весьма своеобразные формы, естественно, непринужденно и наглядно воплощающие тот или иной сюжет. В соответствии с провозглашенным Листом принципом программной музыки как поэтически-сюжетного мышления эти формы разнообразны — они не повторяют друг друга. Упомянем для примера четкое чередование и разработку двух основных идей-образов в поэме «Что слышно на горе», цепную, стройно размыкающуюся и замыкающуюся сюитность-вариационность «Прелюдий», текуче-неделимые переходы типа прелюдии-форшпиля в «Орфее», энергичную фугированную разработку «Прометея».

И вот еще что особенно существенно. Каждой своей поэмой Лист утверждал ту истину, что нет пресловутых «абсолютных» музыкальных форм, что формы программной музыки могут и должны быть одновременно формами, удовлетворяющими нас своей логической стройностью. Этим Лист косвенно доказывал, что и старые формы классического симфонизма отражали не обособленно-специфические «музыкальные законы», но законы процессов самой действительности.

Несмотря на некоторые недостатки, программные формы Листа были явлением во многом подлинно прогрессивным, открывавшим широкие возможности программного симфонического и фортепианного творчества.

Подлинное значение программной музыки Листа наиболее справедливо и полно было оценено русскими композиторами-классиками. Об этом свидетельствуют многие высказывания Стасова, Серова, Балакирева, Кюи, Бородина, РимскогоКорсакова, Мусоргского.

Великие деятели русского музыкального реализма видели серьезные недостатки мировоззрения и творчества Листа. Но для них была ясна и прогрессивность стремлений Листа-художника, стремлений к конкретной сюжетности музыкальных произведений, к обогащению музыки содружеством с живописью, литературой, к творческой свободе, к смелому новаторству музыкальных форм. За это, равно как и за ненависть к рутине, за громадный размах культурной деятельности, за верность высоким гуманистическим идеалам, русские музыканты высоко ценили и уважали Листа. Именно эти положительные стороны прогрессивной творческой деятельности Листа сохраняют свое большое значение и в наши дни.

ОЧЕРКИ НАШИХ ДНЕЙ

Сестры Федоровы

А. Медведев

В переполненном клубе воинской части шел концерт. Выступали ленинградские артисты. Ведущий только что объявил номер и ушел за занавес.

— Потапов! — зашептал он молодому солдату, стоявшему у рубильника. — Включай! Занавес раздвинулся. Из-за боковых кулис на сцену, улыбаясь, вышли четыре девушки в цветных сарафанах, в платочках. Они стали рядом, сложили на груди руки и низко, в пояс, поклонились публике. Их простые, открытые лица — весь их облик сразу расположил к себе сидевших в зале. Стало тихо.

— Кто это? — шепотом спросил Потапов у артиста со скрипкой, только что игравшего на сцене.

— Сестры Федоровы, — ответил скрипач.

Девушка, стоявшая с краю, вздохнула и, чуть подавшись вперед, негромко пропела:

Со-он, мой сон...

Голос ее прозвучал робко, неуверенно, точно пробуя — слышно ли? И вот, в лад первой певице, негромко, но удивительно чисто, вступили остальные:

Счастливый сон,
Воротися, сон, назад...

— Ой, да мне приснилось... — не спела, а проговорила нараспев первая, своим протяжным «ой-ой» сообщив всей фразе оттенок глубокой грусти. И снова, поддержав ее, согласно вступили подруги:

Будто с милой,
Будто с милой я в саду.

— Ой, да будто с милой... — бережно подхватывал голос, а вслед за ним другие вторили еще ласковей и задушевней:

Я в саду
Под черемухой сижу.

Песня воодушевляла девушек. Чуть заметно покачиваясь в такт музыке, глядя поверх публики куда-то вдаль, они словно видели все, о чем пели, переживали песню искренне и горячо.

Ой, да взял ее,
Взял за белы руки.
Я хотел ее поцеловать —

зазвучало громче и радостней.

Забыв обо всем, Потапов слушал сестер. Потапов любил музыку. Он был лучшим запевалой в роте, хорошо играл на баяне, но никогда еще не испытывал такого радостного чувства, как теперь. Давно знакомая песня по-новому трогала и волновала его. Чистые молодые голоса глубоко западали в сердце. Он стоял в напряженной, неловкой позе, крепко сжимая в руках край занавеса. «Что это? — думал он. — Откуда такая красота? Ведь я слушал эту песню не раз...»

— Сон, мой сон... — вновь негромко заводила девушка, и эхом отзывались другие голоса: «Счастливый сон, воротися...» Этот трепетный зов настойчиво повторился еще дважды и замер на словах: «сон, назад...» Улетел, растаял звук, на котором сошлись вместе голоса. С минуту в зале было тихо, а потом, словно спохватившись, все шумно захлопали.

∗ ∗ ∗

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ОЧЕРКИ НАШИХ ДНЕЙ

Сестры Федоровы

А. Медведев

Содержание