Выпуск № 8 (165) | 1952 - страница 27

крепили программные тенденции листовского пианизма в трех сериях «Годов странствований» (куда вошла в переработанном виде и часть пьес «Альбома путешественника»), в «Поэтических и религиозных созвучиях» и т. д.

После 1848 года развивается другая мощная ветвь программного творчества Листа — его программная симфоническая музыка, представленная тринадцатью симфоническими поэмами, двумя симфониями, «эпизодами» из «Фауста» Ленау. Упомянем и широко известную «Пляску смерти» для фортепиано с оркестром, возникшую под впечатлением пизанской фрески Trionfo della morte. Впрочем, и те инструментальные произведения Листа, которые не имеют определенного сюжетного заглавия или развернутой программы (как, например, си-минорная фортепианная соната, концерты для фортепиано с оркестром, некоторые фортепианные пьесы), близко примыкают к программному творчеству композитора.

Известно, что путь Листа как теоретика и практика программности не был легким и гладким. Противодействие педантов и рутинеров было упорным, длительным и ожесточенным. Единомышленников вначале было очень мало. Показательно, что даже Вагнер в своей статье «О симфонических поэмах Листа», несмотря на все комплименты и похвалы по адресу друга, остался все же несколько осторожным и, в сущности, далеким от признания истинной значительности творческого новаторства Листа. Однако убежденность Листа в правильности избранного им пути была непреклонной, и время показало истинную цену этой убежденности. За Листом пошли многие — пошли, конечно, своими дорогами или своими тропинками, но все же отдавая дань творческого уважения ревностному инициатору жанра симфонической поэмы.

Миновало более ста лет со времени возникновения первых симфонических поэм Листа. Ныне опыт мировой музыки в области программных инструментальных жанров чрезвычайно богат и разнообразен, и творческие достижения Листа, а равно и его творческие слабости, выступают для нас с отчетливостью, которая, конечно, была немыслима для его современников.

При оценке программного творчества Листа следует исходить из того факта, что Лист по своим идейно-художественным воззрениям был одним из самых противоречивых композиторов XIX века. Редко в ком действенность так парадоксально сочеталась с фантазерством, огромная просветительская энергия — с социальными и философскими заблуждениями.

Узел противоречий завязался, повидимому, еще в отрочестве. Об идейной подоснове раннего периода жизни Листа биографы не сообщают достаточных сведений. Но вряд ли можно сомневаться, что тенденции религиозной созерцательности уже тогда проникли в сознание ребенка и лишили его непринужденно-целостного восприятия жизни. Этим, повидимому, нужно объяснить и повторявшиеся душевные кризисы, когда Листом овладевала идея покинуть «мирскую» жизнь, принять духовное звание. Религиозная мечтательность наложила свою печать на всю последующую жизнь Листа и во многом стеснила размах его творчества. В его музыке развилась и сложилась характерная проблема «греховности», антитеза соблазнов и искуплений, полярность чувственности и святости. Эта полярность послужила движущим началом своеобразной драматургии ряда произведений Листа. Но она же лишила искусство Листа эмоциональной непосредственности, цельности, придала ему характер внутренней противоречивости, раздвоенности.

Пытливое внимание Листа к сокровищам человеческой культуры сделало его одним из широко образованных людей своего времени. Лист был знаком с различными направлениями художественной и философской мысли, но все же симпатии его определенно склонялись в сторону идеализма. Более того, несмотря на творческое внимание Листа к Данте, Гете, Байрону, Гюго, Гейне, он не мог порвать с романтическим прекраснодушием типа Шатобриана, Сенанкура, Ламартина.

Весьма противоречивым было отношение Листа к освободительному движению его времени. В 1830 году композитор набрасывает эскизы «Революционной симфонии», увлекается сен-симонизмом, приветствует лионское рабочее восстание. Но религиозные черты мировоззрения Листа помешали развиться его революционным симпатиям, придав им абстрактно морализирующий характер. Отвращение к торгашеству капиталистического мира, к де-

нежному мешку буржуазии постоянно проглядывает и в письмах и в статьях Листа. Но романтические иллюзии решительно отвлекали его от того нового, что созревало в революционном движении эпохи.

