Выпуск № 2 (291) | 1963 - страница 56

звать Ташкент музыкальным городом, потому что понятие музыкальный город определяется не только и не столько наличием в нем крупных музыкальных учреждений. Музыкальный город — это прежде всего особая атмосфера горячей заинтересованности музыкой у всех от мала до велика, от простого колхозника и рабочего до ответственных работников республики.

Это толпы народа у театральных и концертных касс в канун очередной музыкальной премьеры и страстные споры по поводу ее на другой день в студенческих общежитиях, в рабочих клубах, просто на улице... Это переполненные концертные залы, множество людей, спрашивающих у входа лишний билет... Это постоянное обсуждение вопросов музыки на страницах газет... Это... Словом, это бьющая ключом музыкальная жизнь, в которой участвует не только небольшая группа музыкантов-профессионалов, а многие и многие люди, любящие музыку. Вот что такое в моем представлении музыкальный город. Можно ли назвать так нашу республиканскую столицу? Нет. Нельзя, потому что эстетическое воспитание народа, его музыкальное просвещение в нашей республике запущено.

Недавно мне довелось сидеть в оперном театре рядом с узбекским юношей, на лацкане пиджака которого поблескивал университетский значок. Весь спектакль он не переставал удивляться, почему на сцене все время поют. Как могло случиться, что человек, проучившийся в Ташкенте пять лет, не имеет представления о таком жанре, как опера? Самое печальное, что это отнюдь не единичный случай.

Я часто бываю в оперном театре и вижу: народу в зале мало. А пойдешь на симфонический концерт, там и того меньше. И дело здесь не только в качестве исполнения, которое, что греха таить, подчас бывает недостаточно высоким. В том-то и беда, что полупустые залы можно наблюдать и на хороших спектаклях, и на превосходных концертах с участием выдающихся гастролеров.

Подобные факты достаточно убедительно подтверждают отсутствие той самой заинтересованности, о которой я говорил выше. И, что самое тревожное, этой заинтересованности нет у самих деятелей музыкальной пропаганды, в частности у руководителей филармонии и театра. Они забыли, что такое активная борьба за зрителя и слушателя, не сумели воспитать свою аудиторию (я не ошибусь, если скажу, что театр не насчитает и ста постоянных посетителей).

Пословица говорит: «Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе». Нечто подобное хочется сказать руководителям театра и филармонии: народ не идет к вам, потому что вы не идете к народу — в студенческие общежития, в заводские цехи, на полевые станы. Разве нельзя организовать в любом из этих мест, скажем, показ фрагментов из новой оперы? Более того, разве нельзя какой-нибудь спектакль целиком вывезти в колхоз? Были ли такие случаи в практике театра? Последнее время что-то не припомню.

Почему так медленно растут у нас ряды любителей симфонической и камерной музыки? Потому, что до сих пор музыкально-лекционная деятельность филармонии в основном ограничивалась рамками стационара, потому, что размах ее никак не отвечает требованиям сегодняшнего дня. «Вербовать» слушателей надо, забираясь в самую гущу народную. Придите с оркестром и солистами прямо на какой-нибудь завод, устройте там концерт в обеденный перерыв да заодно тут же поговорите с людьми, и ручаюсь: они потянутся к вам. Все это не я первый придумал. Справедливость моих слов подтверждается положительным опытом многих филармоний и театров, где такая работа со слушателями ведется из года в год. А у нас почему-то проходят мимо этого опыта.

Между тем в нашей республике, где музыкальные традиции, бытующие в народе, основаны на одноголосии, борьба за массового слушателя очень сложна, требует особой настойчивости, гибкости. Особенно это относится к пропаганде таких сложных жанров, как опера, симфония. Не ясно ли, что массового слушателя необходимо систематически знакомить с лучшими образцами классического наследия и, разумеется, с произведениями советских композиторов. Ведь и у нас в республике есть талантливые авторы, достигшие подлинных высот мастерства, создающие музыку, тесно связанную с народными истоками.

Однако как далеки еще наши деятели музыкальной пропаганды от решения этих животрепещущих проблем! Как скуден и однообразен, например, репертуар Театра оперы и балета им. Навои, афиши которого из года в год пестрят одними и теми же названиями! Показательно отношение руководителей театра к работе с национальными авторами. В репертуаре значится пять национальных опер. Но за некоторыми исключениями театр старается показывать их как можно реже; иное название не увидишь на афишах месяцами. Исчезли из репертуара старые спектакли, шедшие с успехом (например, «Улугбек» А. Козловского), а новых в ближайшем будущем что-то не предвидится.

