нужно Москве из музыкальной Европы, чтобы свое, родное, московское стало общечеловеческим.
Теперь надлежит вернуться к соревнователям в деле строительства петербургской музыкальной культуры — к Балакиреву и А. Г. Рубинштейну.
Как и Балакирев, Антон Григорьевич был первоклассный, всесторонне одаренный музыкант, пламенный ревнитель своего искусства и пылкий пропагандист. Уступая Балакиреву в содержательности своего композиторства, он превосходил его своей мировой известностью пианиста и силой и мощностью своего исполнительства. Оба любили и дирижировать. Но концертирование Рубинштейна во всем своем объеме было интенсивнее и глубже, чем балакиревское. Постановка опер Рубинштейна в Европе, многое ценное, слышавшееся в его камерной инструментальной музыке и, особенно, в вокальной лирике, в связи с размахом его пианизма, — все вместе снимало с его творческого облика налет некоторого провинциализма, самоограниченности, своего рода сектантского упрямства. Увы, эти черты сопровождали Балакирева. В них — первый вычет из его «плюсов», как вождя.
Вторым вычетом являлся устарелый взгляд Балакирева на ненужность художественного профессионализма, особенно с точки зрения тогдашнего положения музыкального дела в России. Необходимость борьбы с барствующим меценатством была очевидна, рост концертной жизни требовал исполнителей, композиторствующая интеллигенция должна была почувствовать веяние европейского универсализма («окно в Европу»); наконец, признание со стороны общества и правительства царского, что занятие музыкой и специальность — музыка — есть серьезное дело, а не баловство, дело, дающее гражданское право, — весь этот поистине государственный, умный охват потребностей русской музыкальной культуры был не по нраву и не по сознанию Балакирева. Здесь таится существеннейшая причина его лично-жизненного и общественного краха.
Возникновение и деятельность Бесплатной Музыкальной Школы были просветом на балакиревском пути. Принцип — замечательный, идея — для «тогда» — глубоко демократическая и, казалось бы, проницательная. Но на практике ведь дело это вело к полуслучайному и любительскому музицированию, мелкому в сравнении с содержанием способностей и умом Балакирева. Своего рода музыкальный демократический университет не мог получиться из Бесплатной Музыкальной Школы, а конкретность успешных достижений в нескольких концертах с прекрасными программами не уничтожила опасности внедрения сюда дилетантства, то есть просто любительства. Стасов этого не понимал. Но Балакирев и понимал, и горько ощущал.
А основанная А. Г. Рубинштейном консерватория при наличии Русского Музыкального Общества содержала в себе все данные для того, чтобы стать оплотом музыкального профессионализма и содействовать его развитию по всей стране (постепенно повсеместно разраставшаяся сеть отделений Русского Музыкального Общества и музыкальных училищ выполняла свое назначение). Мудрый план, энергия и настойчивость А. Г. Рубинштейна и некоторых энтузиастов-соратников его «трудов и дней» превратились в реальные результаты, которые широко удовлетворяли культурно-музыкальные потребности русской демократической интеллигенции. В наше время советские консерватории стали рассадниками кадров советских квалифицированных музыкантов и музыкально-общественных деятелей для всей нашей великой родины. Дело Рубинштейна восторжествовало, ибо он глубоко понял в свое время, как разрешить задачу культурно-музыкального строительства в условиях
царской России, в момент высокого общественного подъема навстречу музыке; глубоко понял не в личном плане честолюбия или обогащения, а как великий музыкант-энтузиаст-гражданин.
А крах Балакирева углублялся, и в крахе этом мало-помалу зазвучала участь трагическая. «Группа пяти» распалась, распалась естественно: идея воспитания композиторов через передачу творческих принципов и технического опыта главы (вождя) своего рода артели исчезла как мираж, ибо балакиревские питомцы, будучи сильными талантами, просто-напросто, один за другим, уходили из-под его опеки, тяготясь ею.
Балакирев же был и остался крупнейшим русским композитором и музыкальным деятелем, до конца дней своих глубоко принципиальным. В консерваторию он не вошел, но когда ему приходилось выступать на симфонических собраниях Русского Музыкального Общества дирижером, он встречал уважение и глубокую признательность современников за исполнение выдающихся явлений музыки: в нем русская общественность, все-таки, ощущала именно идейного вождя национальной музыки в эпоху напряженнейшего творческого становления в русском композиторстве и неутомимого борца за смелые передовые направления в музыке Европы. В этом отношении А. Рубинштейн уступал Балакиреву, ибо казался преимущественно практиком музыкального строительства и музыкантом консервативных вкусов. Кроме того, его европейское музыкальное образование и частые длительные пребывания в Европе отдаляли его от интересов русской музыки. Он отлично понимал, что русскую музыкальную культуру, культуру музыкально одаренного народа, надо скорее-скорее переводить на европейский путь профессионализма; но о композиторе, как явлении творческом и выразителе идейно-народно-национального становления, Рубинштейн заботился меньше. Для него целью было — поднять профессиональный уровень русского композиторства, чтобы музыка была «вообще» хорошая, высоко европейского профессионального качества1. Ставка Балакирева была иная: на идейное содержание таланта и борьбу личности за это. При наличии ума и силы, настоящий, несомненный композитор, пользуясь советами опытного мастера, всегда сумеет «поставить свой голос», то есть выработать в себе чуткую, достойную масштаба таланта и смысловой направленности музыки, технику.
Их было трое. Различного склада, ума, таланта и вкусов энтузиасты музыки, они взаимно восполняли друг друга, совершая великое, чутко угаданное ими, историческое дело: содействовать подъему музыки в России как общественно назревшей необходимости, как искусства способнейшего народа и глубоко демократического.
НА ПОЛЯХ «ЗАПИСОК М. И. ГЛИНКИ»2
Сто лет исполнилось со дня первого представления оперы «Руслан и Людмила» — русского музыкального эпоса (27 ноября/9 декабря 1842 года). Глинка — наш гений, композитор, для которого народ и родина составля-
_________
1 В 1861 году в журнале «Век» появилась весьма нашумевшая дельная статья А. Г. Рубинштейна. В ней, вслед за резкой критикой барского российского дилетантизма, Рубинштейн утверждал: «Грустно становится, когда видишь такой порядок вещей в стране, где музыка могла бы достигнуть до высокой степени совершенства, потому что никто не станет спорить, что русский народ одарен несомненною способностью к этому искусству... А между тем желание учиться музыке очень развито, особенно в низшем кругу...» Рубинштейн далее ясно намекает, что спесивое барское музицирование должно смениться общегражданским, демократическим музыкальным образованием: «Чем же помочь этому печальному положению? Отвечаю: единственно учреждением консерватории...»
2 Из обстоятельного пересмотра былой «глинкианы» и критики материалов о
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Их было трое… 5
- На полях «Записок М. И. Глинки» 12
- «Князь Игорь» — опера Бородина 17
- Николай Яковлевич Мясковский 22
- Идея защиты Родины в русском искусстве 27
- «Славянский квартет» В. Шебалина 35
- Мухтар Ашрафи и узбекская народная музыка 39
- Песни В. Соловьева-Седого 45
- Сочинения Н. Иванова-Радкевича для духового оркестра 50
- Проблемы советской армянской музыкальной культуры 57
- М. Е. Пятницкий и история возникновения его хора 75
- Советская музыка за рубежом 88
- Содержание 94