Выпуск № 1 (206) | 1956 - страница 31

там дверь, пусть он посмотрит, я не желаю иметь больше дело с таким презренным подлецом». Наконец, я сказал: «И я с вами тоже не желаю больше». — «Так пусть он убирается». — И я, уходя: «Так и порешим; завтра вы получите это в письменном виде». — Скажите же мне, дорогой отец, не сказал ли я все это скорее слишком поздно, чем слишком рано! Теперь слушайте: моя честь для меня выше всего, и я знаю, что и для Вас также.

Из этого рассказа достаточно ясно видно, что Моцарт не только не боялся столкновения, но сам вызвал его. 9 июня в письме к отцу он высказывается еще более откровенно: «Вы знали, что мне и без всякого повода хотелось этого» [подчеркнуто мною. — Г. К.].

В письмах к отцу Моцарт защищает сделанный им шаг. 2 июля 1781 тода он излагает разговор с графом Арко — гофмейстером архиепископа:

«Если бы он знал, как обращаться с талантливыми людьми, это не произошло бы. — "Господин граф, я лучший малый на целом свете, если со мной хороши". — "Да, — сказал он, — архиепископ считает вас архиспесивым человеком" — "Этому я могу поверить, — говорю я, — с ним я действительно таков. Как обходятся со мной, так я и отвечаю. Если я вижу, что кто-то меня презирает и нисколько не ценит, то я становлюсь гордым, как павиан". — Между прочим, заметил он также, поверю ли я, что и ему приходится глотать бранные слова. Я пожал плечами и сказал: "У вас есть свои причины на то, чтобы терпеть, а у меня есть свои причины, почему я не терплю этого"».

Тем временем гнев Моцарта обрушился и на самого графа Арко. 20 июня 1781 года он пишет отцу:

«Что касается Арко, то я изберу в качестве советчиков только свой разум и свое сердце, так что не нуждаюсь в какой-то даме или знатной персоне... Сердце облагораживает человека, и хоть я и не граф, но чести во мне, может быть, больше, чем в ином графе; все разно — слуга или граф — если он меня обругал, значит, он каналья. — Я с самого начала вполне благоразумно представлю ему, как скверно и дурно он сделал свое дело. Но в конце я все же должен письменно заверить его, что он, конечно, дождется от меня пинка в зад и еще пары оплеух. Потому что если меня кто-то оскорбил, то я должен отомстить и если я сделаю не больше, чем он сделал мне, то это будет лишь расплата, а не наказание. И к тому же при этом я сравнялся бы с ним, а, по правде говоря, я слишком горд, чтобы равнять себя с таким глупым бараном».

Моцарт не только был воодушевлен желанием отделаться от архиепископа, которого — по собственному признанию — «ненавидел до бешенства», но и в полной мере осознал значение и достоинство своей личности. И сознание это в глазах Моцарта имеет двойное обоснование: ему хорошо известно, что он музыкант исключительно одаренный и, кроме того, он — гражданин, не подвластный ни одному князю. Еще задолго до столкновения с архиепископом, в то время, когда отец торопил Моцарта занять какую-нибудь должность в Зальцбурге, он выдвинул ряд условий:

— Обергофмейстер не должен говорить мне о музыкальных делах, обо всем, что касается музыки. Потому что придворный не может быть капельмейстером; но капельмейстер будет отличным придворным (письмо к отцу от 9 июля 1778).

Короче говоря, Моцарт проявляет явно скептическое отношение к аристократии, к князьям, даже к императору. Так, он пишет отцу 7 марта 1778 года:

— Вся моя надежда теперь на Париж, ибо немецкие князья сплошь скряги.

А 10 апреля 1782 года Моцарт извещает отца о слухах, будто император хочет его пригласить без предварительных хлопот с его стороны о получении должности. Потому что, пишет композитор, — «если двинуться с места, то сразу получишь меньше жалованья, а император и без того скряга. Если я нужен императору, пусть он заплатит мне, так как одной чести быть у императора мне недостаточно».

Два отрывка из писем, которые мы приводим ниже, доказывают, что подобные замечания вызваны не мимолетным раздражением, а являются результатом глубокого убеждения.

Когда умерла мать Моцарта, он написал своему другу аббату Буллингеру (7 августа 1778):

«...позвольте мне просить Вас о продолжении Вашей драгоценной и достойнейшей дружбы — и, одновременно, чтобы Вы приняли вторично и навсегда мою, в которой я также очень искренно и с добрым сердцем клянусь Вам навеки. Правда, не много пользы она принесет Вам. Но тем искреннее и длительнее будет она. Вы хорошо знаете, что лучшие, истиннейшие друзья, это бедняки. Богачи ничего не смыслят в дружбе!»

7 февраля, того же года Моцарт писал отцу:

«Господин фон Шиденхофен мог бы давно передать мне через Вас известие, что он замышляет вскоре сыграть свадьбу. По такому поводу я сочинил бы для него новые менуэты. Сердечно желаю ему счастья. Но опять это женитьба по расчету, ничего более. Не так хотел бы я жениться; я сам хочу сделать мою жену счастливой, а не устраивать свое благополучие с ее помощью. Господину фон Шиденхофену необходимо было избрать себе богатую жену: на то он и дворянин. Знатные люди никогда не женятся по вкусу и по любви, а лишь для выгоды и всяких побочных целей. Для таких знатных персон совсем не обязательно продолжать любить свою жену после того, что она уже выполнила свой долг и произвела на свет неуклюжего наследника майората. Но мы, бедняки, простые люди, мы не только должны выбрать жену, которую любим, которая нас любит, но мы обязаны, можем и хотим избрать именно такую жену, потому что мы не знатные, не высокого дворянского происхождения, не богачи, мы плохи, мы бедны, мы низкого происхождения; значит, нам не нужна богатая жена, ибо наше богатство умрет только вместе с нами — ведь оно у нас в голове, которую отнять у нас никто не может; разве что нам отрубят голову, а тогда нам ничего уже не надобно».

Итак, чуткий инстинкт подсказал Моцарту то, что было еще недоступно его политическому сознанию: именно «бедные и униженные» люди являются создателями всех ценностей и носителями истинной морали. Ограничимся пока лишь этой констатацией и перейдем к краткому обзору творческого развития великого музыканта.

III

Поразительно ранняя музыкальная зрелость Моцарта — никто из композиторов не может сравниться с ним в этом отношении — могла бы легко отвлечь внимание от еще более изумительного процесса его творческого развития, проходившего на протяжении трех десятилетий.

Мы располагаем точными данными, — по какому поводу и для какой цели создавались произведения Моцарта. В те времена музыку сочиняли не «для вечности» и не для того, чтобы «положить на полку»; произведение обычно заказывалось и заранее оплачивалось (это было правилом, в особенности для крупных сочинений, тем более опер). Но множество произведений Моцарта возникло иначе; так, например, фортепианные концерты композитор писал для себя самого.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание