коллективной игры. Таким путем готовились квалифицированное по исполнению сопровождение хоровых и ряд инструментальных произведений, в том числе «Музыкальный момент» № 3 Шуберта.

Хоровые произведения разучивались участниками хора и солистами только на слух: с моего голоса, иногда «по скрипке». Фортепиано не было; двигать вперед намеченную программу было не легко! Но было желание, упорство, а ленивых наблюдалось очень мало. Этот свой музыкальный актив, загруженный военными обязанностями и, несмотря на это, упорно преодолевающий все музыкальные трудности, я никогда не забуду. Одним словом, — это были моряки, народ передовой и талантливый.

К Октябрьскому празднику мы приготовили большую программу. Всего нами было разучено 22 хоровых и сольных произведения, большею частью сопровождавшихся оркестром (4 гитары, 3 мандолины, скрипка, кларнет и баян), и ряд инструментальных произведений. Среди выученного были и сложные произведения; «Вставайте, люди русские», из кантаты «Александр Невский» С. С. Прокофьева; «Священная война» А. В. Александрова; ариозо Дмитрия Донского из оратории «На поле Куликовом» Ю. А. Шапорина и ряд других произведений (иногда в 3-голосном складе). Программа (повторенная шесть раз) имела теплый прием, — в особенности, раздел, посвященный Отечественной войне. Людьми, которые строили и защищали рубежи, была хорошо принята моя песня — «Рубеж не сдадим» (с текстом В. И. Лебедева-Кумача). Не открывая «песенных америк», но и не впадая в упрощенчество, поэту и мне хотелось в этой песне приблизиться к выражению дум и чувств защитников рубежей; то, что это видимо удалось, — дало большое моральное удовлетворение. В литературной части программы читались стихотворения местных поэтов.

Одна из моих песен — «Марш артиллеристов-североморцев» — была написана на текст батарейца-поэта В. Кириллова. И в дальнейшем, при поисках песенных текстов, я охотно ориентировался на работы самих североморцев. Среди них были весьма одаренные поэты: Гутин, Дыскин и др.

Мне очень радостно было узнать, что следы проделанной мною в этой артиллерийской части работы сохранились и после моего отъезда с Северного Флота. Как я узнал позже, — эта часть в течение двух лет держала первенство по художественной самодеятельности береговой обороны Северного Флота. Как я выяснил, то музыкальное ядро, тот актив, с которым я работал B 1942 году, сохранилось и развилось.

По возвращении на главную базу, я был вскоре направлен к подводникам, — как для творческой работы, так и для укрепления их музыкальной самодеятельности.

С моряками, выходившими в море на боевые операции, пришлось работать мало. Основной колектив состоял из моряков,готовящих подлодки к выходу в море, — т. е. в данное время работавших на берегу.

Бюджет времени подводников для музыкальных занятий не мог быть большим. Две программы из произведений советских композиторов и народных песен, которые мы с ними разучили за четыре месяца, подготовить было не легко. Занимались мы всего 2-3 часа в неделю по два часа. В составе коллектива был ряд неплохих солистов, небольшой хор и ансамбль народных инструментов, руководимый хорошим организатором, — моряком А. Малыхиным. Работа часто срывалась из-за занятости по основной службе нужных в ансамбле людей.

...Среди выученных нами произведений (показанных в ряде выступлений и по радио на главной базе) были песни Соловьева-Седого, Шостаковича («Клятва Наркому»), Гольца, И. Дунаевского («Грузинская свадебная»), Будашкина, Любана, моя песня «Мой плавучий дом» (на текст подводника М. Мегенова) и ряд песен других советских композиторов и народных песен. Помимо струнного ансамбля, к сопровождению хора я привлек духовой оркестр части, сделав для него ряд оркестровок. Для подводников, выходивших в море на боевые операции, я, по их просьбе, делал переложения или обработки советских и народных песен для баяна или дуэта гитары и мандолины. На подлодках встречались превосходные певцы и баянисты: помню, например, обладателя очень хорошего лирического тенора, славного краснофлотца Пазушко. Я был очень рад помочь этим людям, постоянно рискующим своей жизнью; хотелось как можно лучше скрасить их суровые будни боевых походов.

Подводники — люди с большим кругозором. Культурные и духовные запросы их разнообразны. Они много знают, много читали, видели и слышали. В своем деле они мастера и новаторы: этого требует сложная, постоянно обновляющаяся техника подводного корабля. Как и все моряки, подводник скромен, — вы редко услышите от него рассказ о пережитом. Этому содействует и большая внутренняя дисциплинированность. Рассказы рядовых подводников и заслуженных мастеров трудной подводной войны редко бывали о них самих; они преимущественно говорили о своем товарище, о погибших друзьях.

Увы, многих, многих моих друзей и знакомых подводников я уже больше не увижу: многие из них «не вернулись на базу»...

Мы, композиторы, должны в своей дальнейшей работе закрепить память о великих делах советских воинов, создав такие произведения, которые полно и ярко отразили бы всё величие подвига советского народа в Великую Отечественную войну.

На флотах Отечественной войны

К. Листов

Война застала меня в Кисловодске. Это было на улице. Шел проливной дождь, но его никто не замечал. Стоя у репродуктора, мы слушали речь товарища Молотова, а когда прозвучали последние слова: «Наше дело правое — победа будет за нами!» — у всех, вероятно, возникла одна и та же мысль: «Что я должен сделать, чтобы приблизить победу?» — «Мое место в Москве», — подумал я и отправился прямо к военному коменданту за железнодорожным билетом. Комендант, атакуемый со всех сторон подобными требованиями, встретил меня не особенно любезно:

— А вы-то чего спешите? Досиживайте свой отпуск здесь. У меня сотни офицеров, которых нужно отправить в первую очередь.
— Я — автор «Тачанки», мое место на фронте.

Через полчаса я уже сидел в переполненном купе скорого поезда Кисловодск — Москва.

В Москве кипела работа. Советские композиторы, вместе со всем народом, становились в строй бойцов. Фронт требовал новых песен, и мы создавали их. Помню, однажды, во время налета немецкой авиации, поэт Павел Шубин продиктовал мне по телефону текст новой песни, к которой нужно было написать музыку. Я тотчас сел за: работу. Под непрестанную трескотню зениток, сопровождавшуюся глухими разрывами авиабомб, я написал одну из своих первых военных песен: «Ой, не шуми ты, куст ракитовый..»

Первая военная осень нависла над столицей. Фронт придвинулся вплотную к Москве. В это время я очень часто выезжал в соединения московской зоны обороны. Под впечатлением бесед с солдатами и офицерами, в минуту затишья в землянках переднего края, родилась моя песня «Землянка», на слова А. Суркова.

Особенно тепло встречали меня кавалеристы. Они считали меня «своим» — за мою старую песню «Тачанка». Однако мое военное творчество оказалось связанным с совершенно другим родом войск — нашим славным Военно-Морским Флотом, который всегда казался мне воплощением доблести. В начале декабря 1941 года я подал заявление о добровольном вступлении во флот, считая, что именно здесь найду наиболее благодарный материал для моего творчества и принесу наибольшую пользу.

По приказанию начальника Политуправления Военно-Морского Флота, я отправился в творческую командировку в осажденный Ленинград. Самолет шел бреющим полетом над знаменитой «дорогой жизни», протянувшейся по замерзшей Ладоге. На подлете к Ленинграду нас безуспешно атаковали «мессеры». Отделавшись несколькими пробоинами, наш самолет благополучно приземлился на одном из военных аэродромов. Здесь пришлось провести ночь в избушке, куда заходили отдохнуть летчики, возвращавшиеся с боевых вылетов. Я встречал их фронтовыми песнями («Махорочка» и другие), аккомпанируя себе на аккордеоне. Этот инструмент впоследствии был моим верным спутником во время всех поездок по флотам Отечественной войны.

Утром автомашина доставила меня в Ленинград, где я поселился на базе подводных лодок. Здесь я познакомился с экипажем прославленной подводной лодки героя Советского Союза, капитана 3-го ранга Евгения Яковлевича Осипова. С этим замечательным, человеком меня связала искренняя и тесная дружба. В долгие зимние вечера моряки слушали мои песни, а когда замолкал последний аккорд, Евгений Яковлевич говаривал: «Эх, Костюша! Побьем фашистов, — тогда заживем!»

Затем я перебрался на линкор «Октябрьская Революция». Комсомольцы линкора сразу же стали моими деятельными помощниками. Я писал музыку на слова местных поэтов, и, как только появлялась песня, она, через радио-трансляционную сеть, разносилась по всему линкору.

Отчаявшись в своих усилиях овладеть Ленинградом, немцы начали методический артиллерийский обстрел города. В эти дни я девятнадцать раз выступая по радио с моими новыми произведениями, написанными в Ленинграде. В этой напряженной работе время летело незаметно. Наступил второй военный год — 1942. Мы встретили его на борту линкора. Срои моей командировки приближался к концу. Жаль было расставаться с балтийцами, которые за полтора месяца совместной жизни стали для меня настоящими друзьями. Однако нужно было отправляться в Москву. Снова под крылом самолета распласталась замерзшая Ладога. Ленинград скрылся в морозной дымке, но перед моими глазами все еще стояли непреклонные люди легендарного города.

В Москве ждала радостная весть. Правительство наградило меня орденом Красной Звезды. Эту высокую награду я воспринял, как приказ Родины отдать все свои силы, всё творчество делу победы. Через несколько дней я отправился на Северный флот. На перегоне Лоухи — Кандалакша .мне снова пришлось испытать огонь немецких истребителей, обстрелявших .наш поезд. Ночью прибыли в Мурманск. Здесь воздушные тревоги следовали почти непрерывно. «Юнкерсы» и «Хейнкели» шли на город волна за волной. Воспользовавшись кратким затишьем, я выехал на грузовике на базу Северного флота — порт Полярный. Здесь я встретился со знаменитыми подводниками — Фисановичем), Луниным, Колышкиным. Следующим этапом в моем знакомстве с действующим Северным флотом явился полуостров Рыбачий, куда я отправился на мотоботе по заданию вице-адмирала

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

На флотах Отечественной войны

К. Листов

Содержание