МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

Забытое интервью с П. И. Чайковским

ОТ РЕДАКЦИИ: Публикуемая забытая «Беседа с П. И. Чайковским» содержит чрезвычайно интересные и содержательные высказывания композитора по самым разнообразным музыкальным вопросам. Во многом эти высказывания существенно дополняют уже известные суждения Чайковского.

«Беседа с П. И. Чайковским», записанная некиим Г. Б., была напечатана в № 2 журнала «Петербургская жизнь» за 1892 год, 12 ноября, и с тех пор не только не перепечатывалась, но и не упоминалась и не цитировалась в обширной литературе о композиторе. Беседа публикуется в сокращенном виде. Примечания к тексту принадлежат редакции.

В настоящее время знаменитый наш композитор, Петр Ильич Чайковский, находится в Петербурге¹, где в непродолжительном времени на сцене Мариинского театра будут поставлены его новые произведения: одноактная опера «Иоланта» и двухактный балет «Щелкунчик»². Мы имели случай беседовать с П. И. Чайковским и им было высказано так много интересного и ценного для лиц, горячо любящих искусство, что мы считаем весьма уместным изложить печатно, с любезного разрешения П. И., содержание этой беседы.

Отметим прежде всего одну особенность: П. И. отличается редкою скромностью и необыкновенно кратко и сдержанно говорит о себе. Всегда спокойный и мягкий, он сильно оживляется, говоря о музыке, и в его словах чувствуется неподдельное увлечение и безграничная преданность дорогому искусству.

Первый вопрос, предложенный нами П. И., касался, конечно, его самого.

— Где вы, обыкновенно, живете?

— Я проживаю в усадьбе близ г. Клина, но веду жизнь скорее кочующую, особенно в последние десять лет.

— В какое время вы работаете?

— Для работы я удаляюсь в свое клинское убежище или в какой-нибудь тихий заграничный уголок, причем веду отшельническую жизнь. Работаю я от 10 ч. утра до часу пополудни и от 5 до 8 ч. вечера. Поздним вечером или ночью я никогда не работаю.

— Интересно было бы знать: как зарождаются в вас музыкальные мысли?

— Моя система работы чисто ремесленная, то есть абсолютно регулярная, всегда в одни и те же часы, без всякого к самому себе послабления. Музыкальные мысли зарождаются во мне, как только, отвлекшись от чуждых моему труду соображений и забот, я принимаюсь за работу. Большинство мыслей, впрочем, возникает во мне во время моих ежедневных прогулок, причем, в виду необыкновенно плохой музыкальной памяти, я ношу с собой записную книжку.

— Существует мнение, что композитору в наше время трудно дать что-нибудь действительно новое, не повторяя до известной степени высказанного уже ранее великими мастерами музыкального искусства.

— Нет, это не так. Музыкальный материал, то есть мелодия, гармония и ритм, безусловно неисчерпаем. Пройдут миллионы лет, и если музыка в нашем смысле будет еще существовать, то те же семь основных тонов нашей гаммы, в их мелодических и гармонических комбинациях, оживляемые ритмом, будут все еще служить источником новых музыкальных мыслей.

— Какой род музыки вы предпочитаете — оперный или симфонический?

— Tous les genres sont bons excepte le genre ennuyeux³. И тот, и другой род музыки дали нам одинаково великие образцы.

— Все ожидают появления на здешней сцене «Иоланты». Почему вы выбрали именно этот сюжет?

— Восемь лет тому назад мне попала в руки книжка «Русского вестника», в которой была помещена одноактная драма датского писателя Генриха Герца, в переводе Ф. Миллера, под наз-

_________

¹ Чайковский приехал в Петербург 27 октября/8 ноября 1892 года и пробыл там до 12/24 декабря.

² Первое представление «Иоланты» и «Щелкунчика» состоялось 6/18 декабря 1892 года 1892 года. Оперой дирижировал Э. Ф. Направник, балетом — Р. Е. Дриго.

3 «Все жанры хороши, за исключением скучного» — известные слова Вольтера.

ванием «Дочь короля Рене». Сюжет этот очаровал меня своей поэтичностью, оригинальностью и обилием лирических моментов. Я тогда же дал себе слово когда-нибудь положить его на музыку. Вследствие различных препятствий, лишь в прошлом году я мог осуществить свое решение.

— Как довольны вы исполнением ваших опер на Мариинской сцене в настоящее время сравнительно с прежним?

— Общее исполнение, ансамбль, так же хорош теперь, как и в прежнее время, и это объясняется очень просто: на дирижерском месте красуется все тот же несравненный Э. Ф. Направник. Что касается сценической обстановки, то смешно даже сравнивать теперешние блеск, роскошь и прекрасный вкус с тогдашней сравнительной бедностью. Режиссерская часть в настоящее время поднялась также очень высоко и, быть может, ни на одной столичной сцене в Европе не найти такой тщательности, такой полной обдуманности в подробностях, такой жизненности и осмысленности игры в хоровых массах.

— У вас, конечно, есть любимые музыкальные авторы, которых вы предпочитаете другим?

— Мне было шестнадцать лет, когда я услышал впервые «Дон Жуана» Моцарта. Это было для меня откровением: я не в состоянии описать подавляющую силу испытанного мною впечатления. Вероятно вследствие этого обстоятельства, из всех великих композиторов я наиболее нежную любовь питаю к Моцарту. Мне кажется, что испытанные в годы юности художественные восторги оставляют след на всю жизнь и имеют огромное значение при сравнительной оценке нами произведений искусства даже в старческие годы. Такою же случайностью я объясняю то, что из всех существующих опер, после «Дон Жуана», я наиболее люблю «Жизнь за царя» — именно «Жизнь за царя», а не «Руслана»! — и «Юдифь» Серова. Последняя опера была впервые дана в мае 1863 года, в чудный весенний вечер. И вот наслаждение, доставляемое мне музыкой «Юдифи», всегда сливается с каким-то неопределенным весенним ощущением тепла, света, возрождения!

— Что вы думаете о современном состоянии музыки на Западе и о будущем ее?

— Мне кажется, что музыка в Западной Европе переживает какой-то переходный фазис. Вагнер долгое время был единственным крупным деятелем германской школы. В каком-то величавом одиночестве стоял этот гениальный человек, от подавляющего воздействия которого не ушел ни один из европейских композиторов второй половины нашего столетия; и, как при жизни его, так и теперь, не было и нет никого, кто бы мог заместить его. Есть, правда, в Германии весьма уважаемый и ценимый композитор Брамс, но культ Брамса носит скорее характер протеста против излишеств и крайностей вагнеризма. При всем его мастерстве, при всей чистоте и серьезности его стремлений, Брамс едва ли внес в сокровищницу немецкой музыки вклад вечный и ценный. Можно, конечно, назвать еще двух-трех выдающихся немецких композиторов: Гольдмарка, Брукнера, молодого Рихарда Штрауса; можно, пожалуй, упомянуть о Морице Мошковском, действующем, несмотря на свое славянское имя. в Германии; но, в общем, в классической стране музыки замечается какое-то оскудение талантов, какие-то мертвенность и застой. Жизнь кипит только в Байрейте, в центре вагнеровского культа, и, как бы мы ни относились к музыке Вагнера, но отрицать ее силу, ее капитальное значение и влияние на все современное музыкальное искусство — невозможно.

— А другие страны?

— До самого последнего времени искусство в Италии находилось еще в большом упадке. Но мы, повидимому, присутствуем при заре возрождения его. Появилась целая плеяда молодых талантов, и из них Масканьи обращает на себя, по всей справедливости, наибольшее внимание. Напрасно думают, что колоссальный, сказочный успех этого молодого человека есть следствие ловкой рекламы. Сколько ни рекламируй произведение бездарное или имеющее лишь мимолетное значение, ничего не сделаешь и уж никак не заставишь всю европейскую публику просто захлебываться от фанатического восторга. Масканьи, очевидно, человек не только очень даровитый, но и очень умный. Он понял, что в нэстоящеее время повсюду веет духом реализма, сближения искусства с правдой жизни, что Вотаны, Брунгильды и Фафнеры не вызывают, в сущности, живого участия в душе слушателя, что человек с его страстями и горестями нам понятнее и ближе, чем боги и полубоги Валгаллы. Судя по выбору сюжетов, Масканьи действует не в силу инстинкта, а в силу глубокого понимания потребностей современного слушателя. При этом он не поступает, как некоторые итальянские композиторы, старающиеся по возможности более походить на немцев и как будто стыдящиеся быть детьми своего отечества; он с чисто итальянской пластичностью и красивостью иллюстрирует избираемые им жизненные драмы, и в результате получается произведение почти неотразимо-симпатичное и привлекательное для публики. Много жизни и движения вперед замечается и во Франции, которая справедливо гордится такими художниками, как Бизе, Сен-Санс, Делиб, Массенэ... Не мало драгоценного дала нам Скандинавия, родина полного оригинальности и свежести Грига, а также остроумного, богатого мастерством Свендсена. Из славянских народностей обещает очень много Чехия. Дворжак — в почном расцвете своего таланта, но кроме него, обращают на себя внимание несколько молодых людей: Фибих, Бендль, Коваржджович, Фёрстер.

— Прекрасно; но какого вы мнения о нынешнем состоянии музыки в России? Многие утверждают, что оно крайне печально.

— Мне кажется что если, вообще, трудно согласиться с безусловно пессимистическими взглядами на состояние современной музыки и на ее будущее, высказанными в знаменитой книге А. Г. Рубинштейна, произведшей в прошлом году такую сенсацию, то еще менее имеется поводов приходить в отчаяние насчет прогрессивного хода музыкального дела в России. Когда я вспомню, что такое была русская музыка во времена моей юности, и сравню тогдашнее положение вещей с теперешним, то не могу не радоваться и не возлагать самых лучших надежд на будущее. В те времена не было еще ничего, кроме краеугольного камня русской музыки, — Глинки, но непризнанного, гонимого, совершенно задушенного царившей тогда итальяноманией. Как бы мы ни были скромны и строги по отношению к своему искусству, мы имеем основание гор-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

Забытое интервью с П. И. Чайковским

Содержание