Выпуск № 2–3 (98) | 1946

музыке всего квартета. Нельзя не усмотреть в этом влияния суровых дней Великой Отечественной войны, в которые и было написано это произведение. По-новому глубоко осмыслены были каждым из нас в эти дни важнейшие вопросы нашего бытия, были вызваны к жизни величайшие силы сопротивления, стойкости, активности, гнева, ярости и человечности. И я ясно ощущаю в квартете Чемберджи тончайшую гамму переживаний советского художника этих дней, который не мог не стремиться воплотить свои чувства в звуках.

В танцевальности второй вариации, в жизнерадостных ее элементах нет бездумности, безмятежности; всё время возникают острые моменты минора, вступая в противоречие со светлыми элементами. Да и самая остинатная фигура в басу задумана с элементами минора: сдвиг в es, очень минорный звук, раздирающая хроматическая интонация es–е уже создают колорит омраченности. Вспомогательный звук as в пятом такте (в шестом такте он альтерирован) усиливает этот колорит.

Всего шесть раз повторяется эта остинатная фигура. В седьмой и восьмой раз она преображается под влиянием возникающих мажорных элементов. Изменяется при этом и характер звучания мелодии. Благодаря piano она звучит таинственно и задушевно. Но вот опять резкое forte — и вновь возникает пульсирующий органный пункт, мелодия мрачнеет, возникают зловещие интонации — трансформации мрачного образа, данного еще в теме и в начале первой вариации (ход b–as–g). Следующие затем стремительные унисонные ходы то двух, то трех, то всех четырех инструментов, «выдалбливающие» эту же последовательность звуков, создают мрачный, «дьявольский», динамический подтекст танцовального движения. Здесь Чемберджи мастерски использует известную интонацию скорби, вскрывая ее новый лик и создавая совершенно новый образ — зла, тьмы, образ активный и стремящийся подчинить себе всё музыкальное изложение.

В средней части вариации, с переходом в субдоминантовую сферу C-dur, изложение приобретает характер большей уравновешенности.

Интересна далее смена метров: ⁶/₈ на ²/₄ , вызванная появлением дуолей в настойчивых попевках; затем наступает ³/₄ и, наконец, ⁵/₄ и ³/₂ . Здесь смена метров на относительно небольшом протяжении вызвана не столько влиянием стихии народно-музыкальных неравномерных метров, сколько внезапно наступающим внутренним разладом, словно неспособностью сосредоточиться на определенном движении. Это движение автоматизируется, превращаясь в канву, на которой расцветает музыкальная ткань танцевальных ритмов. Движение спутано, сбито. Это внутреннее замешательство приводит к моменту раздумья (molto sostenuto). Но раздумье это неспокойно; крепкие акценты, общее forte, перекличка между инструментами и приход таким образом к доминанте, подытоживающей все эти моменты, составляют одну из психологических глубин вариационного цикла.

Заканчивается вариация танцевальной репризой. Но, невзирая на свою стремительность, она после раздумий средней части звучит как реминисценция, как воспоминание об уже прошедшем.

В третьей вариации возникает всё та же основная минорная интонация темы (см. пример на след. стр.). Если во второй вариации наметился некоторый отказ от органных пунктов, то в третьей вариации опять появляется крепкий органный пункт на с. Здесь возникает образ светлого спокойствия, который будет предельно развит лишь в седьмой вариации. Консонансы больших

секунд (d к басовому с) опять возвращают нас к истокам народного мелоса.

Проникновенные хроматические ходы второй скрипки и альта пронизывают эмоциями страстного томления эту спокойно-бесстрастную фактуру. Органный пункт исчезает, изложение уходит ввысь и наступает средняя часть — крепкий D-dur fortissimo, опять изложенный на органном пункте:

Этот фрагмент, проникнутый вначале ощущением силы, бодрости и оптимизма, сменяется рядом гармоний, последовательно трансформирующих В-dur’ный секстаккорд, гармоний, глубоко трогающих своей целомудренной простотой и скрытым динамизмом. Цепь этих гармонии оживлена альтом, который перенимает на себя главую мелодическую роль и скорбит, как бы вздыхая о чем-то.

В репризе варьирован первый образ. Звучание наполнено шелестом, таинственностью. Этот эпизод у меня лично вызывает представление о глубокой задумчивости в абсолютном молчании. Это одиночество не трагично, в нем нет и скорби. Это именно момент раздумья, быть может, воспоминаний.

После небольшой интермедии наступает новая, четвертая вариация:

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание