувствам народа, может это делать, только снижая свой собственный уровень. Для меня важна душа отдельного индивидуума, который слушает мою музыку, а не коллективное чувство группы людей».

Кому же и каким идеям служит этот художник, ставший на позиции крайнего реакционного субъективизма? Стравинский без утайки отвечает на этот вопрос: «Моя музыка не выражает ничего реалистического по характеру; моей музыке нечего рассказывать». Какой суровый, уничтожающий приговор себе и всему декадентскому искусству выносит он этими словами, провозглашающими бессмысленность и бессодержательность творчества.

Мы зовем прогрессивных музыкантов мира к позициям реализма, как к основе подлинно ценного, демократического искусства.

Но что такое реализм и возможен ли он в музыке?

Этот вопрос часто задают наши противники, сторонники так называемого искусства для искусства, сторонники формализма, стремящегося нарочито запутать смысл великой борьбы двух направлений в музыке.

Нам пришлось, например, слышать курьезные рассуждения о том, что пределы реализма в музыке не простираются далее передачи крика кукушки в Пасторальной симфонии Бетховена или блеяния овец в «Дон Кихоте» Рихарда Штрауса. Тому, кто путает натуралистическое звукоподражание с истинным реализмом, мы можем лишь напомнить, что именно в музыке формалистической страсть к натуралистическим звукоподражаниям дошла до уродства. Композиторы научились изображать любые шумы, грохот паровозов, лязг заводских машин. Но они разучились изображать и верно передавать человеческие чувства, человеческие эмоции, правдивые и благородные переживания. Именно поэтому они окончательно ушли от реализма, от человечности, именно поэтому они потеряли дар живого общения со слушательской массой, с народом.

Речь идет о прекрасной и высокой способности многоохватно видеть мир во всем его богатстве, об умении обобщать большой жизненный опыт и фиксировать самое важное в жизненном процессе. Речь идет о художнике, который является передовым членом человеческого общества, воспитателем и учителем, утверждающим в своих творениях высокие моральные и эстетические ценности. Речь идет о том, чтобы музыка перестала быть забавой и игрушкой в руках пресыщенных гурманов и эстетов и вновь стала большой общественной силой, служащей человечеству в его борьбе за прогресс, за торжество разума.

Миллионы людей и вместе с ними передовые музыканты мира, если они глубоко продумают проблемы и задачи современной музыки, выскажутся против формализма, ибо борьба против формализма — это борьба за подлинное раскрепощение творческих сил музыкантов, борьба за новый расцвет музыки.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание