Выпуск № 4 | 1948 (115)

Замечательная русская певица

(Из воспоминаний о Н. И. Забеле-Врубель)

Мне хочется поделиться воспоминаниями о замечательной русской певице Надежде Ивановне Забеле-Врубель. Для нас, современников создания опер Римского-Корсакова, Забела-Врубель неразрывно связана с его творчеством, как его вдохновительница и воплотительница его замечательных женских образов, единственных в музыкальной литературе по своей женственности, обаятельности и благоухающей чистоте, образов Снегурочки, Волховы, Марфы, Царевны-Лебеди, Сервилии...

Я хочу напомнить о Надежде Ивановне Забеле-Врубель, со дня смерти которой 21 июня 1948 года исполнилось 35 лет. Созданные ею образы были так совершенны, так полно воплощали замыслы автора, что для тех, кто хоть раз слышал ее, эти образы неразрывно и навсегда соединялись с обаятельным обликом артистки. Не будучи красавицей, она обладала большим, чем красотой, — необыкновенным обаянием и женственностью.

Ее голос не отличался поражающей красотой самого звука, но она пленяла легкостью, удивительной теплотой и богатством красок в передаче тончайших нюансов. Как действовал ее голос на слушателя, можно судить по тому, что художник М. А. Врубель, войдя во время репетиции в зал театра С. И. Мамонтова, где пела тогда Забела, и не видя еще ее, сразу влюбился в голос, а потом уже и в обладательницу этого голоса. И до последних дней жизни художника этот голос был его радостью и утешением. Находясь в лечебнице, уже слепой и смертельно больной, он всегда просил Надежду Ивановну петь, когда она навещала его, и она никогда ему не отказывала, несмотря на всю трагичность такого исполнения (это я знаю с ее слов).

В жизни Надежда Ивановна говорила низким, грудным голосом, в пении же он звучал высоко — звонко и легко...

Ее талант помог зажечь исключительный интерес публики к творениям Римского-Корсакова. Долгое непризнание творчества РимскогоКорсакова может быть объяснено тем, что не сразу появились исполнители для этой музыки. Изысканность и богатство гармонической ткани, своеобразная и выразительная линия мелоса, — эти особенности вокальной музыки Корсакова, особенно ярко проявившиеся в сопрановых партиях, требовали нового типа исполнителя. Родоначальницей этого типа и явилась Забела. Пока партию Волховы исполняли признанные колоратурные певицы, у них это был тусклый, почти механический образ. Только Забела создала настоящий образ, чисто русский, фантастический — русалочье пение, волхование звуками. Она создала также живой и яркий образ русской старины, сотканный из тончайших переживаний, трагических предчувствий, страстных порывов. Это — Марфа из «Царской невесты».

Прошло много лет со дня смерти Забелы Врубель, но у меня до сих пор звучат в ушах многие ее фразы, как совершенные образцы вдохновенного пения. Как она произносила, например, в первом акте «Царской невесты» «Иван Сергеич!..» Трудно представить, что в этих двух словах можно передать столько: радость встречи, обаяние женственности, застенчивую ласку и чистоту первой девичьей любви... Забела была поразительной Марфой, трогавшей слушателей до слез. Перед моими глазами встает обаятельный облик Царевны-Лебеди, какою ее обессмертил художник Врубель, и становится грустно, что в те времена еще не существовало возможности запечатлеть ее пение.

Римский-Корсаков дарил Забеле все свои клавиры с надписями и посвящениями, характеризовавшими его отношение к ней. Между ним и Забелой велась переписка, он писал ей о своих творческих замыслах и мечтах, но, к сожалению, эти письма, видимо, исчезли... Композитор почему-то не хотел, чтобы переписка эта стала достоянием гласности, и взял слово с Забелы уничтожить после его смерти все письма.

Но мне она говорила, что ей очень жаль уничтожать письма, пока она жива. Умерла она внезапно, от разрыва сердца, 21 июня 1913 года. Уничтожила ли она переписку раньше, или завещала сделать это сестре Врубеля, жившей с ней, — мне неизвестно.

Забела была культурным, образованным, обаятельным человеком, глубоким, тонким музыкантом и, не в пример большинству тогдашних оперных певцов, много пела в камерных концертах.

Еще хочется сказать несколько слов о Надежде Ивановне как о чутком товарище, лишенном всякой зависти и интриг, поддерживавшей и всегда стоявшей за молодых начинающих певцов. Это испытала на себе пишущая эти строки.

Будучи глубоко несчастной в жизни (трагическая болезнь мужа, смерть единственного ребенка), Надежда Ивановна нашла в себе силы жизни только благодаря страстной любви к искусству, к театру. Но всё же тяжелые потрясения отразились на ее голосе. И когда ее, наконец, пригласили на императорскую сцену, голос уже поблек. В театре она почти не пела, а последние годы прошли в скромной концертной деятельности.

Я помню ее приезд в Москву после смерти Врубеля. Она устраивала концерт его памяти и приехала к нам просить В. В. Держановского оказать ей в этом содействие (В. В. очень ценил ее, и после ее смерти написал прекрасный некролог — «Царевна», в журнале «Музыка»). Была она в глубоком трауре и трогательнообаятельна, как всегда. Это было наше последнее свидание.

Концерт оставил у меня странное впечатление: все вновь выученные вещи звучали совсем не по-забелиному, но всё, что было исполнено из прежнего репертуара, особенно любимые вещи Врубеля, петые ею когда-то в дни счастья, звучали по-прежнему покоряюще и вдохновенно. Так спела она заключительную арию Марфы из «Царской невесты».

Я очень счастлива тем, что была обласкана ею, что знала ее в жизни и на сцене. Мне хотелось хоть немного начертить ее образ, бессмертный в искусстве, образ прекрасной царевны русской оперной сцены.

Е. В. Копосова-Держановская

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет