ники и балалайки в качестве сопровождающих, дающих особый колорит инструментов в цикле русских народных песен, отчетливо трактованных Василенко в одном из последних своих opus’ов (1929 г.).
Популяризация деревянных духовых инструментов, культивируемых в разных сочетаниях, также принадлежит к заслугам композитора. Он использует их всегда целесообразно, в связи с определенными творческими заданиями, логически обосновывая их применение. Таковы — «Мелодии уральских мусульман» для гобоя, кларнета, фагота с ф-п., «Японская сюита» для флейты, гобоя, кларнета и ксилофона, фуга на тему попугая на тот же состав, упомянутый «Туркменский квартет» и др.
Несколько особняком, не будучи характерными для общего облика композитора, но составляя крупный раздел в его сочинениях, стоят ранний концерт для скрипки, струнный квартет e-moll, трио для ф-п., скрипки и виолончели (1932 г.), соната для альта и ф-п. и т. д. Произведения эти, всегда находясь на высоком уровне знания искомой звучности, не обладают той долей творческого дарования, которое свойственно оркестровым, особенно программно-восточным произведениям композитора.
Неутомимость, постоянное тяготение к разрешению новых и все более трудных задач — характерная особенность Василенко. Редко бывает он удовлетворен вполне тем, что создано им.
В настоящее время С. Василенко работает над второй оперой (своеобразная экзотика есть и там, но она, уже по первым авторским наметкам — в значительной мере преодолевается Василенко), раскрывающей, вернее, вскрывающей легенду открытия «Нового света», дающей в интересной, занимательной форме разоблачение конквистадорских намерений «благодетелей человечества», насадителей европейского капитала за пределами старого мира, — обещающей много любопытного и в сфере чисто инструментальной, ибо композитор, как всегда, весьма тщательно подошел к своей ответственной задаче: им детально изучены и исследованы подлинные мелодии инков, древних жителей Америки, им освоено громадное количество подлинно этнографических записей песен индейцев и т. д. Результатом такой работы должно явиться капитальное сценическое произведение с явной социальной устремленностью, исторически базирующееся на крепком фундаменте.
Б. Левик
Творчество А. Ф. Гедике
В многочисленной семье московских музыкантов одно из первых мест принадлежит Александру Федоровичу Гедике. Как органист, педагог и композитор А. Ф. Гедике представляет собой явление огромной культуры, явление чрезвычайно цельное и здоровое. Правда, он не принадлежит к тем художникам, мятежный дух которых заставляет их напряженно и мучительно искать новых форм, новых средств выражения. Новаторство ему чуждо и не нужно. Полное овладение всеми достижениями многовекового развития музыкального искусства, всем мастерством, всем арсеналом технических средств и приемов — вот основное художественное credo Гедике. Он использует все, что так или иначе апробировано всем историческим процессом музыкального развития, и на этой основе пишет ряд произведений, обнаруживающих полное и совершенное умение распоряжаться всеми средствами современной музыкальной техники для своих Целей. Можно даже пойти дальше: в его музыке не много оригинальности и самобытности, но у него вместе с тем есть свой ярко выраженный стиль. Из каких влияний сложился творческий облик Гедике, какие черты характеризуют его стиль, мы увидим дальше, но то, что он в основном является представителем так называемого академизма, — как будто не требует доказательств.
Напрашивается вопрос: если это так, если Гедике академичен, если он главным образом использует лишь достижения музыкального мастерства, которые давно уже получили свое полное и лучшее выражение в ряде памятников музыкальной культуры, — в чем же его ценность, как композитора, особенно в наше время молодой и растущей пролетарской культуры? В ответ на это следует заметить, что академизм бывает разного сорта, и академизм Гедике далеко не сухой мертворожденный академизм, являющийся порождением формализма. Никогда у него техника не переходит в самоцель. Огромный мастер полифонии, впитавший культуру Баха — в особенности благодаря своей деятельности, как органиста. —
он никогда не жонглирует имитациями и другими приемами контрапунктического мастерства. Вся совокупность технических средств и приемов никогда не затемняет у него основного замысла и всегда ему подчинена в рамках строгой и монументальной звуковой архитектоники. Этот монументализм, оперирование крупными планами при законченном мастерстве — все это, в связи с всегда ясным замыслом, заставляет нас утверждать, что такой академизм, как академизм Гедике, нам нужен и полезен.
Музыкальное искусство движется не только теми композиторами, которые, синтезировав в себе все достижения своей эпохи, вместе с тем являют в своем творчестве отрицание этих достижений, создавая некое новое качество; искусство движется также теми кропотливыми работниками, которые в ряде образцов показывают нам, что и старые формы нужны, если только уметь их использовать и если имеются мысли, которые могут быть вложены в эти формы. К таким рабоа никам относится Гедике. Это — отнюдь не тот формализм, который имеет место в современном упадочном буржуазном искусстве, ибо форма здесь является не целью, а средством. Вот почему мы изучаем и исполняем произведения Гедике. Несмотря на отсутствие в них оригинальности, они содержат в себе тот метод, которому можно поучиться и который во многом можно использовать.
Отмеченные качества выступят еще рельефнее, если мы примем во внимание ту эпоху, в которую складывался Гедике как музыкант и художник. Это были предвоенные годы — годы больших идеологических шатаний, когда значительная часть русской буржуазной интеллигенции была охвачена настроениями декадентства, символизма, импрессионизма и мистического богоискательства; когда умами и сердцами владели Бальмонт, Блок, Вячеслав Иванов, Скрябин, Мережковский и Зинаида Гиппиус. Даже крупнейшие русские композиторы, закончившие свой творческий путь в XX в., не избежали известного воздействия этих тенденций: Римский-Корсаков в последний период своего творчества обнаруживает весьма ярко выраженную склонность к импрессионизму («Кащей бессмертный») и мистике («Сказание о граде Китеже»); Лядов в конце жизни испытывает влияние изломанного, нервного и хрупкого в своей утонченной изысканности эстета Скрябина. Гедике же, обладающий меньшим творческим дарованием, пронес свое искусство мимо всего этого утонченного эстетизма, мимо болезненной и нервозной эротики, столь типичной для русского искусства предреволюционных лет, мимо мистической экзальтации скрябинского толка, сохранив здоровые в своей основе корни, из которых выросло все его монументальное искусство. Вне всякого сомнения, немалую роль здесь сыграл упрямый и жесткий рационализм Танеева, оказавшего несомненное влияние на творчество Гедике.
Будучи выдающимся органистом, он глубоко развил свое полифоническое мастерство, максимально использовав его в своем творчестве. Но его полифония отнюдь не горизонтально-линеарного типа; вся зачастую сложная контрапунктическая ткань всегда основана на твердом и крепком гармоническом фундаменте, в чем именно и сказывается характерная особенность органного искусства. О тяготении Гедике к органу говорит самая фактура его произведений, концерт, написанный им для органа с оркестром, целый ряд обработок и переложений для этого инструмента (напр. увертюра из оп. «Тангейзер» Вагнера), инструментовка органных произведений (с-moll’ная Пассакалья Баха) и т. д.
Орган играл значительную роль и у предков Гедике. Его отец, Федор-Карлович, был органистом и преподавателем игры на фортепиано в Московской консерватории. Даже его дед и прадед были органистами. И это наследственное, если можно так выразиться, тяготение к органу получило свое законченное выражение у А. Ф. Гедике.
Родился он 20 февраля 1877 г. в Москве. Свое первоначальное музыкальное воспитание он получил у отца, служившего в оркестре Большого театра; с раннего детства он находился в среде оркестрантов, что дало ему возможность на практике познакомиться со всеми инструментами и изучить их свойства. В 1892 г. Гедике был принят в Московскую консерваторию по классу фортепиано проф. А. И. Галли, от которого в следующем году перешел к П. А. Пабсту. Курс консерватории он закончил в 1898 г. (с золотой медалью) у В. И. Сафонова. Теоретические дисциплины, называвшиеся в то время «обязательными», он проходил у Г. Э. Конюса, А. С. Аренского, Н. М. Ладухина и Н. С. Морозова. Композиторского курса он не прошел, а работал в этой области самостоятельно, делясь своими творческими опытами с Сафоновым, а позднее с Танеевым. Это обстоятельство делает для нас еще более удивительным достигнутое им несмотря на то, что систематический курс композиции им не был пройден, мастерство.
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Марксистско-ленинское музыковедение на новую ступень! 3
- Н. А. Римский-Корсаков 8
- Опера и звуковое кино 15
- Творческий путь С. Н. Василенко 31
- Творчество А. Ф. Гедике 43
- О творчестве А. Веприка 47
- Заметки о «Голландии» Корчмарева 57
- Ганс Эйслер и его группа 61
- Творческий долг ССК Комсомолу 68
- Музыкальное радиовещание за год 69
- Кризис буржуазной музыки и международное революционное музыкальное движение 90
- Всесоюзный конкурс исполнителей 108
- Итоги и уроки 108
- К вопросу о советском исполнительском стиле 111
- Скрипачи и виолончелисты на I Всесоюзном конкурсе исполнителей 114
- Забытые участники конкурса 120
- Итоги московского отборочного конкурса 120
- Обращение участников I Всес. конкурса к Сталину 121
- Постановление СНК СССР — о премировании юных музыкантов 121
- Современная теория и практика ф-п. педагогики 122
- К проблеме электрических муз. инструментов 137
- О книге Б. Пшибышевского «Бетховен» 142
- Ответ проф. Иванову-Борецкому 156
- Обзор музыкальной жизни 159
- 1. Портреты исполнителей. К. Н. Игумнов 159
- 2. ССК. Творческая и организационная деятельность 160
- 3. Концерты и постановки 166
- 4. Некрологи. А. Г. Верхотурский 170
- 5. Хроника 171
- Сатирикон 175
- За рубежом 180