Выпуск № 6 (117) | 1948 - страница 17

с программной симфонией «Манфред» (Чайковский боялся внешней эффектной оркестровой изобразительности «под Берлиоза»). Взявшись за какой-либо казавшийся ему чуждым жанр, например, фантастического, он решал задание настолько по-своему необычно, что обогащал русскую музыку свежей струей, совсем свежей находчивой стилевой тропой, о которой никто не подозревал. Так в русской сказке (образ Бабы-Яги и настороженного внимания к «страшному»), так образы «необыкновенного», причудливого в «Щелкунчике», с поэтичнейшей фантастикой мышиного царства и красотой грез о «розовом море». Наконец, в «Иоланте» он нашел совершенно выделяющийся из всех оперных «мудрецов Востока» образ врача Эбн-Хакиа.

Так и тут, в «Детском альбоме», самобытный образ няни и ее сказок вносит совсем новую страницу в романтику Детской, совсем иную, чем у Мусоргского и по экспрессии и по форме. «Нянина сказка» и «Баба-Яга» — две симфонические мимолетности среди наглядных картин детского мира и лирических звеньев «Альбома».

Остается напомнить об эпизоде «Шарманщик поет». Опять манящая композитора Италия, с ее действительными шарманками и шарманщиками и уличными певцами. Но тут же — по ассоциации — отзвуки детства и оркестрины.

Теперь должно быть понятно, как красиво и привлекательно для детского воображения сплелись в музыке «Альбома» и картины детского быта, и окружающая действительность народных сцен, и сфера сказочности, и занимательные игры, и песенные иллюстрации жизни далеких стран. Неудивительна жизнеспособность такой просто-задушевной и в этой задушевности очень музыкально-занимательной лирики. Как остроумно-обобщенно выбраны типичные песенные интонации, типичные по своим национальным «призвукам». Объяснять не надо, — только сопоставьте перед слухом детей песни русскую, итальянскую, французскую, немецкую. Мало того, что музыка «Альбома» — клубок мелодий. Важно, что за ними обнаруживается и метод узнавания и различения стилей музыки по интонационным контрастам. И еще очень существенно: «Альбом» Чайковского в самом деле домашний альбом его эпохи, загляните в таковые. В них и поздравления, и стихи на память, и разные записи семейных происшествий, и карандашные зарисовки родной природы, и сувениры путешествий с маленькими акварельками и т. д. Нечто близкое к этому — все 24 пьесы, о которых была сделана попытка рассказать и в которых нет ничего случайного, мозаичного и внешне привходящего. Даже перекличка русской напевности с итальянскими народными мелодиями и кантиленой — обстоятельство естественное, последовательно возникшее из живых традиций: Глинка!..

Иной характер, иной стиль, иное мелодическое содержание — более однородное, иная, в общем, природа музыки: это 16 детских песен Чайковского. Ясно: они не то, что «Альбом». В «Альбоме» больше желания занять воображение ребенка и показать, сколько занятного может рассказать и изобразить музыка. Тут: за мелодиями песен облик любящей и заботливой матери, внушающей и наставляющей. И в стихах Плещеева, и в самой музыке Чайковского черты наставничества проявляют себя. А потому в песнях меньше живой занимательности и наблюдательности, но чаще — сентиментальные интонации и обычные обороты. Меньше ребячьего и больше того, что взрослые считают необходимым для детей, того, что считается «истинно детским», несомненным признаком детства хорошего тона. Отсюда неровность песен при общей приятности и никогда неотъемлемой у Чайковского ласковости, приветности лиризма. Но зато, когда его охватывает вдохновение, — живой лирический порыв — и в сознании возникает дорогой образ матери, вероятно, тогда записываются мелодии, волнующие своей сердечностью каждого человека: «Колыбельная песнь в бурю» («Ах, уймись ты, буря»), «Легенда» («Был у Христа-младенца сад»), «Детская песенка» («Мой Лизочек так уж мал»), «Весна» («Травка зеленеет») , «Весенняя песня» («В старый сад выхожу я»), «Весна» («Уж тает снег»), «Кукушка» («Ты прилетел из города»), «Птичка», «Мой садик» («Как мой садик»), «Цветок» («Весело цветики в поле пестреют»), «Осень» («Скучная картина»), «Зимний вечер» («Хорошо вам, детки»),

«Зима» («Дед, поднявшись спозаранку»), и если присоединить упомянутую «Колыбельную песню в бурю» и «На берегу» («Домик над рекою») — то вот и еще один, но малый, песенный цикл о русской природе: «Времена года». Тут и акварели-пейзажи, и зарисовки быта, своего рода музыкальная лаконичная хрестоматия.

Владение линиями и формами мелодии соответственно стимулам, идущим от образов текста, — совершенно. Всюду слышится «уверенная, спокойная рука» большого мастера и тонкого художника, но за этим всем — сердце, ласково любящее родную природу. Досадно только в стилевом отношении, что Чайковский слишком отдал себя в плен стихам. Плещеев в этих песнях пользуется свыше надобности, привычно штампуя, уменьшительными именами. Он не говорит: трава, а травка, сад, а не садик, не дети, а детки, не внук, а внучек и т. д. Действительно, так повелось в русской поэзии, что если писать для детей и о детях, надо обращаться к словам уменьшительным. И даже еще Александр Блок писал о мальчиках, девочках, свечечках, вербочках, огонечках для стилизации детского.

Конечно, плещеевские уменьшительные, невольно для композитора, втекая в ритм музыки, влияли не только на рисунок, но и на интонацию мелодии, понижая к «сентиментальности» ее тонус. Чаще всего Чайковский имел обратное обыкновение — от цельной, обобщенной музыкальной концепции схватить стихотворение в сеть музыки, в зазвучавшие в его сознании образы — интонации и ритмы. Так было много раз, так вышло и здесь в 16 песнях для детей, где мелодическое начало, мелодический образ цепко охватывает своим настроением все стихотворение. Но в мелодиях уступчивого характера, менее упругих, ощущается воздействие на музыку «стиховых образов мелкого чувства».

Впрочем, это интересное явление проходит через всю русскую лирику и сквозь все романсы Чайковского, как своеобразная борьба интонаций стиха и музыки, особенно, когда стихи упруги и неподатливы. Все же даже там, в 16 песнях, где Чайковский шел за интонациями Плещеева, нет песни без такого музыкального оборота в мелодии, который не взволновал бы красотой искреннего правдивого чувства. Именно русское поэтическое качество — правдивая красота, слышимая особенно в описаниях русской природы и быта у русских классиков поэзии, передалась и тут музыке Чайковского. Иногда интонации стиха и музыки («Как мой садик свеж и зелен») сливаются до степени живой, милой, радушной речи...

Но в сравнении со всем, что сказано Чайковским о детях и детском мире и о росте человека в детской душе в балете «Щелкунчик», его «Детский альбом» и его 16 песен для детей — милые наивные воспоминания и подарки. Недаром они — песни — вызвали столько продолжений в русской музыке: и у Аренского, и у Гречанинова, и в детских операх Кюи!.. «Щелкунчик» — совсем иное и совсем одинокое совершеннейшее художественное явление: симфония о детстве. Нет, вернее, о том, когда детство — на переломе. Когда уже волнуют надежды еще неведомой юности, а еще не ушли детские навыки, детские страхи, когда куклы — будто и живые, а игра в войну — это видение себя мужественным, храбрым. Когда сны влекут мысли и чувства вперед, а неосознанное — в жизнь, только предчувствуемую.

Словно раздвигаются стены детской комнаты и мысль-мечта героини и героя вырывается на свежий простор — в лес, природу, навстречу ветрам, вьюге, дальше — к звездам (финал 1-го акта «Щелкунчика») и в розовое море надежд. Люди никогда не расстаются с надеждами, и Чайковский в них, в надеждах, и оставляет своих юных любимцев, в светлом си-бемоль-мажоре — словно по ассоциации с концом величавой и могучей интродукции глинкинского «Руслана». Собственно вот и все внутреннее действие «Щелкунчика», завязывающееся в уютной домашней обстановке у рождественской ели, возле игр и подарков, в забавной путанице — кто дети, кто куклы?

Чтобы постигнуть «Щелкунчика», надо позабыть, что сюжетом послужила гофмановская сказка в переработке А. Дюма, что переработку Дюма приспособил для хореографии балетмейстер М. Петипа, что, как обычно, в театрально-балетный план вошли всяческие вольные и невольные уступки «фееричным безде-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание