Сим. Дрейден

На волне революции

Художественную литературу Владимир Ильич хорошо знал, а музыку очень любил». Эти слова Надежды Константиновны Крупской опубликованы 35 лет назад, в журнале «Пролетарская революция», в примечаниях к воспоминаниям «бывшего студента», встречавшегося с Лениным в 1893 году на собраниях марксистского кружка «технологов». Пытаясь охарактеризовать Владимира Ильича в ту пору, мемуарист писал: «Художественная литература, искусство и даже музыкальная сторона песни вряд ли были сферой, близкой Владимиру Ильичу. Интересовала его только революционная песня, а в самой этой песне не музыкальная, а революционная основа ее. Я говорю это не в укор Владимиру Ильичу, а чтобы подчеркнуть особенности психического облика, как я его себе представляю. И думаю, что эти черты Владимира Ильича стояли в психологической связи с его уменьем концентрироваться и не отходить от мысли, пока она не реализована в дело» ¹.

Да, ныне это уже трудно себе представить, но было такое время, когда многим казалось, что Ленин безразличен к искусству. Особенно распространены были подобные заблуждения в первые годы деятельности пролетарского вождя. Не случайно Надежда Константиновна неоднократно и горячо опровергала их. Свою известную статью «Что нравилось Ильичу из художественной литературы» она прямо так и начинает: «Товарищ, познакомивший меня впервые с Владимиром Ильичем, сказал мне, что Ильич — человек ученый, читает исключительно ученые книжки, не прочитал в жизни ни одного романа, никогда стихов не читал. Подивилась я... Чудно мне показалось, что вот человек, которому все это не интересно нисколько. Потом на работе я близко узнала Ильича, узнала его оценки людей, наблюдала его пристальное вглядывание в жизнь, в людей — и живой Ильич вытеснил образ человека, никогда не бравшего в руки книг, говоривших о том, чем живы люди» ¹.

В книге Крупской о Ленине, так же как и в одиннадцать томов ее сочинений, недавно изданных Академией педагогических наук, вошли далеко не все высказывания Надежды Константиновны по этому вопросу (одно из них мы привели в начале данной статьи). Так, характерные, ценнейшие для нас штрихи отражены в заметках, сохранившихся в ее архиве под заглавием «Мои ответы на анкету Института мозга в 1935 году» ². Казалось бы, что может дать

_________

¹ М. Названов. Каким я помню Владимира Ильича (девяностые годы). «Пролетарская революция» № 2–3, 1931.

¹ Н. К. Крупская. О Ленине. М., Госполитиздат, 1965, стр. 92.

² Восемь страниц машинописной копии ответов Н. К. Крупской на анкету Института мозга о В. И. Ленине (1935 год) хранятся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Часть этих ответов приведена во втором издании «Биографии В. И. Ленина», подготовленной Институтом марксизма-ленинизма (М., Госполитиздат, 1963) и публикации Н. Ермоловича «Смел и отважен. Что рассказывала Н. К. Крупская ученым о В. И. Ленине». («Известия» от 7 апреля 1963 года).

анкета — документ, по самому смыслу своему сугубо справочный, конспективно-рабочий? Но вот всего лишь несколько фраз, предельно сжато и тем не менее образно воссоздающих облик Ленина — бойца, трибуна, мыслителя, вождя, человека:

«...Всегда органическая какая-то связь с жизнью.

...Колоссальная сосредоточенность.

...Самокритичен — очень строго относился к себе. Но копанье и мучительнейший самоанализ в душе — ненавидел.

...Был боевой человек.

...Очень бодрый, настойчивый и выдержанный человек был. Оптимист.

...Смел и отважен.

...Обычное, преобладающее настроение — напряженная сосредоточенность.

...Впечатлителен. Реагировал очень сильно.

...Очень хорошо владел собой.

...Страстность захватывающая речи, она чувствовалась даже, когда говорил внешне спокойно.

...Речь простая была, не вычурная и не театральная, не было ни “естественной искусственности”, “пения” типа французской речи (как у Луначарского, например), не было и сухости, деревянности, монотонности типа английской — русская речь посредине между этими крайностями. И она была у Ильича такая... типичная русская речь. Она была эмоционально насыщена, но не театральна, не надумана: естественно эмоциональна».

И дальше — о природе, искусстве, широком, всеобъемлющем, интенсивном чувстве прекрасного, неизменно присущем Ильичу:

«...Очень любил природу... Очень любил и ценил сочетание красок.

...Театр очень любил. Всегда это производило на него сильное впечатление.

...Очень любил слушать музыку, но страшно уставал при этом. Слушал серьезно, очень любил Вагнера.

...Музыкален. Музыкальная память хорошая. Запоминал хорошо, но не то, чтоб очень быстро.

...Больше всего любил скрипку. Любил пианино.

...Оперу любил больше балета. Любил сонату Патетическую и Аппассионату.

Любил песню тореадора.

...Охотно ходил в Париже в концерты, но всего этого было мало в нашей жизни...»

И какое мудрое и немного горькое это последнее, вскользь брошенное признание, окрашенное непосредственной личной интонацией; словно Надежда Константиновна, писавшая эти строки, заново постигала всю сложность и многообразие повседневных ленинских дел. Тем важнее помнить о произведениях, доставлявших Владимиру Ильичу минуты подлинного эстетического наслаждения.

Среди названных Надеждой Константиновной мы встречаем имена и сочинения, уже известные по ранее публиковавшимся воспоминаниям того же автора, а также Горького, Луначарского, родных и соратников Ленина...

«Любил сонату Патетическую и Аппассионату...» И тотчас же, будто сами собой возникают слова об «изумительной, нечеловеческой музыке», оживают рассказы очевидцев о том, какой неизменно взволнованный отклик встречало у Ленина ее исполнение — будь то в Женеве или Париже, в швейцарской деревушке или заснеженной красной Москве; будь за роялем испытанные товарищи по партии — Кедров, Инесса Арманд, Фотиева или известные артисты — Исай Добровейн, Романовский...

«Больше всего любил скрипку...» И в дальней дали прошлого вырисовывается силуэт знаменитой, пронесенной через все полицейские кордоны скрипки Красикова, неизменно певшей на большевистских вечеринках в Женеве. («...Когда П. А. Красиков, вытягивал смычком из своей скрипки чистые, прекрасные звуки Баркаролы Чайковского, Владимир Ильич первый, по окончании игры, бурно аплодировал и требовал во что бы то ни стало повторения»,— вспоминает П. Н. Лепешинский ¹.)

«Любил песню тореадора...» И до над доносятся могучие раскаты баритона С. Гусева (партийные клички — «Нация», «Травин», «Харитон»), пение которого, — подтверждают Н. Крупская, П. Лепешинский, К. Свердлова и многие другие, — так любил Владимир Ильич. А из других воспоминаний всплывает картина праздничной встречи женевскими большевиками Нового, 1904 года, огни уличного карнавала и «Кармен» в оперном театре, на которую в тот новогодний вечер по предложению Ленина

_________

¹ П. Н. Лепешинский. На повороте. Л., Рабочее изд-во «Прибой», 1925, стр. 95.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Сим. Дрейден

На волне революции

Содержание