Выпуск № 12 (229) | 1957

чувствуется какого-либо «насилия» над темой. Ее мелодический рост, обогащение ее интонационного строя естественны, напоминают народные приемы варьирования.

В других случаях Шостакович берет из революционных песен отдельные интонации, мелодические фразы («Беснуйтесь, тираны» и «Варшавянка» в финале). Здесь композитор мастерски пользуется разнообразными приемами вариационной и сонатно-симфонической разработки.

Широким потоком разливается в симфонии струя крестьянской песенности (обороты старинных плачей, причитаний во второй части). Звучат также народные речевые интонации — возгласы, стоны.

Важная роль принадлежит и некоторым другим музыкально-бытовым жанрам. Укажу на характерные обороты военной музыки (сигналы и фанфары труб, дробь ударных) или гармонии церковных песнопений (музыка «Дворцовой площади»). Эти бытовые штрихи всякий раз приобретают глубоко обобщающее смысловое значение.

Большая доступность музыки симфонии не стирает примет индивидуального творческого стиля Шостаковича. Они выступают очень явственно, но в новом качестве.

Мы легко узнаем здесь стиль Шостаковича — музыкального драматурга, воплощающего крайнее напряжение социальных и психологических конфликтов, борьбу антагонистических сил. Вновь столкнулись в острой драматической охватке образы света и мрака, человечности и дикой звериной ненависти ко всему живому. В симфонии проявилось и столь характерное для ее автора тяготение к огромным масштабам тематической разработки, к резким контрастам. Если некоторым разделам произведения свойственна необычайная динамичность развертывания музыкальных мыслей, то в других разделах преобладают созерцательность, замедленность музыкального развития.

Форма Одиннадцатой симфонии сочетает традиционность с новаторством. Четыре ее части как будто традиционны: медленное вступление, выросшее до размеров самостоятельного раздела, сонатное Allegro, Adagio и быстрый патетический финал. Но Шостакович трактует эту схему очень своеобразно. Необычно уже то, что все части идут без перерыва (attacca). Трудно вспомнить аналогичный пример во всей мировой симфонической литературе. Важно отметить также большую свободу, изобретательность в построении формы основных разделов симфонии.

Посмотрим, как он строит сонатное Allegro (вторая часть). Здесь есть и главная, и побочная партии; но обе они построены на одной и той же теме. Тема-возглас «Обнажите головы!» сперва появляется перед побочной партией, образуя одну из «боковых» линий «сюжета». Разработка приводит к сокращенной динамически яркой репризе: ее открывает побочная партия, в значительной мере переосмысленная. Далее — эпизод (музыка Дворцовой площади) и генеральная кульминация (сцена расстрела). Тема «Обнажите головы!», сперва возникшая где-то «на втором плане», теперь приобрела решающее значение, стала той кульминационной точкой, к которой устремлено все предыдущее развитие. Последний раздел этого Allegro — заключение, кода, которая одновременно является репризой тематического материала первой части.

Допущенные авторам отступления от строгой сонатной схемы вызваны программным замыслом и вполне органичны.

Одиннадцатая симфония заключает в себе ряд лейтмотивов, переходящих из одной части в другую. Никогда еще Шостакович не пользовался столь многоплановой лейтмотивной системой (за исключением Десятой симфонии, где принцип лейтмотива также имеет большое значение).

К числу сквозных тем Одиннадцатой симфонии относятся тема Дворцовой площади, песня «Слушай!», возглас «Обнажите головы!», сигнальная фанфара из первой части. Повторяя лейтмотив в различных частях симфонии, композитор искусно вплетает его в музыкальную ткань, создает насыщенные полифонические комбинации. Так, фанфара-сигнал властно вторгается в развитие основной темы второй части, а в финале сочетается с темами песен «Беснуйтесь, тираны» и «Варшавянка». Возглас «Обнажите головы!» уже во второй части становится важнейшей лейттемой произведения. Велика ее роль и в финале. Здесь она перевоплощается в трепетный лирический монолог английского рожка. На этой же теме композитор строит величественный апофеоз.

Во многих произведениях Шостаковича стихийная мощь симфонических нарастаний доведена до грандиозных кульминаций; они словно возвышаются над разделами и частями произведения, подобно горным вершинам. Есть такие кульминации и в Одиннадцатой симфонии. Здесь они связаны прежде всего с главной лейттемой («Обнажите головы!»). Одна из кульминаций финала (перед появлением темы Дворцовой площади) построена на унисонном движении струнных, деревянных духовых и валторн. Шостакович нередко пользуется таким унисонным изложением (вспомним генеральную кульминацию в первой части его Пятой симфонии) и придает ему черты декламационного ораторского пафоса. Когда унисон сменяется протянутой гармонией tutti, литавры на звуке fis утверждают ритм темы «Беснуйтесь, тираны».

Для Шостаковича кульминация — это не «точка», но протяженный звуковой пласт, своего рода плато, поднятое над всей остальной музыкой. Такое определение относится и к заключению всей симфонии: в нем на фоне призывного набата дано длительное развитие тем второй части; одна из них расширена и приобрела особенную масштабность, монументальность, другая проводится в быстром движении. Много тактов звучат массивные протянутые гармонии всего оркестра, в то время как ударные продолжают ритмическую линию натиска, штурма.

С первого же прослушивания Одиннадцатой симфонии мы легко узнаем типичные для стиля Шостаковича интонационные обороты, полифонические сплетения, излюбленные им элементы старинных народных ладов (эолийский, фригийский, лидийский и т. п.). Композитор порой усложняет эти лады хроматизмами, «повышенными» и «пониженными» ступенями, что делает звучность терпкой, острой. Начальная тема первой части Одиннадцатой симфонии — пример одного из таких необычных, сложных ладов: это миксолидийский лад с пониженной восьмой ступенью.

Музыка симфонии в целом отмечена тональной определенностью, четкостью ладотональных соотношений, что, несомненно, связано с общей демократической направленностью ее стиля.

Замечательна оркестровка Одиннадцатой симфонии, основанная на глубоко продуманной драматургии тембров. Уже в первой части каждая оркестровая краска имеет глубоко выразительное значение. И струнные, и медные духовые играют con sordine. Их завуалированная звучность в сочетании с глухими ударами литавр, тихим рокотом там-тама придает музыке особый, сумеречный колорит. Вспомним, как тепло, проникновенно, человечно поют струнные в третьей части. Здесь же — в музыке «Дворцовой площади» — звучанию струнных присуща мертвенность: их многоярусные гармонии словно застыли, как будто тембры скрипок, альтов и виолончелей лишились свойственной им эмоциональной теплоты.

Краски оркестра подчеркивают ощущение предрассветной мглы: солнце еще не взошло над Россией.

В последующих частях симфонии обращают на себя внимание огром-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание