Позвольте мне, дорогие друзья, ответить на этот вопрос со своей личной точки зрения.

Тридцать лет прошло с тех пор, как я, берлинский студент, впервые познакомился с трудами Маркса, Энгельса и Ленина и с юношеским воодушевлением принялся за изучение их. Я порвал с буржуазными воззрениями своей семьи и стал коммунистом. Не успев закончить своего образования, активно включился в борьбу против фашизма, гитлеровского режима. На мне лежала ответственность за доставку в Чехословакию подпольной информации о варварских деяниях нацистов в области культуры. Но скоро и моей жизни стала угрожать опасность. Я эмигрировал в Голландию, где работал как пианист, публицист и музыковед. Играл произведения советских композиторов, печатал много статей под псевдонимом (иначе голландское правительство выдало бы меня гитлеровцам).

Когда немецкий фашизм напал и на Голландию, я участвовал в движении сопротивления. Снова, поскольку это было возможно, печатался в подпольной прессе, которая в Голландии 1940–1945 гг. приобрела большой размах и влияние; выступал на нелегальных домашних концертах. В то время занимался я также и композицией. Для подпольных концертов написал несколько фортепьянных пьес на еврейские народные мелодии. Одну из них я назвал «Песней сопротивления».

Это было очень трудное время. Но сознание, что ты принимаешь активное участие в борьбе с темными силами фашизма, придавало тогда невероятные силы и уверенность в победе. И, несмотря на то, что жизнь была в опасности, несмотря на арест и смертный приговор, я увидел свою освобожденную родину. Началась новая жизнь. Нужно было не только землю расчистить от развалин, оставленных войной, но и, что было много трудней, вычистить тот хлам, который оставили в сознании людей три века прусского милитаризма и гнет фашизма. Мне, как и другим немецким музыкантам, вернувшимся из скитаний на родину, предстояло, говоря словами Генделя, «улучшать людей» с помощью нашего прекрасного искусства. Новая обстановка требовала от нас, работников искусства, чтобы мы одновременно были музыкантами — исполнителями и писателями, деятелями культурно-политического фронта и организаторами, публицистами, ораторами и педагогами. Многому мы должны были учиться тут же, на практике. Мне, например, до тех пор никогда не приходилось выступать с речами или руководить высшей школой. Жизнь меня научила. Основным моим занятием было исполнительство. Первое место в моих программах заняли произведения советских композиторов и пьесы композиторов ГДР. Со многими оркестрами я играл «Героическую балладу» Бабаджаняна, Второй концерт для фортепьяно Шостаковича, давал клавирабенды русской и советской музыки. Среди произведений немецких мастеров-классиков я выискивал такие, в которых наиболее ярко выражено патриотическое или революционное содержание, например: Пятый концерт для фортепьяно Бетховена или четыре революционных марша 1849 года Шумана, которых я никогда не слыхал в исполнении других пианистов. Выступая перед рабочей аудиторией, я часто предваряю свое исполнение вступительными разъяснениями. Сознание, что ты ввел новых слушателей в широкий мир музыкальных сокровищ, — одно из прекраснейших переживаний музыканта-исполнителя. Никогда не забуду, как однажды мне довелось играть на весьма посредственном рояле Концерт для фортепьяно Чайковского си бемоль минор в маленьком тюрингенском городке Рула, известном своей часовой промышленностью. Это был первый симфонический концерт, который вообще здесь состоялся. Присутствующие, почти все без исключения, слушали с таким вниманием и сосредоточенностью, какие редко встретишь у избалованной публики большого города.

Но концертирование лишь часть моей деятельности. Переехав из Голландии в ГДР, я сразу

принял на себя обязанности главного редактора журнала «Musik und Gesellschaft», органа Союза немецких композиторов и музыковедов. Несмотря на многие недостатки, журнал стал форумом прогрессивных немецких музыкантов и играет важную роль в музыкальной жизни ГДР.

Кроме того, я продолжаю свою музыковедческую работу. В частности, опубликовал книгу об истории и сущности балета.

Несколько лет тому назад наше Министерство культуры поручило мне ответственную должность ректора Немецкой высшей музыкальной школы в Берлине. С тех пор педагогика стала основным направлением моей деятельности.

Основная задача высших музыкальных школ нашей республики — приблизить процесс обучения к профессиональной практике. На этом пути приходится преодолевать много старых академических привычек. Так, например, студенты по классу рояля изучают исключительно известные классические произведения и не работают над современными сочинениями. Студент-пианист старших курсов не может сыграть известную рабочую песню, настроить рояль...

Наши студенты живут в хороших условиях: получают стипендию, обучаются бесплатно. У них есть уверенность, что, выдержав выпускные экзамены, они получат работу. Наша молодежь знает, что она идет навстречу прекрасному будущему, что она будет жить уже при коммунизме. Она полна оптимизма. Но некоторые не понимают своего счастья... Я думаю, что причины этого нужно искать прежде всего в нас, воспитателях. Все эти годы мы слишком усиленно водили молодежь на помочах, все за нее наперед продумывали, разжевывали.

Мы должны воспитывать самостоятельно мыслящих и действующих людей, способных справиться со все возрастающими запросами практической жизни. Мы должны приучать нашу молодежь к открытой критике, открытому обмену мнениями, к самостоятельному преодолению ошибок в своей среде. Не нужно бояться, если какой-нибудь студент вдруг зашагает не в ногу. Ему должны помочь молодежная организация и мы, старшие, дискутируя с ним терпеливо и доброжелательно. Это сделать гораздо труднее, чем просто применить дисциплинарную меру. Но этот труд окупает себя: устанавливается доверие между студентами и педагогами. Тогда уже по собственной инициативе студенты придут к педагогам со своими проблемами и спросят у них совета и помощи. Безусловно, именно здесь, в расколотом надвое Берлине, мы должны быть очень бдительны и уметь отличать заблуждение от враждебной диверсии, организуемой вражеской стороной. В этом случае мы должны быть беспощадными.

Хотя за истекшие двенадцать лет развитие нашей республики шло быстрыми шагами, нам в нашем нетерпении кажется, что сделано недостаточно много. Но мы глубоко убеждены, что сумеем сохранить мир. Мы утверждаем, что наша молодежь все свои силы отдаст на то, чтобы «улучшать людей» музыкой, и таким образом выполнит завет наших классиков.

Дорогие друзья, мое письмо приобрело очень личную окраску, но я все же надеюсь, что мне удалось в некоторой мере ответить на ваши вопросы. Прошу передать мой сердечный привет советским читателям!

Перевела с немецкого Н. Милицина

*

Монолог Хиндемита

Пауль Хиндемит говорит о музыке очень неохотно. По его мнению, композитор, пишущий или рассуждающий о музыке, изменяет своему призванию, так как ищет читателей вместо слушателей, напоминая «улитку после дождя, выбирающуюся из своего домика в поисках влаги». Это сравнение Хиндемит взял из очень старой, очень важной и, как говорят, очень красивой книги о музыке «Plaine and Easie Introduction» («Простое и легкое введение») Thomase Morley (1597). Впервые оно было процитировано в предисловии к американскому изданию его книги «А Composer’s World» (1951), которая также в 1959 году вышла в немецком издании под названием «Komponist in seiner Welt». Чтобы сравнение было более понятным, Хиндемит добавляет, что «дождем» в этом случае было приглашение прочесть лекции в Гарвардском университете: оно-то и явилось причиной возникновения его книги.

Беседа, записанная В. Поспишилом, опубликована в журнале «Hudebni rozhledy», № 17, 1961 г.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

*

Монолог Хиндемита

Содержание