Преодолеть до конца пережитки формалистического мышления

(О симфоническом творчестве композиторов Ленинграда)

Ю. Кремлев

Ленинград — город богатейших симфонических традиций. Здесь сложилось гениальное дарование Глинки, давшее русской музыке бессмертные образцы симфонизма, отмеченные глубоким постижением народной песенности, реалистической программностью и классической стройностью музыкальных форм. В Петербурге возникли своеобразные программно-симфонические опыты Даргомыжского, здесь же стало складываться симфоническое творчество Чайковского. Наконец (и это главное), Петербург явился колыбелью русского народно-реалистического программного симфонизма, представленного творчеством деятелей «Могучей кучки», именами Бородина, Мусоргского, Балакирева, Римского-Корсакова. Позднее в Петербурге развились монументальный симфонизм Глазунова и изящный афористический симфонизм Лядова, навеянный образами народно-русской фантастики.

Несмотря на разнообразие направлений и оттенков, петербургская симфоническая школа всегда отличалась некоторыми едиными чертами высокой интеллектуальной культуры, чрезвычайно отчетливо выраженной народности и стремлением гармонически сочетать эмоциональные и рациональные стороны музыкального творчества.

Эти великолепные традиции обязывают весьма ко многому композиторов Ленинграда. Но, говоря о классических традициях, нельзя, конечно, умолчать и о путях их вырождения, разложения, распада, прошедших через болотные низины декадентства: ведь именно с этих низин, волею исторических судеб, пришлось начинать свой новый, трудный, путь советской симфонической музыке.

Самые незадачливые дети обычно сохраняют какое-то семейное сходство с родителями и часто оказываются печальными карикатурами на них.

В петербургском музыкальном декадентстве и в различных ветвях ныне разгромленного ленинградского формализма мы узнаем как бы уродливые, болезненные шаржи прежних, подлинно ценных творческих традиций. Так, например, блестящий, сверкающий изобретательностью тембровой фантазии оркестровый стиль Римского-Корсакова стал вырождаться в карикатурно-бездушные, жесткие зигзаги формалистических выдумок. А насыщенное соками полнокровных, неторопливых созерцаний симфоническое творчество Глазунова его потомки стали превращать в скучное, академически-выхолощенное сочинительство.

Замечу попутно, что иные музыкальные традиции в Москве обусловили и иные пути развития декадентства и формализма. Здесь особенно охотно пытались «продолжать» экстатические порывы Скрябина, скорбный лирический пафос Рахманинова — и коснели в эмоциональных судорогах патетической крикливости. Старались порою следовать заветам Танеева и попадали в плен сухой контрапунктической схоластики.

Неуклонно укрепляющееся единство советской культуры, а также постоянный обмен творческими силами сгладили прежние художественные различия Ленинграда и Москвы, и музыкальные те-

чения во многом утратили былую территориальную специфичность.

Высокие интеллектуальные традиции петербургской симфонической классики, пагубно направленные ее потомками в сторону изощренного изобретательства, убивали простую, непосредственную, душевную эмоциональность музыки. Перед ленинградскими композиторами встала серьезнейшая задача упорной, непримиримой борьбы со всеми пережитками формалистического музыкального мышления.

Эта борьба, развернувшаяся после Постановления ЦК ВКП(б) об опере «Великая дружба», принесла уже первые положительные результаты.

Следует признать, что отход ленинградских композиторов-симфонистов от формалистического направления несомненен. Они не стремятся больше поражать нас ни раздирающими уши диссонансами, ни прежними абстрактнейшими конструкциями «чистой музыки». Напротив, заметно стремление к большей доступности музыкального языка, к программности, к использованию народно-песенных интонаций, налицо поиски (пока еще робкие и единичные) современных советских сюжетов. Подобные тенденции имелись у отдельных композиторов и раньше. Но теперь идейная победа демократического направления ощущается (сильнее или слабее) во всех произведениях, а это факт очень большой принципиальной важности.

Тем более необходимо критически отнестись к исполненным в последнее время симфоническим новинкам и проанализировать причины препятствий, еще стоящих на пути симфонического творчества наших дней. Попробуем охарактеризовать в кратких чертах то новое в области симфонизма, что создано композиторами Ленинграда.

Пятая симфония В. Щербачева является наиболее масштабным из новых сочинений этого жанра. Сочинявшаяся на протяжении нескольких лет¹, подвергшаяся ряду последовательных доработок и переделок, симфония импонирует как своим программным замыслом, так и выдающейся профессиональной техникой. Композитор задумал посвятить симфонию образам Родины, величавому героическому прошлому. Обширная четырехчастная партитура свидетельствует об изобретательном оркестровом мастерстве автора. Он попытался придать некоторым ее эпизодам черты русского национального стиля.

Тем более жаль, что симфония Щербачева все-таки в целом не удалась из-за ошибочности своей общей концепции. Можно указать несколько причин этой неудачи. Во-первых, композитор, наметив программный сюжет своей симфонии, как бы остановился в самом начале осуществления этого замысла. Слушателю не ясны ни главные художественные образы всех четырех частей, ни сюжетная линия их развития. Программность симфонии оказалась расплывчатой, неопределенной, что пагубно повлияло на весь ход ее композиторского воплощения.

Во-вторых, симфонии вредит то, что можно назвать инертностью, ленью вдохновения. Крупное творческое задание всегда требует большого напряжения. Для овладения концепцией и формой монументальной народной симфонии нужны соответствующие героические усилия творчества. И дело тут не в быстроте сочинения. Произведение может сочиняться годами, но все же сохранять единый тонус творческого напряжения (вспомним вторую симфонию Бородина!). Этого единого тонуса нет в симфонии Щербачева. Не раз возникают в ней эмоциональные и волевые порывы, но они быстро гаснут или попросту прерываются тормозящими действие интермедиями. Вместо трудного, но захватывающе увлекательного восхождения на вершины слушатель все время движется по однообразно пересеченной местности, и цель автора под конец становится ему вовсе неясной. Полагаем, что это результат несоответствия сюжета и содержания, которые спорят и сталкиваются друг с другом. При ином сюжете, при ином замысле, быть может, такая волнообразная структура формы оказалась бы оправданной.

В-третьих, органичности симфонии Щербачева мешает противоречие между архаикой и новшествами. Композитор ищет воплощения русской древности и в то же время пользуется утонченно лирическим

_________

¹Симфония В. Щербачева, так же как симфоническая поэма Ю. Кочурова «Макбет»‎, была задумана и частично осуществлена еще до Постановления ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Преодолеть до конца пережитки формалистического мышления

(О симфоническом творчестве композиторов Ленинграда)

Ю. Кремлев

Содержание