Мне могут возразить: виноваты-де композито-

ры, вероятно, они мало пишут. Что ж, безусловно есть тут и доля нашей вины. Но, опираясь на свой горький опыт, скажу, что театр по-настоящему не стимулирует нашу работу. Когда ставилась моя опера «Хамза», я, например, не почувствовал со стороны руководителей театра особой заботы о судьбе будущего спектакля, желания сделать все для того, чтобы он получился удачным. Скорее наоборот. Мне кажется, коль скоро коллектив взялся за новое произведение, он не имеет права относиться к нему с холодным сердцем. Встретив однажды равнодушный прием, не всякий автор захочет прийти сюда во второй раз. И не в этом ли равнодушии скрыта причина того, что у театра есть весьма реальная опасность в недалеком будущем остаться узбекским только по названию?

Знают ли узбекские слушатели наши симфонические и камерные сочинения? Смело могу сказать: очень мало знают. Хотя, казалось бы, на симфонический оркестр нам обижаться не приходится. Все, что создается узбекскими авторами в этом жанре, он играет. Но играет, за небольшими исключениями, один раз... на прослушиваниях, организуемых Союзом композиторов. Выходит, и авторы, и оркестр работают, так сказать, для внутреннего потребления. До широких слушательских масс даже наши лучшие работы редко доходят. Впрочем, мы не одиноки, многие произведения советской музыки, в том йисле и достаточно популярные, у нас не звучали. Взять хотя бы Двенадцатую симфонию Д. Шостаковича, которая была сыграна во многих республиканских столицах, кроме Ташкента.

Но вернемся к разговору о пустующих залах. Странное дело! Залы пустуют, а финансовые планы филармонией и театром выполняются подчас даже с превышением. За счет чего же? А это ни для кого не секрет: за счет выступлений ансамблей, пропагандирующих унисонную народную музыку. Правда, в штатах вы таких коллективов не обнаружите. Они создаются по мере надобности: два — три певца плюс несколько исполнителей на народных инструментах (в театре, например, они числятся в штатах оркестра) — и бригада готова. Репертуар ее, как правило, состоит из одноголосных вокальных и инструментальных сочинений, популярных народных песен и наигрышей, чаще всего одних и тех же. Ансамбли унисонной музыки существуют в театре им. Мукими, в Театре эстрады (там их несколько), на радио, во всех областных театрах музыкальной драмы и комедии, где и без того карликовые оркестры (человек 20, не более) вынуждены постоянно выступать в половинном составе, так как остальные музыканты в это время разъезжают по области с унисонной программой. На долю таких бригад приходится большинство концертов в областях и районах. Достаточно часто выступают они и в Ташкенте. Унисонную музыку неустанно пропагандирует и местное музыкальное вещание.

В результате примерно 70% всей музыкальной пропаганды в республике имеет, так сказать, этнографический уклон. С этим нельзя просто не соглашаться, против этого надо решительно протестовать. Разве для того создавал узбекский народ свои музыкальные театры, свою филармонию, чтобы из года в год слушать то, что ему давно известно? Разве таким путем можно привить ему любовь к многоголосному пению, к оперному и симфоническому творчеству? Не это ли та самая консервация элементов национальной культуры, против которой нацелена Программа нашей партии, принятая историческим XXII съездом?

Предвижу каверзный вопрос: «Вы, что же, вообще против пропаганды народной музыки?» Нет, я за. Лучшие образцы фольклора в их чистом, первозданном виде должны звучать и по радио, и на концертной эстраде. Но глубоко неверно противопоставлять их профессиональной музыке, классической и советской. А ведь те, кто пропагандирует преимущественно народную музыку, поступают именно так. Кроме того, ясно, что появление множества наспех сколоченных ансамблей вызвано отнюдь не художественными, а сугубо коммерческими соображениями: так изыскиваются средства на покрытие дефицита, вызванного тем, что многие крупные музыкальные коллективы материально себя не оправдывают. Но не надо быть особо мудрым экономистом для того, чтобы понять всю недальновидность, бесперспективность подобной коммерции. Действуя столь примитивным путем, деятели музыкальной пропаганды по существу рубят сук, на котором сидят, выгадывают рубль, а теряют сотни тысяч. Если бы в свое время они не пошли по линии наименьшего сопротивления, а занялись той самой кропотливой воспитательной работой, о которой я говорил в самом начале статьи, мы бы теперь имели тысячи поклонников серьезной музыки, а при наличии у нас оперного театра и оркестра это миллионы рублей прибыли.

От состояния музыкальной пропаганды зависит не только рост слушателей, но и рост самих музыкантов. Это вещи взаимосвязанные. Какой творческий коллектив сможет нормально развиваться, двигаться вперед, если у него нет насто-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание