МУЗЫКАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ

Великая русская артистка-патриотка

Е. Грошева

«Учись, любя искусство и радуясь
ему, побеждать все препятствия».

К. Станиславский

Среди множества писем восторженных слушателей Антонины Васильевны Неждановой особенно трогает одно. Несколько тысяч километров шло это письмо от животноводческой базы Петропавловского совхоза на Камчатке, чтобы донести теплые, бесхитростные слова благодарности замечательной певице. Пишет работник совхоза по поручению группы доярок после прослушивания граммпластинок Неждановой: «...Когда поставили Ваши народные песни — то доярки заплакали. ...Они просили меня написать Вам и выразить восхищение и благодарность за Ваше искусство, за то, что тронули их лучшие чувства! Мы все Вас очень любим и гордимся Вами!»

Имя Антонины Васильевны дорого и близко каждому советскому человеку, и это служит лучшим доказательством подлинной народности искусства Неждановой.

Многочисленные факты творческой биографии великой певицы, сотни писем и телеграмм ее искренних почитателей всех возрастов и профессий, опубликованные рецензии и устные воспоминания ее друзей и товарищей по сцене ярко раскрывают огромную силу воздействия искусства Неждановой на слушателей.

* * *

Консерваторские годы Неждановой и ее первые шаги на оперной сцене были отмечены признанием выдающихся деятелей русской культуры, науки и искусства. Среди первых ценителей ее таланта — А. Н. Скрябин, не пропускавший ни одного выступления Неждановой на ученических вечерах консерватории. На этих вечерах завязывается глубокая дружба Антонины Васильевны с великим русским физиологом И. М. Сеченовым и его семьей, не прерывавшаяся вплоть до смерти гениального ученого. Л. В. Собинов — первый из Деятелей Большого театра подал руку дружбы и признания выпускнице Московской консерватории, приняв горячее участие в устройстве ее судьбы на столичной сцене. Ф. И. Шаляпин с редким вниманием отнесся к молодой певице, охраняя ее спокойствие на репетициях. «Перестаньте шуметь,— одернул он как-то не в меру расшумевшихся на репетиции хористов, — не мешайте петь Неждановой! Ведь это, быть может, наша будущая гордость! Наша слава!»

Н. А. Римский-Корсаков, С. В. Рахманинов предназначают для певицы свои вокальные шедевры. Великие мастера русского театра М. Н. Ермолова, К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко с восхищением приветствуют новую восходящую звезду отечественного искусства. Дарит свою дружбу Антонине Васильевне в то время изгнанник царской России, великий пролетарский писатель А. М. Горький — русские песни Неждановой вновь возвращали его в мечтах к далекой, но бесконечно любимой родине... Это признание заслужили, разумеется, не только огромный музыкальный талант Неждановой, ее голос необычной кристальной красоты и благородства тембра, поразительное виртуозное мастерство, блеск и гибкость колоратурных пассажей, предельная чистота дикции — то, что чаще всего отмечается в описаниях искусства великой певицы.

Да, вокальный талант Неждановой был велик, но мир знал много блестящих, виртуозных певиц, и тем не менее пальма первенства была завоевана молодой русской артисткой, как несколько раньше великими русскими певцами Собиновым и Шаляпиным. Не прошло и трех лет после дебюта Неждановой на сцене Большого театра, как к ней уже обращается директор одной из крупнейших оперных сцен мира — миланского театра «La Scala» — с предложением выступить в опере Беллини «Сомнамбула» (к этому времени относится письмо Л. В. Собинова, гастролировавшего в Милане, который указывает, что, кроме Неждановой, никто в Европе не сможет спеть эту труднейшую виртуозную партию). Антонину Васильевну засыпают приглашениями в Берлин, Дрезден, Прагу, Турин, Болонью, Падую и другие музыкальные центры Европы, наконец, в нью-йоркскую «Метрополитен опера». Но артистка отвергает все, в том числе самые заманчивые предложения, сулящие блеск мировой славы и громадные суммы денег. Соглашается Нежданова лишь на ряд спектаклей в парижской Grand-

Opera, на сцене которой она поет в 1912 году Джильду с Титто Руффо и Карузо. И эти кумиры западного слушателя побеждены искусством молодой певицы. Парижская пресса захлебывается от восторга: «Г-жа Нежданова в этой партии достигла идеала, и этим объясняется ее выдающийся успех...».

К чему ни прикасалась Нежданова, она всегда достигала высокого совершенства — от труднейшей оперной партии до романса или песни. Основа безошибочного мастерства певицы таилась в тройственном союзе великого таланта, огромного, настойчивого труда и, главное, что в конечном счете определило значение Неждановой в русском искусстве, — глубочайшего реализма. Художественная правда, оправленная в рамки безукоризненного мастерства, окрыленная активной, целеустремленной творческой волей, — вот то, что поставило Нежданову в ряд великих деятелей русского театра, что сразу же привлекло к ней внимание передовых кругов русского общества, что завоевало ей признание народа.

* * *

В истории отечественной оперной сцены с особой отчетливостью выявилась борьба двух культур — дворянско-помещичьей и демократической; эта борьба обнажила противоречие между стилем и репертуаром, насаждавшимися петербургскими чиновниками в угоду вкусу аристократической верхушки, и народной природой театра, обращен, ного к широким массам. Демократическая сущность оперного театра была подчеркнута еще Чайковским в его широко известном высказывании о причине неудержимого влечения русских композиторов к опере. («Только она одна дает вам средство сообщаться с массами публики... делает вас достоянием не отдельных маленьких кружков, но при благоприятных обстоятельствах всего народа!»). Поэтому и величайшие завоевания русской музыкальной классики в основном тесно связаны с оперной сценой. Огромный общественный резонанс, широчайший диапазон художественного воздействия делали оперную сцену могучим пропагандистом прогрессивных идей русского демократического искусства.

То, что было близко сердцу народного слушателя, что находило доступ к широким трудовым элементам русского общества, к студенчеству, получало особенно горячий и живой отклик. «...Они благодарили за это бешеными аплодисментами, готовые бросить на сцену, к ногам того или другого кумира не только порыжелую студенческую фуражку, но, кажется, и свое собственное сердце. Восторги демократической публики — лучшее сокровище, которым может похвастаться Большой театр...», — писал А. В. Луначарский. Естественно, что эти восторги народный слушатель отдавал подлинно народному искусству. Как в драматическом театре посетители галерки были покорены реалистическим гением Щепкина, Мочалова — «мещанского актера», «актера-плебея», как называет его Белинский, отличая его вдохновенное искусство от аристократически изысканного, но холодного, внешнего мастерства Каратыгина, — так и в опере демократическая публика безошибочно распознавала свое, истинное, народное', великое. ...Шаляпин, Собинов, а вслед за ними и Нежданова получили свое первое признание в широких демократических кругах русской публики, черпая в близости к народу неувядаемую красоту и идейную силу своего искусства.

Об этом с удивительной ясностью и простотой говорит вся жизнь великой артистки, светлое имя которой никогда не умрет в памяти воспитавшего ее народа.

* * *

«В трех верстах от гор. Одессы, в деревне Кривая Балка, живописно расположенной на склоне горы, разделенной посередине «балкой», т. е. большим ущельем, среди белых украинских хаток, на пригорке стоит школа — большой, красивый дом, окруженный садом с вишневыми, абрикосовыми деревьями, кустами сирени и жасмина», — так поэтично и просто начинает Антонина Васильевна рассказ о своем детстве. В этой школе долгие годы учительствовал Василий Павлович Нежданов, отец артистки, обаятельный, жизнерадостный, разносторонне образованный, культурный, художественно одаренный человек. От Василия Павловича и матери своей Марии Николаевны, также народной учительницы, Антонина Васильевна унаследовала музыкальный талант. Отец, еще в бытность свою студентом Педагогического института выучившийся играть на скрипке, затем самоучкой на фортепиано, преподавал в школе, кроме прочих предметов, хоровое пение и организовал хор из крестьянской детворы, пользовавшийся большой популярностью в округе. Мария Николаевна превосходно пела, сохранив до глубокой старости неясного, чистого тембра высокое сопрано. Антонина Васильевна вспоминает, как однажды, уже будучи артисткой Большого театра, она, работая дома, над арией Джильды, несколько раз взяла высокое ми третьей октавыкамень преткновения большинства певиц. И вдруг из соседней комнаты, словно эхо, донеслось такое же ми кристальной чистоты и точности. Это старушка-мать вторила своей дочери.

Трех лет от роду Антонина Васильевна уже проявляла тонкий музыкальный слух и память. Засыпая под нянины сказки, неизменно сопровождавшиеся песнями, девочка при малейшей ошибке, поправляла няню и сама ей подтягивала тоненьким, но верным голоском. Напевы крестьянки-няни, вся песенная атмосфера украинской деревни, сельский хор, руководимый отцом (в этом хоре участвовали все дети Неждановых), народные праздники рано пробудили в Антонине Васильевне музыкальный талант. Семи лет она уже солировала в хоре и была желанной гостьей на крестьянских свадьбах и других торжественных событиях. Но в раннем раскрытии вокального таланта Неждановой не было ничего общего с так называемым «вундеркиндством», гипертрофированным вниманием к развитию одной способности, чем так часто уродуются одаренные дети в буржуазном быту. Щедро одаренная творческая натура Антонины Васильевны с юных лет развивалась гармонично, всесторонне, а главное— естественно, под влиянием простой, здоровой народной среды и обаяния природы. Этим объясняется и высоко развитое у Антонины Васильевны здоровое чувство красоты, отличавшее всю большую творческую жизнь артистки. «С раннего детства меня привлекала красота, проявляющаяся во всем: в природе, в неодушевленных предметах, в людях... ко всему красивому я не могла относиться равнодушно, спокойно», — признается артистка. Все, кто знал Антонину Васильевну, испытывали на себе обаяние этого врожденного