Выпуск № 7 | 1949 (128)

диться достигнутыми уже успехами. Залогом лучших надежд на будущее служат нам и нынешние, уже стареющие деятели, и блестящие таланты многих молодых музыкантов, появившихся в последнее десятилетие. Они счастливее людей нашего поколения. Они могли вовремя получить обширное, правильное музыкальное образование, в ранней юности отдаться делу, к которому призваны, и без борьбы и колебания сразу стать на подходящую почву.

— Какое значение придаете вы русской музыкальной критике?

— Вследствие некоторых условий, музыкальная и театральная критика приобрели у нас значение и вескость большие, чем в Западной Европе.

— В обществе и печати у нас не прекращаются толки о так называемой «Могучей кучке»; представляют ли что-либо особенное преследуемые ею цели?

— Под словом «кучка» разумели в конце шестидесятых и в семидесятых годах кружок музыкантов, соединенных личной дружбой и тождественностью своих музыкальных вкусов и мнений; душой и головой этого кружка был М. А. Балакирев. Музыканты этого кружка находили отраду и нравственную опору в тесном общении между собой... Враждебность, в которую он поневоле стал по отношению к остальному русскому музыкальному миру, породила представление о борьбе каких-то двух партий, из которых одна была «кучка», или, — как ее назвал, кажется, г. Кюи, — «Новая русская школа», а другая — всё, что вне «кучки». Последняя партия почему-то названа «консерваторской». Это деление на партии представляет какое-то странное смешение понятий, какой-то колоссальный сумбур, которому пора бы отойти в область прошлого. Как пример всей несообразности подобного деления на партии, я укажу на следующий прискорбный для меня факт. По общераспространенному в русской музыкальной публике представлению, я отнесен к партии, враждебной тому из живых русских композиторов, которого я люблю и ценю выше всех других, — Н. А. Римскому-Корсакову. Он составляет лучшее украшение «Новой русской школы»; я же отнесен к старой, ретроградной. Но почему? Н. А. Римский-Корсаков подчинялся в большей или меньшей степени влияниям современности, — и я также. Он сочинял программные симфонии, — и я также. Это не помешало ему сочинять симфонии в традиционной форме, писать охотно фуги и, вообще, работать в полифоническом роде, — и мне также. Это не помешало ему вставлять в свои оперы каватины, арии, ансамбль в старых формах,— и мне (в большой степени) не помешало также. Я много лет был профессором консерватории, — якобы враждебной «новой русской школе», — и Н. А. Римский-Корсаков также! Словом, несмотря на всю разность наших музыкальных индивидуальностей, мы, казалось бы, идем по одной дороге; и я, с своей стороны, горжусь иметь такого спутника. А между тем, еще в самое последнее время, в серьезной, посвященной истории русского искусства книге г. Гнедича я отнесен к партии, враждебной г. Корсакову. Тут есть странное недоразумение, которое принесло и продолжает приносить печальные последствия. Оно смущает правильное понимание публикой совершающихся в области русской музыки явлений, порождает бесцельную вражду... обостряет крайности в том и другом направлениях и, в конце концов, компрометирует нас, музыкантов, в глазах грядущих поколений. Будущий историк русской музыки посмеется над нами, как мы теперь смеемся над зоилами, смущавшими спокойствие Сумарокова и Тредьяковского.

— Признаться, не думал я услыхать от вас этого.

— Вот видите! А почему? Например, Лядова и Глазунова также причисляют к моим музыкальным противникам, а я очень люблю и ценю их дарование.

— Что же, по вашему мнению, необходимо для развития музыкальной жизни в России?

— Многое уже сделано, нужно сделать еще больше. Заслуга наших двух консерваторий очень велика. Они дали возможность многим талантам во-время получить обширное музыкальное образование, они подняли на сравнительно огромную высоту уровень музыкального понимания в интеллигентных сферах; но нельзя не сознаться, что они, до некоторой степени, — насаждения тепличные, искусственно взращиваемые на почве еще мало обработанной. Они похожи на университеты, которые существовали бы в стране без средних и низших учебных заведений. Спрашивается, каким образом прекратить подобное ненормальное положение вещей? Мне кажется, этого можно достигнуть следующим образом. Нужно устроить, как в столицах, так и во всех губернских и больших уездных городах школы, которые соответствовали бы гимназиям; задача этих школ — приготовлять молодых людей к поступлению в высшее учебное заведение — консерваторию. Но чтобы уровень учащихся в консерваториях не был случайным, чтобы туда поступали исключительно лица, призвание которых действительно музыка, следует принимать учащихся и в эти средние школы с самым строгим разбором: искусству может служить лишь человек, одаренный специальным талантом. Нужно также, чтобы широко распространилось и упрочилось обязательное обучение хоровому пению во всех низших учебных заведениях нашего отечества.

— Как вы полагаете, может ли всё это совершиться благодаря исключительно частной инициативе?

— Это равносильно вопросу, пойдет ли хорошо дело русской музыки, если каждый из этих инициаторов по-своему будет разрешать вопрос о музыкальном образовании? Едва ли. Мне кажется, что было бы величайшим благом для русского искусства, если бы правительство взяло в свои руки попечение о всех отраслях его; только правительство имеет столько средств, силы и власти, сколько требует это великое дело. Только с учреждением министерства изящных искусств можно надеяться на быстрый и блестящий рост всех отраслей искусства, только тогда водворятся единство действий, нормальное соотношение и органическая связь между всеми посвященными искусству учреждениями.

Такова сущность взглядов на музыкальное искусство нашего славного композитора, которому мы от души пожелаем дальнейшей плодотворной деятельности на многие годы.

Г. Б.

«Вагнер и его музыка» — неизвестная заметка П. И. Чайковского

ОТ РЕДАКЦИИ: Весной 1891 года Чайковский приехал в Америку, чтобы принять участие в торжествах по поводу открытия в Нью-Йорке нового концертного зала (ныне «Карнеги-Холл»), 25 дней, проведенные великим композитором в Америке, были заполнены репетициями, концертными выступлениями, встречами с американскими общественными и музыкальными деятелями, посещениями нескольких городов и американских достопримечательностей (в том числе и Ниагарского водопада ).

Выступления Чайковского, дирижировавшего своими сочинениями, проходили с триумфальным успехом.

В своем дневнике 19 апреля (1 мая н. ст.) Чайковский сделал заметку: «Сел сочинять статейку для miss Ivy Ross (о Вагнере)».

14 мая (н. ст.) он записывает в дневник, что его заметка о Вагнере произвела целую сенсацию.

С тех пор были предприняты многочисленные попытки разыскать статью Чайковского.

Осенью 1942 года музыковед Г. Вайсток натолкнулся на нью-йоркскую газету «Морнинг Джернал» от 3 мая 1891 года, содержащую статью Чайковского «Вагнер и его музыка».

Статья Чайковского является переводом на английский язык, очевидно, с русского. Таким образом публикуемый впервые на русском языке текст этой статьи является переводом с перевода.

Меня просят высказать для читателей «Морнинг Джернал» мое мнение о Вагнере. Я это сделаю со всей прямотой и откровенностью. Но должен предупредить их, что вижу в этом вопросе две стороны. Первая — Вагнер и положение, которое он занимает среди композиторов XIX столетия; и вторая — вагнеризм. Можно сразу увидать, что, восхищаясь композитором, я питаю мало симпатии к тому, что является культом вагнеровских теорий.

Как композитор, Вагнер несомненно одна из самых замечательных музыкальных личностей во второй половине этого столетия, и его влияние на музыку огромно. Он был одарен большой силой музыкального воображения, он открыл новые формы своего искусства; он нашел пути, неизвестные до него; он был, можно сказать, гением, стоящим в германской музыке наряду с Моцартом, Бетховеном, Шубертом и Шуманом.

Но, по моему глубокому и твердому убеждению, он был гением, следовавшим по ложному пути. Вагнер был великим симфонистом, но не оперным композитором. Если бы вместо того, чтобы посвящать свою жизнь музыкальной иллюстрации в оперной форме персонажей из германской мифологии, этот необыкновенный человек писал симфонии, то мы, возможно, обладали бы шедеврами, достойными сопоставления с бессмертными творениями Бетховена.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет