Выпуск № 11 (132) | 1949 - страница 37

На борт судна мы попади уже глубокой ночью. Бушевала непогода. Она разыгралась еще тогда, когда мы направлялись к шлюпкам. Порывы ветра валили с ног и итти приходилось ощупью, не выпуская из рук заранее протянутого калы...

Следующим утром штурман проложил на карте курс на юг — к Сахалину, потом в бухту Корсакова, после заходов на промежуточные рейды. В метеосообщениях, передававшихся по радио, было мало веселого. Идти через Охотское море к острову было нельзя — путь преграждали тяжелые льды. Оставалось идти кружным рейсом — через Сангарский пролив, огибая японский остров Хоккайдо. Здесь погода резко изменилась к лучшему. Шутка ли, после леденящих штормов и снежных бурь — полная тишина и 8 градусов тепла! В моем дорожном альбоме сохранились фотоснимки январского концерта, устроенного прямо на палубе корабля: слушатели в тельняшках и без фуражек.

Бережно храню я слова «Флотской песни», написанной поэтом Андреем Сальниковым. Слова эти положил на музыку пианист Д. М. Лернер, мой неизменный спутник в поездке. Хочу привести слова этой песни:

Друзья мои, для вас я запеваю,
Пусть вас согреет песнь моя,
Друзья мои, я часто вспоминаю
Далекие студеные края.
Я помню дни сурового похода,
Я помню путь к Курильским островам,
Я помню, как вы пели в непогоду
Над океаном смелые слова.
И в Москве я, как только встаю,
Вашу флотскую песню пою:
Мне твоя повадка нравится,
Сердце радует она,
Беспокойная красавица,
Своевольная волна.
Горделивая, проворная,
Ты коварна и грозна,
Морякам одним покорная
Океанская волна.
Я помню, как вы бури покоряли,
Я помню вас, герои-моряки,
Я помню, как вы с песнею встречали
В ночном тумане наши маяки.
Друзья мои, для вас я запеваю,
Пусть вас согреет песнь моя.
Друзья мои, я часто вспоминаю
Далекие, студеные края.

Несколько дней спустя мы бросили якорь в бухте Корсакова. Недолгий путь на автомашинах — и мы снова в Южно-Сахалинске.

Здесь мне особенно запомнились два вечера: один, посвященный 110-й годовщине со дня смерти А. С. Пушкина, и другой — памяти М. И. Глинки. У духового оркестра под управлением тов. Фраймовича оставалось достаточно времени, чтобы разучить сложные партитуры арий из опер, написанных на слова великого поэта, и прорепетировать несколько замечательных произведении Глинки. С большой теплотой принимали их слушатели, сердцем чуя силу и величие бессмертных творений.

Был у меня в этот раз в Южно-Сахалинске и совсем необычный концерт. Он был устроен для... японцев. В то время их еще немало оставалось в этом городе. Начался вечер с доклада о внутриполитическом положении Японии. Затем состоялась художественная часть. Я спел несколько русских песен, a закончил выступление специально подготовленной мною к этому вечеру и исполненной на японском языке мелодичной песенкой «Кукольная невеста». Этп было полной и, судя по бурно проявленным восторгам, приятной неожиданностью для публики...

Ярко запомнился мне день выборов в Верховный Совет РСФСР — 9 февраля 1947 года. Я пел в этот день на добром десятке агитпунктов — для работников «Сахалинугля», в одном из санаториев, для студентов и моряков. Особенно большим успехом пользовалась совсем недавно разученная мною песня «Острова Курильские». Хороша ее музыка, написанная руководителем ансамбля песни и пляски тов. Райнарт-Румянцавым, хороши слова поэта-дальневосточника тов. Кежуна. Вот текст этой песни:

Море было бурное,
В море пахло порохом,
Грохотали выстрелы
На краю земли.
Шли дальневосточники
Отбивать у ворога
Острова Курильские,
Южный Сахалин.
Шли дальневосточники
С громкими победами,
Шли за командирами
Дружно, как один,
И огнем очистили
От врага заклятого
Острова Курильские,
Южный Сахалин.
На путях, исхоженных
Прадедами, дедами,
Мы прошли сквозь полымя,
Сквозь разрывы мин.
И в боях прославили
Новыми победами
Острова Курильские,
Остров Сахалин.
В берега скалистые
Бьет волна отвесная
Океана грозного,
Словно исполин.
Но стоят высокие
Острова советские,
Острова Курильские,
Остров Сахалин.

Вскоре я прощался с Сахалином, унося о нем самые лучшие впечатления и мечту снова еще через несколько лет побывать на этом острове.

Дальнейший маршрут концертной поездки охватывал огромную территорию Хабаровского и Приморского краев, Амурской и Читинской областей. Я вновь побывал в Комсомольске-на-Амуре и в Советской Гавани, у горняков, лесорубов, рыбаков.

Я видел знаменитый Райчихикекий угольный бассейн. Его несметные топливные богатства лежат настолько близко от поверхности земли, что уголь добывают здесь открытым способом, не прибегая к постройке подземных шахт. Мощные экскаваторы вскрывают породу и затем огромными ковшами черпают «черное золото» и грузят его ка железнодорожные составы.

Местной партийной организацией руководил тогда Василий Тимофеевич Романов, ныне секретарь городского комитета партии в Комсомольске-на-Амуре. Этот требовательный, взыскательный руководитель, казалось бы, целиком поглощенный сложными организационными, политическими и хозяйственными обязанностями, тронул меня своей глубокой, проникновенной любовью к музыке, тонким знанием ее. Ему хотелось, чтобы концерты прослушало как можно больше людей. И действительно, шефские музыкальные вечера были проведены повсюду, даже в самых отдаленных горняцких поселках.

В моих дальнейших Путевых записях — Владивосток, затем приморская тайга. Помню, как по заснеженной трассе пробирались мы в большой Иманский леспромхоз, затем в селения Калининского района. Крохотные залы здешних колхозных клубов бывали до того переполнены, что нередко во время концерта керосиновые лампы начинали мигать и гаснуть — нехватало кислорода. Приходилось открывать двери, чтобы струя морозного воздуха поддержала огонек в этих примитивных источниках света.

В один из таких переездов всё по тому же Калининскому району после долгих и, увы, обычных мытарств с буксующей и то и дело застревающей в снегу машиной, я почувствовал сильное недомогание и уже подумывал, не отложить ли на несколько дней концерт, назначенный в селе Малиновке. Манило тепло проезжей избы, хотелось обогреться, отлежаться. Здешние люди отрядили по моей просьбе гонца с коротенькой запиской о том, что, мол, московский артист заболел и выступать пока не может. Но нарочный вернулся с ответом, в котором лесорубы и колхозники, что называется, всем миром просили артиста всё же доехать до Малиновки. «Выздоровеете у нас, — говорилось в письме, — а там, когда поправитесь, споете, а мы послушаем. У нас вам будет неплохо». Должен сказать, что уже сама эта записка, такая дружеская и непосредственная, подействовала на меня исцеляюще. К вечеру я был у малиновцев и пел в их колхозном клубе.

Вообще из пятнадцати моих концертов в Калининском районе большинство происходило в общежитиях лесорубов, затерявшихся в глухой тайге, а то и прямо на делянках. Среди многих почетных грамот, отзывов, характеристик, сохранившихся от дальневосточной поездки, я особенно берегу сероватый листок, врученный мне на прощанье районными организациями. Вот что сказано в нем:

«Каждый концерт проходил с исключительной теплотой и по существу заканчивался настоящим народным митингом... Наши простенькие сцены были для вас удобны, а наши зрители — благодарной аудиторией. Народные песни, исполненные вами, дошли до глубины души». Далее шла просьба калининцев к другим столичным артистам тоже навещать Приморье, нести свое искусство в самые отдаленные уголки Родины: «Мы хотели бы, — говорилось в письме, — чтобы этот приезд был началом настоящей столбовой дороги от Большого театра Москвы, от его цветущего искусства до колхозных сел Калининского района».

С Имана я добирался до Комсомольска-наАмуре уже весной. Дальнейший путь к Татарскому проливу и городу Советская Гавань пролегал по тайге, еще хранящей свою первозданную красоту. Перевалив Сихотэ-Алиньский хребет, мы сделали короткую стоянку.

В Советской Гавани я выступал в хорошо знакомой и полюбившейся мне обстановке судовых палуб торгового флота, рыбацких стоянок. Здесь, в водах Татарского пролива, на дне морском покоится легендарное судно фрегат «Паллада», описанный в свое время И. А. Гончаровым. В тихую, ясную погоду, когда успокаивается и светлеет волна, можно различить останки погибшего русского боевого корабля.

Потом снова, на этот раз уже ненадолго — Южно-Сахалинск, Северный Сахалин... Некогда он был островом горя и слез. Сейчас здесь повсюду бурлит жизнь. Мне посчастливилось побывать у сахалинских шахтеров, нефтяников, рыбаков, выступать в концерте для делегатов первой партийной конференции вновь созданной Сахалинской области, состоявшейся в Южно-Сахалинске. Я посетил селения Углегорского района и всюду видел, как оживает Сахалин под советским знаменем, как распрямляет он свои богатырские плечи.

Дальше южный порт Сахалина — Холмск, отсюда морем во Владивосток, затем в Петропавловск-на-Камчатке и, наконец, на расположенные на западном берегу полуострова рыбные промыслы Микояновского комбината. Потом — Хабаровск и Николаевск-на-Амуре. В 1950 году этому городу исполнится сто лет: 6 августа 1850 года адмирал Невельский поднял в устье Амура русский флаг и основал город Николаевск.

На станции Свободной я покинул Транссибирскую магистраль и перешел на автомашину, держа путь к приискам «Амурзолото». Иные из них удалены на многие сотни километров от железной дороги и находятся уже в черте Крайнего Севера. Тем отраднее было чувствовать, что ты в какой-то мере доносишь сюда, в среду этих простых и самоотверженных людей, тепло и свет бесконечно любимой ими столицы.

Минули 33 месяца со дня моего приезда на Дальний Восток. Пора было возвращаться домой. В июле 1949 года я снова был в родной Москве.. Пройдут годы, но я всегда буду помнить моих новых друзей — угольщиков Райчихинска и Сучана, рыбаков Камчатки и Сахалина, лесорубов Имана, золотоискателей и моряков, колхозников и охотников.

Заканчивая свои заметки, мне хочется воскликнуть: Слава человеку, который солнцем счастья озарил всю нашу страну из края в край! Слава родному и любимому Сталину!

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание