Выпуск № 3 (304) | 1964 - страница 41

сти и проницательности великого музыканта. Он нашел «ключ» к образу народа в его говоре, в интонациях его языка, в воспроизведении, выражаясь словами композитора, «не одного только настроения чувства, но главным образом настроения речи человеческой». И Мусоргский всем своим существом, всей душой впитывал такие «главные настроения», находя их в народной песне, в народной манере исполнения (сам ведь он записывал русские напевы), в народном говоре. И нашел мелодию, творимую этим говором...

Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что особенности музыкальной речи Мусоргского определяются во многом особенностями мелодического склада с детства ему знакомых псковских напевов. На Псковщине народная культура древняя, исконная, глубинная. И в нее-то, по-моему, уходят корни музыки Мусоргского.

Можно было бы многое сказать о том, как разнообразно преломлял Мусоргский освоенные им пласты русской народной песенности. Взять, например, «Бориса Годунова» — оперу, знаменовавшую после «Сусанина» и «Руслана» новый этап во всей русской музыке. Народ, угнетаемый боярами, нищие, бездомные странники, беглые холопы, бродячие монахи, юродивые, толпящиеся на паперти храма, — как все это правдиво и цельно показано! Какая живость письма, какие русские типы, характеры, лица! Рядом сцены народного гнева, священной ярости народа — «У Василия Блаженного» и «Под Кромами». Как по-новому — грозно и мощно — звучит здесь голос народа. И в этой же опере царь Борис, Пимен, Шуйский, Григорий Отрепьев, Марина Мнишек, Ксения, царевич Федор — конкретные живые люди с неповторимо индивидуальным психическим складом, сложной гаммой чувствований и переживаний.

А «Хованщина»! Ее раскольники, стрельцы и пришлые люди, Марфа и Досифей, Голицын и Хованский! А «Песни и пляски смерти», «Семинарист», «Колыбельная Еремушки», «Сиротка», «Саввишна»! А современники — Подколесин, Кочкарев, Фекла... да, да... эти типы, рожденные в литературе Гоголем, еще живы были во времена Мусоргского! Поистине «универсальным» ключом к художественной правде владел он... И к какому бы жанру он ни обращался, везде сказал он свое свежее слово, везде оставил нам непревзойденные образцы высокого искусства.

И снова я спрашиваю себя: значит, «секрет» воздействия искусства Мусоргского — его стихийный гений, позволивший ему увидеть и услышать то, что не дано было другим, быть может не менее одаренным? Бесспорно, это правда. Но не вся правда.

Наделенный несравненным музыкальным даром, Мусоргский был и глубоким мыслителем, одним из наиболее широко образованных и интеллигентных людей своего времени. Если составить свод из его устных и письменных высказываний по вопросам искусства, то в них обнаружится стройная и продуманная система эстетических воззрений. Эта система была связана с самыми передовыми для той эпохи идеями, с идеями революционной демократии. Известно, в частности, какую громадную роль в творческом развитии Мусоргского сыграло его знакомство с сочинениями французских материалистов, с трудами Дарвина, Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Писарева.

Сам композитор подчеркивал, что в молодые годы ему посчастливилось сблизиться не только с музыкантами, с гениальным Даргомыжским (которого он впоследствии называл «великим учителем музыкальной правды»), Балакиревым, Стасовым, Римским-Корсаковым, но и с «обширным кругом русских ученых и литераторов» и что все это вместе взятое особенно возбудило его «мозговую деятельность... и дало ей серьезное, строго научное направление». Таким образом, мы не ошибемся, если скажем: сила таланта Мусоргского во много крат была приумножена тем, что талант этот получил верное идейно-творческое направление, сознательно был нацелен композитором на утверждение передовых идеалов современной ему эпохи.

Я думаю, что этим объясняются и необыкновенная жизненность произведений Мусоргского и мощное его воздействие на дальнейшее развитие искусства.

Здесь нужно отметить, что еще при жизни композитора творчество его приобрело известность в демократических кругах русского общества, хотя в оценке его и не было единомыслия. Известность эта ширилась после смерти Мусоргского и еще в конце прошлого века стала всемирной. Этому в большой степени способствовали друзья композитора (особенно Римский-Корсаков, Стасов), а также и замечательные русские артисты во главе с Шаляпиным, неустанно и с любовью пропагандировавшие произведения гениального художника...

Особая тема — Мусоргский и советская современность. Музыка его необыкновенно широко зазвучала в нашей стране буквально в первое же послеоктябрьское десятилетие, она становится поистине всенародным достоянием. По моим наблюдениям, с каждым годом все интенсивнее идет процесс внутреннего освоения творчества Мусоргского. Дело тут не в том, однако, чтобы назвать двух-трех или десяток композиторов — «прямых наследников» великого музыканта. Дело в общем стремлении осознать и самостоятельно претворить художественные принципы Мусоргского — познать дух народного творчества, научиться «говорить» на его языке, находить отклик в сердце народа, обращаясь к нему со словами правды и совета, создавать реалистические «портреты», коллективные и индивидуальные, людей своего времени.

Я назвал только некоторые принципы Мусоргского, следование которым характерно сейчас, при всей разности творческих натур, для советских композиторов. Но многое, очень многое на этом пути всем нам еще предстоит освоить.

Думаю, например, что мы недостаточно учитываем опыт Мусоргского в воспитании новых поколений творческой молодежи. Музыканты, окончившие наши консерватории, зачастую просто плохо знают его музыку и, главное, не понимают, что традициям именно такого классического наследия принадлежит будущее в мировом искусстве.

Обращу внимание еще на одно обстоятельство. Жизнь и творчество Мусоргского — это, помимо всего прочего, жесточайшая борьба с академической рутиной, со школьничеством, с догматизмом. У нас часто придают слишком большое, самодовлеющее значение так называемой композиторской технике, вырабатывая ее порой чисто механически! А вот чему учит Мусоргский! Он тоже придавал приобретению музыкальных знаний громадное значение (и в полной мере обладал ими). Но как тесно связано это было с его практическими потребностями творца и, главное, какое внимание он уделял общему интеллектуальному развитию художника-гражданина, о чем уже шла речь? И без преувеличения можно утверждать: попирая школьные догмы, силой своего высокоразвитого интеллекта Мусоргский постигал применимо к своей индивидуальности высшие законы красоты. И усваивал он все много быстрее, чем «первые ученики», и слышал по-иному...

Когда мы обращаемся к традициям наших великих предшественников, в частности к традициям Мусоргского, мы всегда должны помнить не только об их сущности, но и о том, в какой атмосфере они возникали и развивались. Здесь-то и уместно сказать об этической стороне творческой работы Мусоргского и его друзей-единомышленников: Римского-Корсакова, Бородина, Балакирева, Стасова. Мы ни на минуту не имеем права забывать в особенности о том удивительном, трогательном чувстве товарищества, которое царило в их бескорыстных взаимоотношениях. Нельзя об этом думать без волнения, нельзя не добиваться, чтобы и в наших творческих организациях культивировалась такая же атмосфера сплоченности, товарищества и дружелюбия, атмосфера, свободная от групповщины, беспринципности, взаимоугождения... Именно в этом залог расцвета художественного творчества. Оно живет доверием к художнику. Здесь заключен сильнейший импульс, помогающий раскрываться талантам.

Нам следует в своей творческой деятельности жить «по-мусоргскому», и тогда пламенный завет этого великого русского художника — «К новым берегам»! бесстрашно сквозь бурю, мели и подводные камни, «к новым берегам!» — мы воплотим в произведениях, достойных нашей эпохи, нашего народа.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание