Научная сессия памяти академика Б. В. Асафьева

26 и 27 января в Центральном доме композиторов состоялась научная сессия, посвященная годовщине со дня смерти академика Бориса Владимировича Асафьева. Сессия была организована Институтом истории искусств Академии наук СССР, где Б. В. Асафьев руководил сектором истории музыки, и Союзом -советских композиторов СССР, председателем которого Б. В. был до дня кон-чины.

Сессию открыл Р. М. Глиэр.

Год тому назад, — говорит Глиэр, — советское музыкальное искусство понесло тяжелую утрату: не стало Бориса Владимировича Асафьева, большого и яркого музыканта-мыслителя, активного общественного деятеля, стоявшего в первом ряду выдающихся строителей советской музыкальной культуры.

Все мы высоко ценили музыкальный авторитет Бориса Владимировича. Именно его единодушно сочли мы достойным почетного избрания председателем Союза советских композиторов.

Р. М. Глиэр говорит о том, что всю свою творческую деятельность Б. В.Асафьев посвятил служению родному искусству.

Р. М. Глиэр подчеркивает исключительно плодотворную научную и композиторскую деятельность Б. В. Асафьева в военные и послевоенные годы, вспоминает его последнее публичное выступление на Всесоюзном съезде советских композиторов, где Б. В. подверг суровой критике формалистическое направление в музыке и призывал советских музыкантов быть ближе к жизни, к народу, служить ему своим творчеством.

Вступительный доклад к научной сессии прочитал академик, директор Института истории искусств Академии наук СССР И. Э. Грабарь, характеризовавший выдающееся значение научной и творческой деятельности Б. В. Асафьева, в развитии советской музыкальной культуры.

— Какой бы темы ни касался Борис Владимирович, — говорит И. Э. Грабарь, — музыки или искусства вообще, науки, техники, далекого или близкого, прошлого, будущего, он всегда возвращался к сегодняшнему, к настоящему, к советской действительности, к советским делам и советским думам. Борис Владимирович ценил сегодняшнее с нежностью влюбленного в жизнь. Это черта, особенно примечательная и редкая у историков искусства.

Борис Владимирович все явления прошлого воспринимал в неразрывной связи с настоящим, оттого так убедительны и увлекательны его наблюдения и суждения. Асафьев, как никто, обладал даром слушания музыки в тот самый момент, когда он ее анализировал, при этом ни на минуту не прерывая ощущения целостности данного произведения, как живого трепетного организма. Отсюда и необычайная верность его суждений. Вот почему классическое наследие для Асафьева не далекая история, а музыка, звучащая сегодня. — Не раз высказывалось мнение, — говорит И. Э. Грабарь, — что Б. В. Асафьев — подлинный хранитель заветов Одоевского, Серова, Стасова. Нет, не только хранитель, но продолжатель, развивающий и углубляющий их идеи.

В заключение И. Э. Грабарь напоминает о днях блокады Ленинграда, когда на долю Бориса Владимировича выпала подлинно героическая роль. Его деятельность в осажденном городе должна служить образцом беззаветного служения Родине, примером самоотверженного патриотизма. Живя в бомбоубежище, при свете коптилки, он продолжал трудиться, сочиняя песни для защитников города Ленина, писал боевые статьи, монументальные симфонии. Именно тогда Асафьев создал свою замечательную книгу о Глинке, первую и пока единственную работу музыковеда, удостоенную Сталинской премии.

Храня в душе светлую память о незабвенном Борисе Владимировиче, пожелаем, чтобы его прекрасная трудовая жизнь и огромный научный и творческий вклад в советскую культуру долгие годы служили неиссякаемым источником изучения, примером подражания, примером честного служения советскому искусству.

Докладом зав. сектором истории музыки ИИИ АН СССР Д. Б. Кабалевского — «Асафьев и некоторые вопросы советского музыкального творчества» открылась серия научных докладов сессии.

В первой части доклада Д. Б. Кабалевский показывает, что даже в ранних статьях, написанных в годы своей активной деятельности в Ассоциации современной музыки, Б. В. Асафьев обнаружил исключительную дальновидность в определении путей развития советского музыкального творчества.

Докладчик рассматривает три проблемы, которые выдвигал Б. В. Асафьев перед советским музыкальным творчеством: проблему связи музыки профессионально-композиторской с музыкой народной, проблему песенности, как основы мелодики, и проблему мастерства. — Все эти вопросы, — говорит докладчик, — тесно переплетаясь, входят важнейшей составной частью в систему музыкально-эстетических воззрений Асафьева.

Необходимость скорейшего преодоления исторически образовавшегося разрыва между музыкой профессиональной и музыкой народной — одна из центральных тем в работах Асафьева о советском творчестве. — Во многих своих статьях, — говорит Д. Б. Кабалевский, — Асафьев призывает советских композиторов учиться у Глинки и других русских классиков умению вникнуть в то, как народ слагал свою музыку, не довольствуясь использованием уже созданного им. К постижению природы родной музыки, к постижению метода народного творчества, как души, как основы основ реалистического искусства, — вот к чему все время призывал Асафьев советских композиторов. Он требовал, чтобы их музыка была подлинно народной, чтобы она была понятной и любимой народом.

Связывая проблему мелодики с проблемой народности языка, вернее, выводя первую из второй, Асафьев приходит к понятию песенности, посвящая множество страниц в самых разнообразных своих работах обоснованию и развитию этого понятия. Асафьев многократно подчеркивает различие между песней, как малой формой, как определенным жанром, и песенностью, как музыкальным мышлением, в присущем народу интонационном строе, с его распевностью и искусством вариантного развития. Мелодия, как песенность, то-есть не абстрактно-инструментальный тематизм, оторванный от народно-песенных исто-

ков, от живой человеческой интонации, и не пассивное нанизывание цитат-попевок из народных песен, а обобщение принципов народно-музыкального творчества, — фактор, без которого немыслимо создание идейно-содержательного и эстетически прекрасного искусства, — вот к чему непрерывно толкал Асафьев нашу композиторскую мысль.

В отличие от формально-технического понимания мастерства, как умения построить складную конструкцию по унаследованным от школьной догматики нормам, то-есть от такого понимания мастерства, которое главенствовало в формалистической эстетике, Асафьев выдвигает иное понимание мастерства, органически связанное со всеми его эстетическими воззрениями.

Мастерство для Асафьева, — это прежде всею чуткое вникание в закономерности слушательскоко восприятия, уменье довести до слушателя с наибольшей убедительностью и ясностью идею, замысел, содержание произведения.

Такая новая, недоступная формалистической эстетике постановка проблемы мастерства, проблемы музыкальной формы рождена, конечно, всем строем нашей новой социалистической жизни, демократичностью ее культуры, массовостью, общенародностыо ее искусства. Нетрудно увидеть, что тезис о доходчивости, доступности искусства для самых широких народных масс, тезис, выдвинутый Великой Октябрьской революцией, нашел свое конкретное выражение в учении Асафьева о мастерстве и музыкальной форме.

Д. Б. Кабалевский заключает свой доклад призывом к глубокому и всестороннему изучению, освоению и развитию наследства Асафьева. Критически подойдя к его работам, мы должны выделить все огромное содержащееся в них богатство положительных, прогрессивных мыслей, поставив их на службу дальнейшему развитию советского музыкального искусства.

С докладом «Б. В. Асафьев и русская «глинкиана» выступила Т. Н. Ливанова, старший научный сотрудник сектора истории музыки НИИ АН СССР.

— Как исследователь Глинки, — говорит тов. Ливанова, — Б. В. Асафьев является прямым наследником и продолжателем классиков русской музыкальной критики.

Б. В. Асафьев в русской «глинкиане» занял совершенно определенную позицию. Это была верность классическому русскому музыкознанию, поднявшему Глинку на щит. Это была воинствующая позиция в отношении модернизма, пренебрегавшего Глинкой и его творчеством.

Докладчик справедливо утверждает, что Б. В. Асафьев по праву может считаться основоположником советской «глинкианы». «Собственно говоря, я не помню, когда бы я не работал над Глинкой», писал о себе Асафьев.

Б. В. Асафьев обращался к Глинке, работая над проблемами связи композитора со слушателем; он обращался к Глинке, когда он, как советский ученый — патриот — новатор, боролся с враждебными формалистическими тенденциями в советской музыке. От Глинки назад, к истокам русской музыки, от Глинки вперед — к советской современности, к строительству новой музыкальной культуры, — таков был путь Б. В. Асафьева — исследователя, музыканта, общественного деятеля.

В 1947 году была издана книга академика Б. В. Асафьева «Глинка», удостоенная Сталинской премии 1-й степени.

Т. Н. Ливанова подробно останавливается на характеристике этой выдающейся работы Асафьева, на тех новых качествах, которые она внесла в советскую «глинкиану». Обобщив в этой книге весь свой многолетний опыт работы над Глинкой, Асафьев опроверг заблуждения музыковедов в том, что Глинка якобы не был подготовлен всем предшествующим развитием русской музыки.

Асафьев восстановил заново Глинку, раскрыл его национальную самобытность, его связь с народом, его основополагающую для русской музыки сущность. В книге о Глинке он отстаивает его творческий метод как высокий, цельный, совершенный, полнее всего проявившийся в «Руслане», центральном произведении Глинки, достойном именоваться явлением музыкального эпоса русского народа; наконец, Асафьев нащупывает связь Глинки с декабристскими кругами и настроениями, с передовыми идеями его времени.

В заключение докладчик характеризует выдающуюся деятельность Б. В. Асафьева как организатора коллективной работы по изучению творчества Глинки в Научно-исследовательском кабинете при Московской консерватории.

В конце первого дня заседания с докладом на тему «Композитор и слушатель, как одна из ведущих тем в работах Б. В. Асафьева о музыкальном творчестве»» выступила старший научный сотрудник Дома-музея П. И. Чайковского в Клину Е. М. Орлова.

«Независимо от того, в каких жанрах творит композитор, стремление к максимальному расширению круга своих слушателей есть обязанность советского художника», — этот тезис, выдвинутый Б. В. Асафьевым на Первом Всесоюзном съезде композиторов, послужил основой доклада.

Тов. Орлова прослеживает на протяжении всего научно-творческого пути Б. В. Асафьева его борьбу за живую связь композиторской музыки со слушателем. «Живая интонация, интонация, вызывающая отзывчивость слушателей, в музыке, как искусстве преимущественно интонационном, — это же проблема извечного омоложения индивидуального музыкального творчества», — говорил Б. В. Асафьев.

В многочисленных работах Асафьева о классиках русской музыки красной нитью проходит мысль о том, что необходимая для расцвета искусства непрестанная связь с народом-слушателем есть одновременно связь с композитором, «имя которому — народ». Выступая на Первом Всесоюзном съезде советских композиторов, Б. В. Асафьев формулировал эту мысль с предельной четкостью: «Насколько правильно и чутко отражает произведение передовые, ведущие идеи нашей современности, насколько глубоко в нем отражены мысли и чувства нашего народа, наконец, насколько оно понятно широким массам слушателей, способно доставить им наслаждение, насколько велика и могуча сила его влияния, — настолько широк круг людей, в сердцах которых оно найдет глубокий и действенный отклик... Кому, как не нам, людям самой демократической в мире страны, стремиться к тому, чтобы создавать произведения во всех жанрах, обращенные к миллионам слушателей...».