ские друзья Глинки: Лев Пушкин и Н. А. Маркевич, близкие знакомые Рылеева. Н. Маркевич еще в пансионские годы участвовал в журнале «Невский Зритель», руководимом Рылеевым. Живая связь Маркевича с Рылеевым не ослабевала и позднее. «Могу ли я,— писал Маркевич Рылееву незадолго до декабрьского восстания,— хладнокровно читать "Войнаровского" и "Наливайку"? Примите мою и всех знакомых соотечественников благодарность»¹.

Итак, ближайший товарищ Глинки Маркевич был тесно связан с Рылеевым, а Глинка не прерывал дружеских отношений с Маркевичем. Трудно таким образом допустить, что Глинка и Рылеев, имея через общих друзей столько возможностей для знакомства, не встречались лично.

Не приходится сомневаться и в том, что Глинка знал думу Рылеева «Иван Сусанин», напечатанную в 1823 году и пользовавшуюся огромной популярностью. Эта дума Рылеева станет позднее, как будет показано, руководящим источником для оперы Глинки «Иван Сусанин».

Через родственника Глинки, Федора Глинку, и пансионских товарищей, Глебова и Палицына, устанавливается возможность связи Глинки с П. Г. Каховским, к которому тянутся нити и от семьи Новоспасских Глинок.

Так раскрывается конкретное содержание краткой фразы Глинки о том, что среди декабристов были люди ему «очень знакомые...»

Встает вопрос, были ли все эти знакомства только случайными, или Глинку объединяла с декабристским окружением опеределенная общность интересов на почве единых идейно-эстетических устремлений, связанных с новаторскими замыслами Глинки?

Публицисты из декабристского лагеря стремились сформулировать принципы народности как ведущие принципы для русской литературы и поэзии. В этой связи понятен интерес, который будущие декабристы проявили к народной песне. В народной поэзии ценили они глубину народной мудрости и еще больше яркое отражение тягот вековечной неволи, неукротимое стремление к свободе. Известно, что и Рылеев, и Бестужев-Марлинский неоднократно использовали народные напевы для политической пропаганды, создавая собственные тексты на голоса популярных в народе песен².

При всем этом музыкальная природа народных песен еще не была предметом специального изучения. Здесь еще предстояло открыть «новый мир» для создания самобытной русской музыки.

Глинка, начиная с учения в пансионе, постоянно был под воздействием горячей пропаганды идей народного искусства будущими декабристами (Кюхельбекер, позднее Бестужев-Марлинский). Гениальный музыкант еще с детства познал самобытную красоту русской народной музыки. В раскрытии природы народной песенности великий художник, опережая декабристов, стремился уже тогда сказать свое, новое, слово.

Художественное развитие Глинки, нераздельно связанное с изучением народно-песенного искусства, не прекращалось, разумеется, и в пансионские годы. По счастливой случайности, Благородный пансион почти до самого выпуска Глинки находился на окраине Петербурга, в тихой Коломне. О старой Коломне сохранилось немало красноречивых свидетельств. «Здесь, — писал один из современников, — при свете сальной свечи, согнувшись, сидит трудолюбие; в тесной квартирке, обращенной во двор окнами, скрывается огромный талант; в бель-этажах здешних домов не бывает раутов; есть лавки, но нет магазинов, по улицам не только гуляют, но и ходят пешком; здесь встают, когда там еще спят, и ложатся спать, когда там только собираются к вечерним выездам»³.

Весь этот стекавшийся в Коломну со всех концов России трудовой люд, селясь и временно обитая там, по дедову обычаю пел и на работе, и на досуге. Таким образом столичная окраина была для Глинки как бы своеобразной лабораторией, где русская крестьянская пеоня смыкалась с городской. Народная песня раскрывалась перед Глинкой новыми своими сторонами.

В творческой биографии Глинки пансионских лет важно учесть еще одно обстоятельство. В «Записках» Глинка упоминает о посещении им музыкальных собраний у Львовых. Глава дома — Федор Петрович Львов в молодости участвовал в выпуске собрания русских народных песен; собрание это было осуществлено его родичем, выдаю-

^_________

¹ Письмо Н. А. Маркевича к К. Ф. Рылееву, «Русская Старина», 1888, кн. 12, стр. 599.

² Такова, например, написанная Бестужевым и Рылеевым песня «Ах, тошно мне и в родной стороне». По свидетельству современников, Бестужев самостоятельно написал несколько революционных народных песен «на голос подблюдных припевов» (см. Николай Бестужев, Воспоминание о Рылееве. Сборник «Воспомрнанря Бестужевых», М., 1931, стр. 79).

³ Л. Шлионский, Пушкин в Петербурге. Сборник «Пушкинский Петербург», Л., 1949, стр. 63.

А. А. Бестужев (Марлинский)

щимся деятелем XVIII века, знатоком и исследователем народной песни, Н. А. Львовым. По поводу этого собрания участник его, Ф. П. Львов, свидетельствует, что многие народные песни, бытовавшие в ту пору на петербургских окраинах, были, по его словам, записаны «с наших голосов»¹. А в предуведомлении к песенному собранию его главный организатор Н. А. Львов писал: «Можно себе вообразить, какой богатый источник представит сие собрание для талантов музыкальных... и для самых сочинителей опер, какое славное употребление могут сделать они и из самой странности музыкальной, какая есть в некоторых песнях наших... Может быть сие новым каким-либо лучом просветит музыкальный мир. Большим талантам довольно малой причины для произведения чудес...»².

Постоянно посещая в юности дом Ф. П. Львова, Глинка не мог не узнать истории песенного собрания, создававшегося при ближайшем участии Ф. П. Львова, не мог остаться безучастным и к идеям его составителя, который предугадал громадное принципиальное значение русской народной песни для всей отечественной музыки.

Расставшись с пансионом, Глинка, по собственным словам, «много работал на Русские темы». Почти ничего из этих юношеских опытов, к сожалению, не сохранилось. Однако здесь важна самая творческая тенденция Глинки, выдвинувшего уже тогда задачу симфонизации русской песенности (задуманное «в русском роде» Rondo для альтовой сонаты, разработка русского песенного материала в струнном квартете D-dur). Мысль о национально-самобытном русском искусстве является определяющей для Глинки уже с юных лет. Таким образом на самом раннем этапе своего творческого пути Глинка идет в общем русле прогрессивных идей, за которые боролась вся передовая и в первую очередь декабристская Россия.

Наряду с опытами «в русском роде», первые шаги творческой деятельности Глинки преддекабрьского периода ознаменовались созданием романса «Не искушай» на слова «Разуверения» Баратынского. Глинка называет этот романс первым удачным своим произведением, что весьма знаменательно.

Б. В. Асафьев в своей работе «Важнейшие этапы развития русского романса» чутко подметил гражданственный оттенок «печали» в романсе «Не искушай», которая, по его словам, «нашла впоследствии повсеместный отклик именно в те времена (имеются в виду 60-е годы. — Е. К-Н.), когда "печаль" стала тонусом жизнеощущения хотевшей дышать полной грудью разночинной интеллигенции»³.

Но разве только в сознании разночинной интеллигенции 60-х годов начала свое бытие элегия Глинки? Общественный смысл «Разуверения» был несомненно понят гораздо раньше. Едва выйдя из-под пера композитора, романс получил широкое распространение. Глинка сумел гениально обобщить мотив разуверения, охватившего передовую Россию к концу царствования Александра I, когда не осуществилась ни одна из надежд «дней Александровых прекрасного начала» и воцарилась черная реакция. Но в этом разуверении передовых людей не было безнадежности. Общественная мысль питалась непоколебимой верой в светлое будущее народа.

Закрепляя характерные интонации эпохи общественного разочарования, музыка романса Глинки совершенно лишена оттенка безнадежности. Пассивному, элегическому тонусу стихов Баратынского Глинка противопоставил напряженность и динамику второй и заключительной строф романса.

Декабрьское восстание застало Глинку в Петербурге. «Декабря 14, — записывает Глинка,— рано утром зашел к нам старший сын Линдквиста (бывшего у нас инспектором в пансионе) ; мы пошли на площадь... Мы, — продолжает Глинка,— пробыли на площади несколько часов...»⁴.

Даже в наше время непостижимым образом умудряются приписывать Глинке реакционное восприятие декабрьской эпопеи. Так, Б. Загурский во втором издании своей биографической работы о Глинке, вышедшей в 1948 году, оценивая отношение Глинки к 14 декабря на основании его «Записок», повторяет в сущности обветшалую версию о бариче-Глинке, зачисляя его в число «той столичной дворянской молодежи, которая не склонна была ничем нарушать своего беспечного времяпрепровождения»⁵.

Между тем. спустя несколько дней после восстания Глинку вызвали на допрос. У Глинки были более чем основательные причины тревожиться в ту памятную декабрьскую ночь. Теперь известно, что дело обстояло далеко не так просто и невинно, как это изображено в «Записках». Личная связь Глинки с Кюхельбекером была, разумеется, самой грозной уликой; к ней присоединялось знакомство с Бестужевым и другими декабристами. К тайным обществам были причастны родичи композитора (Ф. Н. Глинка, В. А. Глинка) и многие земляки-смоляне. Сопоставляя с этими фактами крайне нервную впечатлительность Глинки, станет понятным его душевное состояние в те памятные дни. И тем не менее Глинка в течение всей жизни продолжал держать прочную связь с прогрессивными силами русского общества. Так, по его собственным словам, он в конце 1840-х годов встречался «с молодыми людьми и литераторами юного поколения, — к сожалению, некоторые из них,— пишет Глинка, — довели себя до беды в течение того же 1849» («Записки», стр. 340). Нетрудно догадаться, что в данном случае Глинка говорит о своем общении с членами революционного кружка Петрашевского. В последние годы вокруг Глинки группировалась демократическая музыкальная молодежь — будущие члены «Могучей кучки».

Непосредственная связь творчества Глинки с декабристами, быть может, ярче всего проявляется в написанном им, но, к сожалению, не coxpaнившемся хоре на смерть героя (c-moll), который композитором отнесен к 1827 году, то-есть к дате, весьма близкой ко времени казни декабристов. Трудно допустить, что это произведение

^_________

¹ Ф. П. Львов, О пении 1834, стр. 45.

² Собрание народных песен с их голосами, ч. 1, 1790. Предисловие «О русском народном пении». 

³ Сборник «Русский романс». Изд. «Academia», М. — Л., 1930, стр. 13.

⁴ М. И. Глинка, «Записки». Стр. 72–73.

⁵ Б. Загурский, М. И. Глинка. Л.— М., 1948, стр. 24.