говорят о демократических истоках искусства Неждановой. Отсюда и глубокое постижение ею поэтического духа народной песни, сопровождавшей весь творческий путь певицы.

Связь с народом, с родной деревней не порывалась и в дальнейшем. Уже будучи гордостью русской сцены, Антонина Васильевна посещала родные места, запросто встречалась со своими преж нами деревенскими подругами, которые долго не могли привыкнуть к мысли, что их «Тоня» вдруг стала артисткой. Большую роль в формировании творческих принципов Антонины Васильевны сыграли ее первые знакомства с профессиональным искусством. Но это не была итальянская опера, значение -которой излишне преувеличивается в работах, посвященных Неждановой. Сама певица свидетельствует о другом. В своих первых посещениях «серьезных концертов» она «впервые услышала петербургских и московских артистов, от которых была в полном восторге и пению которых старалась подражать» (подчеркнуто мною. — Е. Г.). Антонина Васильевна часто рассказывала, что ее с юных лет пленило «искусство замечательного русского артиста Н. Н. Фигнера». «Именно благодаря ему у меня возникла мысль учиться пению», — пишет Антонина Васильевна в своих «Заметках». При этом Нежданова отмечает, что Фигнер привлекал ее не красотой своего голоса, а выразительностью исполнения, которая «поднималась до таких драматических высот, что оставаться холодной было невозможно». Необычайно увлекало пылкую поэтическую фантазию юной Неждановой и ее первое знакомство с драматическим театром. . Это были спектакли украинской труппы во главе с ее замечательными мастерами сценического реализма — Заньковецкой, Саксаганским, Садовским, Крапивницким и др. Театр производил «потрясающее впечатление» на Нежданову. В течение нескольких дней она не могла притти в себя — «в ушах звучали мелодии, перед глазами проносились образы спектакля».

Народная песня, естественной экспрессией которой было напоено музыкальное сознание Неждановой, в сочетании с впечатлениями реалистического искусства украинских актеров и выразительным пением выдающихся русских певцов — вот откуда берет свои истоки национальная самобытность творчества Неждановой. Она увлекалась и итальянскими певцами, как всегда отдавая должное всему красивому, яркому, талантливому. Но никогда не «подражала» им, а шла своим самобытным путем, верная традициям отечественного реалистического искусства. Об осознанности Неждановой этих традиций говорят ее собственные слова:

«Наиболее выразительным всегда было исполнение русских певцов. Русская вокальная школа сочетала в своем искусстве пластичность итальянской кантилены с огромной эмоциональной силой, свойственной русскому песенному творчеству...

В то время когда Европа была пленена блестящими, но не всегда оправданными колоратурами Доницетти и Беллини, колоратуры в творчестве Глинки уже получали глубоко выразительное значение. Можно ли представить себе арию Антонины из «Ивана Сусанина» Глинки, спетую с блеском оперной арии Доницетти? Конечно, нет! И Людмила Глинки и, особенно, Антонида — чудесные портреты русских женщин, и музыкальный язык их партий пронизан широкой задушевной лирикой, столь свойственной русскому народу.

А. В. Нежданова со своим учеником Г. С. Нестеровым

К сожалению, вокальный стиль лирико-колоратурных партий Глинки не был так глубоко понят предшественницами Неждановой. Если гениальный Петров и Петрова-Воробьева сумели в своем исполнении сразу же выявить новаторское значение образов Глинки, то многие, в том числе и первые исполнительницы партий Людмилы и Антониды, не поднимались до такого уровня. Русские музыканты часто возмущались привнесением итальянской исполнительской манеры в вокальный стиль Глинки. «Порча музыки Глинки исходит именно из итальянских традиций...», писал Н. Д. Кашкин.

И если в образе Ленского русская сцена услышала и увидела подлинного героя Чайковского только с приходом Собинова, если только Шаляпин раскрыл истинный смысл образов Бориса Годунова или Ивана Грозного, так и Нежданова явилась первой настоящей русской Антониной и Людмилой, идеально воплотив в своем пении гениальные творческие находки Глинки. Вот почему молодая певица, впервые выступившая на сцене Большого театра именно в партии Антониды, сразу привлекла к себе внимание передовой русской общественности.

Проникновенный лиризм, сдержанный и чистый, чуждый даже намека на сентиментальность или внешний эффект, душевная теплота, которой была овеяна каждая интонация Неждановой, помогли ей создать незабываемый образ Антониды.

Даже такой требовательный блюститель традиций Глинки, как С. В. Рахманинов, дирижировавший этой гениальной оперой, не мог предъявить Неждановой ни одного упрека. На вопрос Неждановой на репетиции, почему он не делает ей никаких указаний, Рахманинов ответил: «Пойте так же прекрасно, как вы это делали до сих пор».

И не только Антонида — ряд совершеннейших по своей законченности и правдивости лирических образов, в которых вряд ли рискнула бы выступить обычная колоратурная певица, стали шедеврами вокального творчества Неждановой. Московская публика была очарована первым появлением Неждановой в роли Микаэлы. Затем Маргарита, Татьяна, Эльза, Снегурочка, Марфа, Иоланта окончательно заставили признать громадное лирическое дарование Неждановой. «Как артистка Нежданова дает все, что овеяно искренней простотой и настоящим душевным благородством. Не тем бутафорским, к какому прибегают многие актеры, а являющимся результатом хорошо воспитанной души», — писал В. И. Немирович-Данченко. — Это чувство правды в связи с ее чудесным голосом делает Нежданову необыкновенно гармоническим сценическим явлением». Это же восхищает в Неждановой и М. Н. Ермолову, работавшую с певицей над партиями Виолетты и Мими.

Стоит только вслушаться в вокальную декламацию Антонины Васильевны, изумительное по совершенству слияние слова со звуком, музыкальной интонации с психологической, чтобы понять шаляпинскую, подлинно реалистическую основу ее творчества. Никогда в исполнении Антонины Васильевны нельзя было заметить гийертрофию слова, никогда певица не приносила слова в жертву звуку, вокальному эффекту, демонстрации верхних нот. Все вокальные эффекты певица подчиняла выразительности пения, песенности как средству музыкального выражения эмоционального содержания.

Атмосфера народной песенности, в которой формировалось музыкальное сознание Неждановой. воспитала в ней необычайно живое ощущение мелодии, которое определило реалистическую выразительность пения Неждановой. Это умение предельно точно передать мелодический образ делало Антонину Васильевну высоким авторитетом для композиторов. С. В. Рахманинов посвятил Неждановой свой гениальный «Вокализ», и на вопрос певицы, «Почему без слов», композитор ответил: «Ваш голос выразит все... лучше, чем слова». Тот же Рахманинов, затем Гречанинов, Глиэр, Василенко, работая над вокальными произведениями, неизменно обращались к Неждановой за советами.

У меня сохранилась написанная рукой Антонины Васильевны программа последнего в ее жизни открытого концерта, состоявшегося 18 апреля 1940 г. в зале Дома ученых в Москве. Эта программа отражает широчайший диапазон камерного репертуара Неждановой. Здесь и Гендель, и Шуман, и Григ, и Чайковский, и Гурилев, и Аренский, и Дебюсси. Программа первого отделения завершается испанской песенкой «Гвоздика» Вальверде, очень часто и не без пошлости исполняемой эстрадными певцами. Но искусство Неждановой, ее благородная простота и верное ощущение песенности преобразили песенку, приблизили ее к народной основе, очистив от ложных эффектов.

Кажется, что непосредственно к Неждановой адресована гениальная мысль Белинского об отличии подлинно реалистического искусства от искусства ложного пафоса: «В искусстве есть два рода красоты и изящества, так же точно, как есть два рода красоты в лице человеческом. Одна поражает вдруг, нечаянно, насильно, если можно так сказать; другая постепенно и неприметно вкрадывается в душу и овладевает ею. Обаяние первой быстро, но непрочно; второй — медленно, но долговечно; первая опирается на новость, нечаянность, эффекты и нередко странность; вторая берет естественностью и простотой».

Простота и естественность — это то, что каждый слушатель прежде всего отмечал в искусстве Неждановой. Но простота эта является высшей целью и высшей трудностью искусства, которую достигают лишь немногие, но к которой должны стремиться все, кто хочет итти по пути истинного искусства, а не срывать легкие, но быстро увядающие лавры внешнего успеха.

«Когда вместе с залом аплодирует и хор, и рабочие на сцене, и сторожа — вот это значит, что искусство в данный момент исполнило свою первую священную заповедь: оно дошло до души человеческой...», заметил Л. В. Собинов в одном из своих писем¹.

Искусство Неждановой также адресуется непосредственно к человеческой душе. Примеров этому много; но вот один, быть может, наиболее лаконичный и выразительный. Это было в 1919 году. Небольшая бригада артистов Большого театра во главе с Антониной Васильевной, выступая в Вологодской области, посетила село Плющево, славящееся своими мастерами резьбы по дереву и кости. Небольшой сельский клуб, конечно, был набит до отказа; радушно принимали крестьяне С. И. Мигая, С. Н. Стрельцова, певших русские народные песни и арии русских композиторов. Но вот на сцену вышла Антонина Васильевна и запела романсы Шуберта и Шумана. Слушавшие ее из-за кулис артисты и Н. C. Голованов, аккомпанировавший певице, признаются, что были смущены выбором Антониной Васильевной репертуара. Но с первой же фразы, пропетой Антониной Васильевной, присутствующие в зале постепенно, друг за другом, стали подниматься оо своих мест, и все номера Неждановой зрители уже прослушали стоя, в благоговейной тишине. Это было так значительно и торжественно, что и теперь, через 30 с лишком лет, участники этого концерта не могут вспоминать о нем без волнения... Предельная художественная правда искусства Неждановой помогла ей взволновать и потрясти душу русского крестьянина. В этой правде — основа эстетики русского сценического реализма — от Щепкина и Мочалова до Шаляпина и Станиславского. «Увлекать души зрителей собственным увлечением», «поражать их чувства собственным чувством», — вот что требовал от артиста Белинский, считавший, что «актер ...живет жизнью того лица, которого представляет... он страдает его горестями, радуется его .радостями, любит его любовью». Как перекликаются с этими словами великого русского критика высказывания Неждановой о своих сценических переживаниях! «Выступая в опере вместе с Собиновым, я чувствовала, что нас захватывала жизнь изображаемых нами героев, с их радостями и печалями. Казалось, что мы действительно, оба понастоящему, были влюблены друг в друга. В

_________

¹ «Театр», № 2, 1945 г. Заграничные гастроли, стр. 56.