Выпуск № 6 (117) | 1948 - страница 18

лушкам». Зато следует помнить, что симфонист-Чайковский контрабандой проводил линию симфонического развития. Словом, надо доверять только развертыванию внутреннего действия в музыке и следить за мыслью композитора. Он так владеет выразительными и изобразительными средствами своего искусства, что речь музыки одновременно вызывает, где это необходимо Чайковскому, звуко-зрительные иллюзии в сознании чуткого и внимательного слушателя.

В своей поразительной симфонической иллюзорности «Щелкунчик» глубоко антитеатральное произведение. Никакая сценическая постановка до сих пор не была в состоянии превзойти увлекательность и занимательность сказочно-симфонического оркестрово-колоритного воздействия партитуры. И в то время, как мысль балетмейстера и драматурга Петипа явно стремилась только к внешне завлекательной феерии, воля композитора была еще упорнее по пути симфонического развития, с чем в балете никак не желают считаться или понимают его очень наивно.

Что же побудило Чайковского так углубить музыкальную концепцию? Правда, во 2-м акте балета он во многом пошел навстречу жанру и включил в действие обширную сюиту-дивертисмент из разнообразных танцев: маски в национальной окраске костюмов и движений. Зато он воспользовался случаем и сделал из антракта ко 2-му действию великолепную симфоническую картину плавания по «розовому морю» надежд (по звуко-цветовым представлениям Римского-Корсакова тут скорее можно было бы услышать ночное темно-синее море и светлое от сияния звезд небо).

Сюитой-дивертисментом фарфоровых масок внутреннее действие задержалось, но вовсе не оборвалось в своем нагнетании. Наоборот. Остановиться оно не остановилось. Стоит только обратить внимание на сильное драматическое напряжение, какого достигает музыка в первой медленной части. Так понятно, что здесь развивается мысль о сопутствующей мечтам и надеждам юности страстной борьбе за жизнь. Своеобразнейшая среди многообразия балетных вариаций элегическая вариация для челесты, следующая за медленной частью, волнует всегда своим меланхолическим отблеском-отзвуками глубоких душевных коллизий. Как шубертовский фа-минорный Музыкальный момент, как шумановское вопрошание: «3ачем?», эта вариация принадлежит к небольшому числу по виду скромных-скромных эпизодов музыки. По существу же, это туго стянутые узлы нервов, будто бы обезболенных. Они не сочиняются, а рождаются во всей своей «единственности» из накопившейся в сердце душевной боли, долго стиснутой. Это все то же: «не могу молчать», глубокая тень среди светлых надежд и иллюзий 2-го акта.

Каким колоссальным размахом воображения надо было обладать, чтобы, сочетав столько лучистой искристой музыки, только одним теневым моментом дать понять и внушить, что сказочные образы — мираж, а взволнованное страдающее сердце со своим вечным «зачем» — несомненная реальность.

Музыка 2-го акта «Щелкунчика» — карнавал, среди которого вдруг напоминает о себе гейневская скорбная ирония. Замечательно, что эта чудесная лирика «стука сердца» — соло-вариация холодной безучастной челесты.

Прошла облачность. Карнавал продолжается, будто нет сердца. Звучит ослепительный вальс, вновь проходят маски-иллюзии. В конце завоевывает себе место тема плавания по розовому морю надежд, звучная, с блеском, но с назойливостью шарманки. И потому трудно решить: остаются ли иллюзии или это обратное плавание с острова надежд? Вернее последнее, то есть пробуждение, но мотив розового моря продолжает звучать долго, долго в жизни.

Вот в общих чертах содержание симфонического действия «Щелкунчика».

В него включено своеобразное ритмо-развитие, имеющее очень большое значение для хореографической драматургии. Одно уже различение кукольно-механического ритмо-стиля и связанных с ним интонаций от ритмики, определяемой дыханием и степенью эмоционального напряжения, придает всему течению музыки особый интерес. Образуются арки-связи от явления к явлению и от образа к образу. От ритма кукольного марша увертюры к ритму игры ребят в солдатики, к механически-повторным интонациям шарманочного

типа — тут играла роль память об оркестрине в детстве Чайковского, «вместившей» свой колорит звучаний в его впечатлительную память, тут бой домашних часов с кукушкой и неким специфическим «шипом», от которого, если дело было ночью, хотелось голову спрятать под одеяло — на всякий случай.

А весь замечательный по ритмической структуре эпизод мышиной войны, где так остроумно-контрастно сцеплены серьезность симфонического развития и жуткость иронии с игровой сказочностью. Сквозь ироническую жесткость военной, якобы кукольной, ритмики проходят эмоциональные проявления детской взволнованной психики. От простодушного детского страха переход к тревоге за своего полюбившегося Щелкунчика, а от этой тревоги за игрушку — к сочувствию сказочному герою сна. Дальше еще незаметно перейденная грань — и начинаются первые проблески в душе девочки еще неосознанного, но манящего чувства. Это рост.

Неведомое чувство нагнетается и переходит в торжественный, мощный до-мажорный гимн — одно из самых ярких изъявлений чувства, после длительного нарастания звучности оркестра, среди всех подобного рода подъемов у Чайковского. В мировой музыкальной литературе нет примера, соотвечающего процессу созревания души у девочки, играющей в куклы, до первых зорей любви сквозь мечты о храбром мужественном герое — процессу «воспитания чувства». Стоит сравнить аналогичные явления в «Евгении Онегине» от первого выхода Татьяны до конца сцены письма, в «Пиковой даме» от встречи Лизы с Германом в саду («Мне страшно») до конца сцены в ее комнате и, пожалуй, глубже и мудрее всего в «воспитании чувства» и просветлении души (и прозрении) в Иоланте. В сущности это три сестры!..

Внутренняя концепция, почти сходная в трех (a с девочкой, полюбившей уродливого елочного Щелкуна, в четырех) случаях: потемки души — душевный рост в зорях чувства — полнота жизнеощущения, свет от расцветшей любви. Ну, а дальше, как распорядится жизнь: Татьяне одно — Лизе совсем иное. А в судьбу спутницы Щелкуна и судьбу Иоланты Чайковский не захотел заглянуть, покинув своих романтических героинь у врат счастья...

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание