Выпуск № 1 (206) | 1956 - страница 30

последний — в 1946. Авторы попытались последовательно изучить влияния, воздействовавшие на Моцарта. Обстоятельно, со знанием дела они проследили связи его творчества с музыкой других наций. И все же критические замечания, часто высказываемые в адрес этого исследования, не лишены основания: деление творчества Моцарта на тридцать периодов, нескончаемое перечисление всевозможных влияний (причем влияние славянской музыки оказалось неправомерно обойденным) — все это, конечно, никак не способствует целостной характеристике моцартовского стиля.

Новым незаменимым пособием для изучения творчества Моцарта явилось первое критическое издание его писем, а также писем его родных, подготовленное Людвигом Шидермайером (вышло в 1914 г.).

Когда известный немецкий музыковед Герман Аберт приступил к переработке трудов Отто Яна, он располагал книгами Кехеля, Сен-Фуа и Шидермайера. Благодаря его работе, изданной в 1919–1921 гг., изучение моцартовского наследия поднялось на новую ступень. Г. Аберт старался сохранить положительные стороны монографий О. Яна и Ж. Сен-Фуа, устранив их ошибки: ему представлялось, что О. Ян преувеличивает значение биографических подробностей, а Сен-Фуа — влияний извне. Г. Аберт руководствуется мыслью, что самое важное у Моцарта — это творческая мощь его индивидуальности. С нашей точки зрения Г. Аберт прав, отвергая биографический уклон О. Яна. Но он настолько же неправ, пытаясь представить творчество Моцарта свободным от воздействия политических событий эпохи.

Скромное название «Третьего издания указателя Кехеля» (вышло в 1937 г.) скрывает значительную научную работу немецкого исследователя Альфреда Эйнштейна, давшую много новых исторических материалов. К числу важнейших трудов о Моцарте можно отнести и увлекательную книгу А. Эйнштейна «Моцарт, его характер, его творчество» (изданную в 1945 г. на английском и в 1947 г. на немецком языке).

Невозможно охарактеризовать громадное количество популярных биографий и книг о Моцарте, напечатанных во всех странах мира. Но нетрудно заметить, что некоторые проблемы его жизни и творчества в этой литературе едва затронуты, другие же представлены поверхностно либо даже неверно.

Если рассматривать бессмертное творчество Моцарта, как выражение его эпохи, то в познании его искусства откроются новые богатейшие перспективы. Для буржуазных исследователей кажется парадоксом, что творчество Моцарта связано с его временем и все-таки пережило многие эпохи, что он связан со своим народом и тем не менее принадлежит всему миру. Марксист знает, что иначе и быть не может.

Прежде чем приступить к обзору моцартовых произведений, я хотел бы напомнить о некоторых важнейших чертах его характера.

С самого раннего детства Моцарт отличался поразительной наблюдательностью. В его письмах проявляются острый критический ум, тонкий юмор.

Самосознание молодого Моцарта и его понятия о чести обнаружились во время резкого столкновения с архиепископом зальцбургским, у которого Моцарт состоял на службе. Это произошло в Вене в 1781 году. Часто описывали, как двадцатишестилетний Моцарт отказался от должности «придворного органиста и концертмейстера» и с тех пор жил в Вене в качестве «свободного музыканта». Как правило, значение этого факта биографами смазывается. Между тем Моцарт был первым из выдаю-

щихся художников той эпохи, который отважился в молодые годы жить независимо от придворных и церковных должностей.

Хорошо известно, какой ценой Моцарт оплатил этот шаг. Причины, побудившие его поступить именно так, важны не менее, чем самый факт. Он сам подробно рассказал о них в знаменитом письме к отцу от 9 мая 1781 года:

Мой дорогой отец!

Я весь еще полон злобы, и Вы, мой дорогой, любимый отец, конечно, разделяете это чувство со мной! Долго испытывали мое терпение, наконец оно все же лопнуло. Я уже избавился от несчастья служить в Зальцбурге. Сегодня для меня был счастливый день; слушайте же.

Уже дважды этот — не знаю даже, как я должен называть его, — говорил мне в лицо величайшие дерзости и грубости, о которых я не хотел писать Вам, чтобы поберечь Вас; и только потому, что Вы, мой дорогой отец, всегда были перед моими глазами, — я не отомстил тут же на месте. Он называл меня подлецом, безалаберным парнем, говорил, что я должен убираться вон, — и я терпел все, хотя чувствовал, что не одна лишь моя, но также и Ваша честь тем самым подвергается оскорблениям. Однако же — Вы хотели этого — я молчал. Теперь слушайте: восемь дней тому назад неожиданно пришел ко мне наверх курьер и сказал, что я должен сию минуту съехать с квартиры. Всем другим давали на это день, но только не мне. Итак, я быстро уложил все в чемодан, а старая госпожа Вебер любезно предложила мне свой дом. Теперь у меня здесь красивая комната, я среди услужливых людей, которые помогают мне во всем, что часто бывает необходимо и чем не располагаешь, когда живешь один.

Я назначил свой отъезд на среду (т. е. сегодня, 9-го) с Ordinaire [обыкновенной почтой. — Г. К.]. Но я не мог за это время собрать свои деньги, которые мне предстояло еще получить. Когда я сегодня показался там, камердинеры сказали мне, что архиепископ хочет дать мне с собой пакет. Я спросил, спешно ли это. Они сказали: да, что-то очень важное. — В таком случае, мне жаль, что я не буду иметь счастья услужить его высококняжеской милости, ибо (по вышеприведенной причине) не могу уехать до субботы. Я — вне дома [не живу в архиепископском дворце. — Г. К.], должен жить на свой собственный счет, — стало быть, вполне естественно, что я не могу уехать раньше, чем буду в состоянии сделать это, и никто не станет требовать, чтобы я причинил себе убытки. — Клейнмайер, Молль, Бенеке и два лейбкамердинера признали мою правоту. — Когда я вошел к нему — Nota bene: я должен Вам перед тем сказать, что Шлаукер [один из лейбкамердинеров. — Г. К.] посоветовал мне извиниться, что Ordinaire уже занята, это будет для него более основательной причиной. Итак, когда я вошел к нему, то начало было такое: «Hу, когда же он¹ едет, парень?» — Я: «Я хотел отправиться сегодня ночью, но место было уже занято». Тут пошло одним духом: я самый безалаберный парень, какого он только знает; никто не обслуживает его так скверно, как я; он советует мне убираться сегодня же, иначе он напишет домой, что жалованье будет задержано. Нельзя было слово вставить, точно пожар. Я хладнокровно выслушал все. Он лжет мне в лицо, что платил мне 500 гульденов, назвал меня негодяем, мальчишкой, шутом — о, я не хотел бы писать Вам все. Наконец, когда кровь во мне вскипела, я сказал: «Значит, ваша высококняжеская милость не довольны мной?» — «Что, он хочет угрожать мне, этот шут, о, этот шут! Вот

_________

¹ Старинный оборот немецкой речи; к низшим по положению обращались в третьем лице. — Примечание редакции.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание