ненаписанным. Очевидно, надвигавшаяся политическая катастрофа зимы 1932–1933 гг. надолго парализовала творческие силы Шенберга. Бегство от «коричневого варварства» сначала в Париж, а потом в Америку было внешней помехой, препятствовавшей окончанию сочинения. Однако и в 1949 и 1950 гг. Шенберга не покидала мысль об окончании оперы. Незадолго до смерти он писал: «Согласен, чтобы третий акт в крайнем случае исполнялся без музыки, если я не смогу закончить сочинения...»
Возможно, Шенберг испытывал и большие затруднения чисто драматургического порядка, помешавшие ему приступить к сочинению третьего акта... В отличие от первых двух актов, третий акт сценически крайне неблагодарен. В нем всего одна сцена: долгий спор между двумя библейскими героями — Моисеем и Аароном. Однако здесь были и более глубокие причины, очевидно, лежащие в самой концепции произведения.
В конце второго акта Моисей восклицает: «Значит, я побит. Значит, все, о чем я думал, было безумием». В этом слышится откровенное признание неразрешимости противоречия между личностью и обществом с точки зрения замкнувшегося в себе буржуазного художника.
Опера идет в незавершенном виде (цюрихский театр отказался ставить третий акт в виде драматической пьесы). Но незавершенность не вредит цельности произведения: третий акт, будь он написан, возможно, стал бы ненужным привеском.
Уже выбор сюжета оперы из «Ветхого завета» показателен для идейных исканий Шенберга. Сам композитор происходит из еврейской семьи, но восемнадцатилетним юношей он перешел в евангелическую веру. В его ранних сочинениях едва ли заметно увлечение религией. Однако, начиная с «Лестницы Иакова» (1915), у него все чаще сказывается склонность к религиозным мотивам, которые он нередко приукрашивает весьма туманными, метафизическими размышлениями. В «Моисее и Аароне» Шенберг, маскируясь ветхозаветным сюжетом, дает исчерпывающее выражение своих воззрений.
В эмиграции, после 1933 года, он часто обращался к библейским сюжетам (прежде всего в «Коl Nidre» и, незадолго до смерти, в «Новых псалмах»). По такому же пути, хотя и каждый по-своему, пошли Стравинский, Хиндемит, Онеггер и Мийо. Глава «авангардизма» сегодняшней Западной Германии, «электротоник» Карлгейнц Штокгаузен недавно глубокомысленно заявил: «Новая функция музыки может быть только духовной». Если буржуазная культура в эпоху просвещения развивалась под знаком борьбы против религиозных предрассудков, то ныне, в среде буржуазных художников, происходит обратное — отказ от с трудом достигнутого познания объективных истин.
В опере «Моисей и Аарон» три основных героя: Моисей, Аарон и народ. Действие первых двух очень растянутых актов крайне просто: голос из терновника призывает Моисея вывести свой народ из фараонова рабства и через пустыню привести его к «единственному и непознаваемому» богу. Моисей владеет мыслью, но не владеет словом. Поэтому бог озаряет Аарона: он должен стать голосом Моисея. Аарон при помощи ряда чудес показывает народу божественное всемогущество и ведет его в пустыню. Но, пока Моисей отсутствует в течение сорока дней и ночей, Аарон подпадает под влияние маловерного народа. Он создает изображение Золотого тельца. Начинается буйная языческая оргия. Возвращающийся Моисей проклинает изображение тельца и в отчаянии разбивает скрижали. Смысл этого сюжета — противоречие между идеей и словом, между мышлением и делом. Моисей является носителем мысли, которую он не может выразить словами и превратить в действие: «Я люблю свои мысли и живу для них». Между сознанием и бытием зияет непроходимая пропасть. Противоположный полюс — колеблющийся народ, который впадет в чувственное опьянение, если не сделать для него осязаемой мысль об избавлении. Аарон любит народ, «живет для него», следует движению народа, вместе с тем он должен через мысли Моисея привести народ к свободе сознания.
Нелегко следить за идеалистически расплывчатым ходом мысли Шенберга. Для него существуют только метафизические противоположности: чистая мысль и низменная чувственность, идеальная свобода мышления и «рабство безбожия и наслаждений», высокие идеалы и ужасная дейст
вительность. В этих умозрениях смешаны буржуазный идеализм с реакционным богословским аскетизмом, современная метафизика с ветхозаветным символизмом. Примечательно для духовного облика Шенберга ложное понимание народа — он низок, не способен к мысли, отдается только животно-примитивному обжорству, пьянству и разврату, будучи предоставленным самому себе. Народ становится «ревущей», неистовой чернью, если перестает верить своим вождям.
Третья сцена второго акта — танец вокруг «Золотого тельца» с его тремя оргиями — «Оргией пьянства и танца», «Оргией уничтожения и самоубийства» и «Эротической оргией» — центр всего произведения. Своим внушающим отвращение натурализмом эта сцена, по существу, осуждает строй, при котором общество щеголяет моральным опустошением, пьяным сладострастием, распущенностью самых низменных инстинктов. Но, резко осуждая эти отрицательные явления и отождествляя с ними народ, Шенберг в то же время отрицает тот исторический факт, что только самой прогрессивной, мыслящей частью народа — рабочим классом может быть преодолено это состояние и достигнуто построение нового, лучшего общественного порядка.
Первое впечатление, которое оставляет эта опера у внимательного слушателя, — редкая согласованность содержания и формы. Хотя это сочинение по своему жанру ближе к сценической оратории, чем к опере, ибо в центре ее стоит не развитие человеческих характеров, а борьба двух философских категорий, Шенбергу, благодаря умелому построению напряженной драматургии и применению взвинченных экспрессивно-драматических эффектов, удалось создать произведение большой выразительной силы.
Центральное действующее лицо — Аарона — Шенберг обрисовал мелодически — его поет героический тенор; Моисею, олицетворяющему мысль, композитор не позволяет петь, заставляя его только ритмично разговаривать на определенной звуковой высоте. Народ — его отдельные представители или масса — выступает различно: то в мелодекламации, то в унисонном пении, то в сложнейшем многоголосии, причем особое внимание уделяется здесь выражению мрачных эмоций страха, отвращения, ужаса. Оркестр динамически чрезвычайно дифференцирован и очень красочно разработан.
Музыка оперы Шенберга основана на последовательном применении двенадцатитоновой системы: все произведение построено на одном единственном двенадцатитоновом ряде. Очевидно, этим Шенберг стремился музыкально утвердить господство мысли, воплощенное в Моисее. А танец вокруг Золотого тельца в этом звуковом освещении выглядит гораздо более чудовищным, чем если бы чувственное сладострастие подчеркивалось музыкальной пышностью и колористической чувственностью.
Единство идейного содержания и музыкального оформления в «Моисее и Аароне» вместе с тем явно обнаруживает ограниченные возможности такого рода господства мысли в музыке. Недоступная непосвященным сущность двенадцатитоновой серийной техники на поверку сводится всего-навсего к умственному абстрактному конструированию, аэмоциональность которого исключает возможность дальнейшего развития музыки. Серийная техника — последняя грань. Ее диссонантными нагромождениями можно выражать только пугающее, мрачное, безнадежное, внушающее ужас. Эта техника настолько переступает грань нормального восприятия, что у слушателя неизбежно наступает притупление. Поэтому, вероятно, не случайно, что Шенберг в своем позднем творчестве начал отходить от исключительного использования серийной техники.
Опера «Моисей и Аарон» — конечная точка в творческом развитии Шенберга. Ни один путь от нее не ведет в будущее: для изображения прекрасного, радостного, веселого, светлых надежд и бодрости, — а это важнейшие черты нашей новой, социалистической жизни, — средства серийной техники совершенно не пригодны.
Мысль и материя, правда жизни и красота у Шенберга расчленяются в несоединимые крайности. Нам же, людям, участвующим в строительстве нового, лучшего мира, реакционная метафизика этих воззрений остается чуждой. И если нам далек Шенберг, то еще более чуждо и неприемлемо для нас абстрактное звуковое комбинаторство многих его последователей.
Опера «Моисей и Аарон», несмотря на все искренние намерения ее автора, является неоспоримым свидетельством безы
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Опера и современность 5
- «Тропою грома» 14
- Балет о венецианском мавре 24
- Краткие замечания об Одиннадцатой симфонии 35
- На пути освоения героической темы 42
- Сергей Прокофьев 50
- 7. С. Прокофьев на отдыхе 58
- Музыка к фильму «Иван Грозный» 60
- Встречи с Прокофьевым 67
- Из архива композитора 73
- О перспективах народного творчества в СССР 79
- Героический балет 87
- На спектаклях опереточных театров 93
- «Орлеанская дева» в Свердловском театре 97
- Дирижер и певец 100
- Мария Гринберг 107
- Конкурс скрипачей в Познани 109
- О некоторых вопросах музыкального образования 111
- Заметки о чтении с листа 114
- На симфонических концертах. — Камерные вечера. — Выступления пианистов. — Молодые скрипачи. 117
- Перед грузинской декадой 125
- В Малом зале Ленинградской филармонии 126
- Гастроли в Литве 126
- Армянская музыка сегодня 128
- Успехи харьковских композиторов 131
- Белорусский хор 134
- Юго-Осетинский композитор Б. Галаев 135
- Письмо из Мурманска 136
- Художественная исповедь двух композиторов 138
- Музыка современной Греции 144
- Корейские впечатления 147
- Музыкальный сезон в Париже 150
- Реплики и факты 152
- Конкурс имени Джордже Энеску 154
- Новая книга о Верди 155
- Монография об Антоне Рубинштейне 157
- Путеводитель по симфониям Мясковского 160
- Нотографические заметки 161
- Хроника 165