Выпуск № 9 (130) | 1949 - страница 7

и интеллектуально-изысканным музыкальным языком. Монументальная фреска расписывается тонкой и капризной кистью. Архаическая интонация выступает в прихотливо-изящном наряде.

А не лучше ли смело, решительно обратиться к нашей современной интонации и на ней строить здание советского симфонизма? Это вопрос огромного принципиального значения и касается он не только Щербачева, но и многих других наших симфонистов. Когда русские советские композиторы порою жалуются, что трудно писать симфоническую музыку после «Могучей кучки» и Чайковского, которые якобы исчерпали весь фонд русского фольклора, в этих жалобах сквозит жестокая ошибка, упускающая из виду историчность интонационного материала наших классиков. Попытки брать уже использованный классиками материал и кабинетным образом перелицовывать его на новый лад — малопродуктивны. Советская симфония должна, наконец, порвать со всяким ложным «пуризмом» и смело (как в свое время Чайковский) брать интонационный материал из нашей жизни — из песен колхозной деревни и социалистического города. Это единственно верный путь к становлению советских симфонических форм.

Возвращаясь к пятой симфонии Щербачева, заметим, что в силу присущих ей особенностей прослушивание ее отдельных частей производит иное впечатление, чем прослушивание целого. Так, в первой части симфонии дан привлекающий тонкостью красок образ русского пейзажа, в третьей части трогает сосредоточенная скорбность лирических эмоций. Но эти частности не воспринимаются при исполнении всей симфонии: очертания монументального замысла дискредитируют утонченное лирическое содержание.

Принципиально иная, но сходная несоответствием сюжета и содержания неудача постигла Ю. Кочурова в его симфонической поэме «Макбет». Прежде всего — следовало ли советскому композитору браться за сюжет столь непроглядно мрачной и безотрадной трагедии Шекспира? Разве не ясно, что далеко не все сюжеты мировой классики достойны в наше время музыкальной интерпретации? Здесь необходим тщательный и вдумчивый отбор.

Но если даже допустить приемлемость сюжета «Макбета», остается громадная сложность музыкального воплощения. Ведь всякое воспевание злодейства, всякая идеализация его ведет к декадентскому искусству наихудшего толка. А представить трагедию Макбета, трагедию злодейства во всей ее реальной психологической сложности — задача если даже и выполнимая средствами музыки, то все-таки невероятно трудная!

Кочуров вложил в свою партитуру немало труда, знания и художественного вкуса. Нельзя умолчать о ее достоинствах. Композитору удалось передать романтическую трепетность переживаний, удалось построить (несмотря на некоторые излишества) крупную (а не попросту «длинную»!) форму. Но всего этого оказалось мало для удачи труднейшего замысла. Композитор пытался явно насиловать свое дарование, отмеченное чертами мягкого лиризма и несомненной стилистической чуткости. Он захотел овладеть возвышенно трагическим стилем и промахнулся. Отсюда — потеря интонационного своеобразия, широкие заимствования из старых фондов штраусовской и отчасти вагнеровской программной риторики. В поэме не оказалось шекспировских образов — ни Макбета, ни леди Макбет. Даже прочтя авторский комментарий, мы не воспринимаем их. Самое пристальное вслушивание улавливает лишь смутные, расплывчатые, хотя местами и не лишенные поэтичности образы каких-то эмоциональных перипетий, завершающихся просветлением и примирением. А стоит ли доказывать, что Шекспир в музыке требует максимально отчетливой, чеканной драматургии! Стоит ли подчеркивать знаменательный факт, что наши музыкальные классики (Балакирев, Чайковский) и в трактовке шекспировских сюжетов оставались художниками самобытно-русскими!

Из числа симфонических новинок следует отметить первую часть симфонии Ю. Свиридова, которая задумана как двухчастная и посвящается борьбе молодежи демократических стран. Пока симфония не завершена и не исполнена целиком, нам не ясны удельный вес и образная роль первой части. Если же рассматривать эту первую часть как самостоятельное произведение, она многим привле-

кает, но вызывает и некоторые сомнения. Музыке Свиридова присущи подлинная художественная образность и стройная естественность формы. Его оркестр экономен, пластичен, подкупает тонким ощущением инструментальных линий и эмоциональной характерностью тембров. Каков же основной образ первой части? Он сумрачен и сдержанно тревожен, будто звуки жизни, городских улиц и площадей (то далекие, то близкие), доносящиеся в комнату уединенного мечтателя. Слышны отголоски массовых песен, проходит шествие, сопровождаемое горестными вскриками. Навязчивая идея печали господствует над всем.

В музыке первой части почти нет прежних интонационных резкостей Свиридова; в целом ряде мест пробивается задушевная и сердечная напевность. Но как композитор соединит эту сумрачную «камерно-социальную» музыку с сюжетом всей симфонии, что противопоставит он ей во второй части. — остается покуда неясным.

Так или иначе, но первой части симфонии Свиридова присуще несомненное единство музыкального переживания и музыкального мышления, чего нельзя сказать (по разным причинам) о новых симфонических сочинениях Евлахова и Ходжа-Эйнатова.

«Детская сюита» О. Евлахова привлекает разнообразием своей оркестровой фактуры и общим светлым колоритом. Евлахов — сравнительно мало пишущий, но одаренный и взыскательный музыкант. Творчество его в прошлом неизменно отличалось вдумчивостью и стремлением к совершенствованию. С этой точки зрения нельзя не приветствовать пятичастную «Детскую сюиту», музыка которой отмечена уверенностью и зрелостью мастерства. Оркестровые краски «Детской сюиты» изобретательны, и диапазон их широк — от легких изящных узоров «Утра» и «Прогулки» до торжественной тяжелозвонкости «Рассказа о богатырях». Но именно постоянное стремление к изобретательности, неподкрепленное ясным единством замысла, вредит цельному впечатлению от «Детской сюиты». Вначале названное «Пионерской сюитой», затем «Детской сюитой», сочинение Евлахова все же не вполне соответствует и этому последнему заглавию. В частности, для произведения, посвященного детям, «Утро» слишком изысканно, а «Рассказ о богатырях» слишком громоздок. Композитор не нашел общего эмоционального тона, соответствующего кругу детских интересов. В музыке схвачена детская жизнерадостность, но не чувствуется непосредственной, прямолинейной детской эмоциональности. Это снижает впечатление от музыки «Детской сюиты».

В отличие от изобретательной, но слегка суховатой фантазии Евлахова господство чрезмерных эмоций дает себя знать в произведениях Л. Ходжа-Эйнатова. Речь идет о его 3-м фортепианном концерте и симфонической фантазии «Майский карнавал». В музыке Ходжа-Эйнатова всегда чувствуется сильный темперамент. Подкрепленный солидной, броской и непринужденной техникой оркестратора, этот темперамент чаще всего увлекает слушателей. Однако успех произведения, основанный преимущественно на его темпераментности, не может быть действительно глубоким и прочным. Эмоциональность Ходжа-Эйнатова настолько увлекает его самого, что он утрачивает обязательнейшее для композитора качество — сосредоточенность творческого внимания. Есть только неудержимое стремление, но не видно его ясной цели. Эмоция становится обедненной и невзыскательной. А за этим тянется множество самых серьезных опасностей. Неудержимый темперамент нередко приводит Ходжа-Эйнатова к потере творческой разборчивости и рассудительности. В 3-м фортепианном концерте он слишком эксплуатирует рахманиновские секвенции и гармонии, хачатуряновские ритмы, а в «Майском карнавале» охотно дает нам услышать отзвуки то «Итальянского каприччио» Чайковского, то «Шествия сардаря» Ипполитова-Иванова. Со своей безудержной порывистостью Ходжа-Эйнатов, в сущности, проносится и мимо интонационных богатств родного ему армянского фольклора; он слишком поверхностно, хотя и эффектно пользуется ходячими приемами так называемой «восточной музыки». Композитор в погоне за гипертрофированной эмоциональностью излишне упрощает тематический рисунок, разрывая форму, выдвигая на первый план лишь импульсивность ритма. К тому же обедняется вся возможная гамма переживаний, эмоциональных красок; она сводится к более или ме-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание