Выпуск № 7 (128) | 1949 - страница 8

гомыжского таким образом проявились черты новой эстетики — эстетики критического реализма, учившей, что художник должен изображать «людей обыкновенных, а не приятные только исключения»¹.

Эстетика критического реализма, первым глашатаем которой явился Белинский, находит широкое развитие в трудах революционных демократов последующего поколения — Чернышевского и Добролюбова, в их ожесточенной борьбе с реакционными течениями. Борьба эта, в частности, развертывается и вокруг наследия Пушкина, именем которого представители так называемого «чистого искусства» пытались прикрывать свои антиреалистические и антидемократические позиции. В противовес им, Чернышевский и Добролюбов подчеркивали реализм творчества Пушкина и политическую направленность многих его стихотворений.

И в музыке второй половины XIX столетия наследие Пушкина переоценивается и переосмысливается. Внимание композиторов (прежде всего — оперных) привлекают его трагедия («Борис Годунов» Мусоргского), его историческая поэма («Мазепа» Чайковского), его роман в стихах, названный Белинским «энциклопедией русской жизни» («Евгений Онегин» Чайковского), его реалистическая новелла («Пиковая дама») и, наконец, его замечательные по своей народности сказки (оперы Римского-Корсакова). Наследие Пушкина становится таким образом могучим стимулом для развития русской оперной драматургии.

Но в вокальной лирике второй половины XIX века Пушкин уже не занимает такого исключительного места, как в предшествующий период, деля его с Лермонтовым, Некрасовым, Кольцовым, Фетом, Ал. Толстым и другими. Весьма показательно, например, что у Балакирева, Бородина, Мусоргского и Чайковского мы находим всего по одному пушкинскому романсу.

Однако это свидетельствует не о падении интереса к Пушкину, а о том, что старая традиция «пушкинского» романса уже не удовлетворяла, а новая не сложилась. Пушкинские романсы второй половины XIX века чрезвычайно разнообразны, и даже в пределах балакиревского кружка каждый композитор по-своему решал проблему Пушкина.

Мусоргский, стремясь расширить круг тем и образов в песенном жанре, передать картины из жизни народа, «из его страданий и радостей, из его вседневной, серой, будничной жизни»², обращается к некрасовской «музе мести и печали» или же создает песни на собственные тексты.

Создав на сюжет Пушкина гениальную народную музыкальную драму, решенную в духе передовой эстетической мысли, Мусоргский написал всего одну песню на слова Пушкина (если не считать еще свободного пересказа пушкинского стихотворения в романсе «Ночь»). Для этого единственного произведения композитор выбрал далеко не самое значительное, но зато самое близкое его собственным художественным устремлениям стихотворение («Стрекотунья белобока»), написав на этот текст песню в народном духе.

По одному романсу на пушкинские слова написали Балакирев и Бородин, но каждое из этих произведений является шедевпом в своем роде. «Грузинская песня» Балакирева («Не пой, красавица, при мне») — один из многочисленных примеров реалистической трактовки образов Кавказа в русском искусстве, так отличающихся от условного, стилизованного «Востока» западноевропейских композиторов. Богато орнаментированная мелодия, красочная игра ритмов и тембров в партии фортепиано, — все это отголоски реальных, живых впечатлений от народной музыки Грузии и Азербайджана³.

Особняком в вокальной лирике своего времени стоит романс Бородина «Для

_________

¹ В. Белинский, Взгляд на русскую питературу 1847 года.

² В. Стасов, Двадцать пять лет русского искусства.

³ Заметим, что этому стихотворению Пушкина особенно «посчастливилось» в отношении музыкальной интерпретации (в романсах Глинки, Балакирева, Римского-Корсакова, в популярнейшем произведении Рахманинова). Но и самое стихотворение было рождено музыкальным впечатлением, как об этом рассказывает Глинка в своих «Записках»: «Провел около целого дня с Грибоедовым (автором комедии «Горе от ума»). Он был очень хороший музыкант и сообщил мне тему грузинской песни, на которую вскоре потом А. С. Пушкин написал романс: «Не пой, волшебница, при мне». — Бытующий в наши дни вариант этой песни в записи Л. Аракишвили приводится в книге И. Эйгеса «Музыка в жизни и творчестве Пушкина».

берегов отчизны дальной». Цельность и гармоничность натуры Бородина роднила его с Глинкой, к которому он стоит ближе, чем к кому-либо из композиторов его времени. Романс «Для берегов отчизны дальной» — одно из убедительных к тому доказательств. Это совсем не подражание, не стилизация глинкинской лирики — у Глинки мы не найдем прямых аналогий этой траурной элегии. Но поглинкински (и по-пушкински!) просто и строго развертывается трагическое повествование, полное глубокой, сдержанной скорби. Мелодия, суровая и сдержанная в рассказе о разлуке с любимой, оживает, начинает дышать и звучать в полную силу при воспоминании о былом счастьи и снова застывает и каменеет, повествуя о последней, вечной разлуке. Неповторимое слияние музыки и слова ставит этот романс Бородина наравне с шедевром Глинки — романсом «Я помню чудное мгновенье».

В творчестве Римского-Корсакова лирика Пушкина представлена очень широко, и опять-таки иначе, чем у Балакирева, Мусоргского, Бородина.

Ближе всего к «кучкистской традиции» два ариозо Римского-Корсакова — «Анчар» и «Пророк», в драматической музыке которых, полной сурового, несколько архаического величия, композитор раздвигает обычные пределы романса, используя чисто оперные средства выразительности (черта, весьма характерная для «кучкистов» и неоднократно подчеркиваемая и декларируемая Стасовым). «Анчар» выражает передовые тенденции «кучкизма» не только по средствам выражения, но и по гражданской тематике: стихотворение Пушкина в зашифрованной «экзотическими» образами форме ставит тему протеста против самовластья и деспотизма.

Но эти произведения стоят несколько особняком и среди пушкинских романсов Римского-Корсакова и вообще среди его вокального наследия.

Римского-Корсакова влекли прежде всего классическая стройность и ясность пушкинских элегий («Ненастный день потух», «Медлительно влекутся дни мои») или чистые линии поэтических пейзажей. Но и среди пейзажных стихотворений композитор выбирает прежде всего те, в которых образы природы отмечены печатью элегичности, задумчивого созерцания, «подняты» над повседневными, привычными впечатлениями. Таковы романсы «На холмах Грузии» или «Редеет облаков летучая гряда».

Большинство пушкинских романсов Римского-Корсакова было написано им в 1897–1898 г., в период, когда композитор много думал о задачах русского искусства, о границах новаторства, о тех требованиях, которые предъявляет композитору слушатель. О результатах своих размышлений композитор писал критику С. Н. Кругликову: «Публика, требующая мелодии и более простой гармонии, — права. Она не права там, где она требует пошлости, а, кажется, меня от оной бог избавил и в этом отношении я под ее вкус не подлаживался, а если старался быть ближе к Глинке, то это потому, что Глинка всегда благороден и изящен, помимо прочих своих гениальных качеств. Опроститься — дурное и даже корительное слово, а сделаться проще, естественнее, шире — не мешает и даже необходимо не только мне, а и всем».

Поиски художественной простоты вели Римского-Корсакова к Глинке и Пушкину, и неслучайно размышления композитора об искусстве нашли выражение в его пушкинской опере «Моцарт и Сальери», где мудрствованиям Сальери противопоставлена истинная мудрость простодушного гения. Та же тема размышлений об искусстве звучит и в вокальном цикле «Поэту», обрамленном пушкинскими романсами «Эхо» и «Поэт».

Поиски новой, более простой и естественной манеры художественного выражения увенчались созданием ряда превосходных романсов Римского-Корсакова, среди которых пушкинские следует поставить на самом видном месте. Спокойные, ясные и пластические контуры мелодии (трактованной, как основа музыкального образа), музыкальная декламация, передающая интонационную манеру стихотворения, как единство, а не дробящая его на отдельные фразы, — таков музыкальный облик этих романсов Римского-Корсакова («Редеет облаков...», «Медлительно влекутся дни мои», «Красавица», «Сновидение» и другие).

Привлекавшая Римского-Корсакова в лирике Пушкина тема творчества звучит и в пушкинском романсе Рахманинова «Муза», замечательном своей античной стройностью и спокойной грацией.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание