Предсъездовская трибуна

СЛОВО К КОМПОЗИТОРАМ

МАРИЭТТА ШАГИНЯН

Для каждого, кто любит музыку и нуждается в ней, как в воздухе, воде и хлебе, съезд и все, что будет решаться на съезде, имеет, конечно, очень большое значение. Я слежу по мере сил за предсъездовской дискуссией, и мне показалось, что о самом главном, требующем особого внимания именно сейчас, в наши 50-е годы, было говорено меньше всего. Ставя вопросы творчества, почти все участники этой дискуссии понимали под творчеством композицию, создание музыки. Ставя вопросы обучения и роста молодых музыкантов, почти все писали о росте и обучении молодых композиторов. Но если сорок лет назад, когда пробудились у нас огромные массы народа, стихийная тяга советских людей к творчеству выразилась в потребности самим создавать (книги, картины, музыку), то сейчас уже необходимо во всей остроте поднять проблему массового культурного потребления искусства, проблему воспитания массового культурного потребителя искусства. Прежде всего потому, что без роста массового требовательного и культурного слушателя, читателя, зрителя уже нельзя двигать вперед искусство. Затем — потому, что при социализме (не говоря уже о коммунизме) потребление культуры становится рядом с производством культуры, поскольку весь народ создает ценности и весь народ сам их потребляет, а значит, и массовое потребление получает функцию основной оценки и критики производимого. И в-третьих, наконец, потому, что новое социалистическое всенародное потребление культуры есть такое же творчество, как и производство культуры; и массовый потребитель искусства, сопровождающий свое потребление оценкой и критикой, — тоже творец, ибо не может не делать этого творчески, как те, кто сочиняют, пишут, рисуют.

Я заглядываю, может быть, слишком далеко, через верхушки годов, которые еще не пройдены, но лучше заглянуть преждевременно, чем опоздать сказать нужное для своего времени.

Мне скажут: а что же вы подразумеваете под «культурным» потреблением и в каких простых словах можно поговорить об этом на съезде?

Отвечу: подразумеваю, во-первых, массовое музыкальное образование, поставленное хорошо в каждой школе, снизу доверху, а для этого — массовую подготовку музыкантов-педагогов с хорошим слухом и вкусом; во-вторых, достаточную для всей страны подготовку специалистов, владеющих инструментом, и не только скрипкой, но и такими дефицитными, как кларнет, гобой, фагот и пр., чтобы в каждом областном городе, каждом районе наш народ мог бы иметь или сам составить свой хороший симфонический оркестр.

До революции общество, потреблявшее культуру, было маленькое, и только верхушка народа имела возможность по-настоящему наслаждаться музыкой. Но обслуживание своего класса было поставлено неплохо, и многое из того, что в прошлом делалось для богачей, мы могли бы сейчас с успехом делать для всего народа. Поглядим на почетные доски в консерватории и одновременно заглянем в ее архивы. Что мы увидим? Кончали консерваторию десятки людей; львиная доля окончивших становилась педагогами, оркестрантами, исполнителями; единицы делались композиторами, но зато такими, чья музыка носила индивидуальные черты, а имя становилось известным далеко за пределами родины. Курорты до революции посещались богачами. Но на каждом курорте имелся симфонический оркестр, и ежедневно в определенные часы хорошую музыку можно было слушать бесплатно. В гимназиях, в закрытых учебных заведениях (особенно в последних) учились преимущественно дети обеспеченных родителей. Но в этих учебных заведениях музыка преподавалась хорошо, а в интернатах — прекрасно.

Я и сейчас помню, как одна пансионерка гимназии Ржевской лет одиннадцати приставала к своему молодцеватому дядюшке с вопросом, что такое написано у него на брелоке. Дядя снял брелок — золотую пластинку с нотной записью, протянул ей и сказал: «а ну-ка, прочти сама». Девочка поглядела на запись — там было всего четыре ноты (соль # — си — нижнее фа # — ми), пропела их про себя и, прыгая, закричала своему дядюшке «я лю-блю вас!» Это, казалось бы, пустой случай. Но он показал умение одиннадцатилетнего ребенка читать ноты, напеть с нот, не фальшивя, и тотчас узнать мелодию из «Евгения Онегина», то есть показал не только знание музыкальной грамоты, но и знакомство со своей оперной классикой. А девочка вовсе не была «музыкантшей» и не готовилась ею стать. Но ей давали такое образование, чтоб она умела, кроме всего прочего, и музыку грамотно слушать и наслаждаться слышанным.

Почему же то, что так хорошо делали в классовом обществе для людей своего класса, мы не делаем хотя бы так же хорошо, если не лучше, в нашем социалистическом обществе для всего народа?

Мы ежегодно выпускаем (и считаем это великой победой для себя) множество композиторов, о творческих путях которых многословно рассуждаем; мы восторженно пишем о симфониях, которые сочинил какой-нибудь второкурсник консерватории (я читала об этом своими глазами в армянской газете «Коммунист»). Но где у нас статьи о музыкальной педагогике в школах, о подготовке учителей, статьи о том, кто и как учит народ музыке, разбор талантливого преподавания на кафедрах фортепиано, скрипки, той же композиции с анализом «школы» и особенностей отдельного преподавания, школы фортепианной игры, школы дирижирования?

Каждый слушатель, например, уже оценил и полюбил волшебный дирижерский жест К. Зандерлинга, вдохновенную игру С. Рихтера, а я не помню что-то, писалось ли у нас в журналах об особенностях дирижирования Зандерлинга, в отличие его, скажем, от Мравинского или

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Предсъездовская трибуна

СЛОВО К КОМПОЗИТОРАМ

МАРИЭТТА ШАГИНЯН

Содержание