Не будучи в силах понять бурные противоречия окружавшей его действительности, Лист был вынужден искать иллюзорного выхода, иллюзорной гармонии. И если примиряющий бальзам искусства рисовался ему эстетическим идеалом, то идеал этики он видел прежде всего в личной доброте. И в этих рамках он сумел осуществить свои романтические мечтания и стремления: в истории музыки он остался образцом доброжелательности й благородства, желания и умения великодушно приходить на помощь своим собратьям по искусству, выдвигать молодые дарования, бескорыстно ценить талант в других. Недаром и в творчестве Листа одной из главных стала тема о вознаграждении человеческого и творческого подвига, тема торжества доброго начала.

Велики противоречивые контрасты этого творчества — чувственности и святости, гордыни и смирения, веры в людей и насмешливого скепсиса, порывистой страстности и покорности судьбе. Но самое сильное в Листе — это дар привлечь и покорить слушателя красотой переживаний, обольстить стихией чувства.

Ныне легко указать на глубочайшую ошибку Листа — его попытку отмахнуться от суровых событий действительности, уйти от них, создав призрачный мир добра. Как и многим романтикам, Листу казалось достаточным побороть дурное в человеке, он не видел, что главный источник зла — в социальных условиях, что это зло невозможно осилить ни самоусовершенствованием, ни смирением.

Знакомство в юности с «Фантастической симфонией» Берлиоза послужило для Листа своего рода откровением программной музыки. Однако уже в ранних программных сочинениях Лист отходит от берлиозовских принципов с их постоянной тягой к подчеркнуто реальной звукописи.

В «Альбоме путешественника» формируются характерные тенденции программного творчества Листа. Марш «Лион», посвященный лионскому восстанию рабочих, содержит образцы «героических интонаций» Листа с их несколько принужденной помпезностью (не потому ли, что героическая действенность особенно трудно давалась мечтательной натуре Листа?). Аналогичные черты мы находим и в «Капелле Вильгельма Телля». Примечательны картины природы из этой же серии («Валленштадтское озеро», «На берегу ручья»), в которых созерцательность сочетается с размышлениями. Этот характер программных тенденций Листа приоткрывается в «Женевских колоколах»: звукопись колокольного звона здесь только повод для поэтического образа религиозной мечтательности. Духовный облик молодого Листа особенно рельефно выступает в «Долине Обермана», претворяющей впечатления от популярного тогда романа Сенанкура «Оберман». Тут проявляется столь характерная для Листа томительная «приманчивая сладость» музыкально-поэтических образов, сочетающих затаенную страстность с печалью и сомнениями. Не менее характерны тут и патетически-ораторские черты инструментального речитатива и самая форма, очень умно и расчетливо чередующая драматургические паузы с нарастаниями и «эмоциональными ударами». Типичные образы и интонации «Долины Обермана» оживают позднее и в «Тассо», и в «Идеалах», и в других сочинениях Листа.

В «Альбоме путешественника» еще ярко проявляются черты непосредственного восприятия жизни и природы. С годами Лист все более тяготеет к программному воплощению сугубо сложных и трудно передаваемых музыкой образов — вроде скульптуры Микель Анджело «Мыслитель» («II pensieroso») или картины Рафаэля, изображающей обручение Иосифа и Марии («Sposalizio») .

Это — типические тенденции отвлеченной программности, в которой не потребность реалистического образа, но полет заманчиво расплывающихся впечатлений и воспоминаний руководит композитором.

Принципы программности Листа наиболее ярко и полно раскрылись в его симфонических поэмах и симфониях (возникших в пятидесятые годы). Содержание симфонических поэм разнообразно, но в них нетрудно заметить некоторые объединяющие руководящие идеи. Одна из них — идея страдания и вознаграждения, которой посвящены поэмы «Тассо», «Прометей» и «Мазепа».

Личность Тассо в своих внутренних противоречиях была во многом родствен-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка