сажи четки, штрихи легки и уверенны, горячо и темпераментно развертывает он динамическое движение. К сожалению, излишняя нервность исполнения лишает его трактовку нужной убедительности и не дает того здорового стиля исполнения, к которому так нужно стремиться нашим молодым музыкантам.

Особняком среди скрипачей, выступавших на конкурсе, стоит юная скрипачка Беба Притыки на (род. в 1917 г.), выступавшая от Украины и представлявшая мало до сего времени известную нам скрипичную школу проф. Киевского музыкального института Я. С. Магазинера. Примыкая по своему возрасту скорее к детской группе, выступавшей вне общего конкурса, Б. Притыкина была справедливо отмечена как премией Совнаркома, так и жюри конкурса, присудившим ей вторую премию. Многое в ее исполнении еще далеко от совершенства; увлекаясь, она часто комкает и торопит, даже греша интонацией (финал концерта Чайковского), есть в ее исполнении ненужное увлечение виртуозничеством (в темпах «Кампанеллы» Паганини), моментами прорывается некий налет салонности («Хабанера» Сен-Санса), но вре это возмещается удивительной для се возраста проникновенностью и огромным, бьющим ключом артистическим темпераментом, полностью захватывающим и увлекающим аудиторию. Технические возможности Б. Притыкнной неисчерпаемы. Необходимо их организовать и подчинить темперамент, диктующий еще динамику к темпы общему стилю произведения. Теперь на очереди работа, — большая, серьезная и углубленная. Громадная ответственность за дальнейшую судьбу и культуру этого исключительного дарования ложится на советскую музыкальную школу.

Ленинград был представлен скрипачами — Л. Бендицким, Г. Бариновой, Е. Xайт и Т. Федосеевой (последние трое — ученики проф. Налбандьяна). Бросается в глаза общая для всех четырех скрипачей тяга к некоторому виртуозному рекордсменству, желание блеснуть, удивить пассажами и трудностями во что бы то ни стало. Скрипачи Е. Хайт и Т. Федосеева совершенно не справились с трудностями фантазии Бизе-Сарасаге «Кармен»: у обоих была потеряна легкость и та здоровая, бодрая жизнерадостность, без которой исполнение «Кармен» превращается в ряд мучительных преодолений трудных пассажей и «неудобных мест». У скрипача Хайт безусловно большие технические данные, но еще не достаточно организованные и законченные. Исполненная им первая часть концерта Чайковского прозвучала скомканно, разорванно, без охвата произведения в целом. Неумеренные темпы вызвали ряд грубых технических погрешностей. Скрипачка Т. Федосеева в исполнении концерта Мендельсона показала мягкий, красивый звук; к сожалению, финал, исполненный крайне торопливо, потерял необходимую четкость и легкость.

Безусловно следует осудить художественные вкусы и стиль исполнения скрипача Л. Бендицкого. Штамп скрипача, увлеченного техникой и только техникой, при полном забвении содержания — тяготеет над всем его исполнением. Л. Бендицкий идет по неверному пути, ему нужно много и упорно работать над собой, чтобы встать на уровень тех задач и требований, которые диктует новая советская исполнительская культура.

Молодая скрипачка Г. Баринова (род. в 1910 г.) — наиболее интересная и даровитая из прослушанных на конкурсе скрипачей Ленинграда. Как уже было отмечено, скрипачке Г. Бариновой также свойственно чрезмерное увлечение виртуозничанием (может быть, даже в наибольшей степени), но наравне с этим нельзя не отметить в исполнительстве зачатки большого и серьезного, подлинного мастерства. Все недостаки Г. Бариновой, как исполнителя, ярко сказались в концерте Паганини, сыгранном с расчетом на эстрадную эффектность, чрезвычайно внешне и легковесно (если не легкомысленно). Но Г. Баринова показала себя на конкурсе и с более выгодной стороны, доказав, что ей не чуждо стремление к углубленному пониманию творчества композиторов. Исполнение ею «Поэмы» Шоссона, при спорности трактовки некоторых мест, обнаружило и тонкий вкус. Сейчас в значительной мере от самой Г. Бариновой зависит выбрать путь, по которому пойдет развитие ее исполнительского дарования.

Скрипачи А. Левин, выступавший от Украины, и И. Дегтяр, выступавший от Белоруссии, в ряде исполненных ими произведений показали незаурядные технические и музыкальные способности. А. Левиным хорошо была исполнена «Чаконна» Баха и с большой технической зрелостью «Цыганка» Равеля. В концерте Брамса не было необходимой внутренней содержательности, цельности и чувства формы. У скрипача И. Дегтяра блестяще и виртуозно звучит этюд Шопена, «Тарантелла» Шимановского, «Еврейский каприз» — Изаи. Но есть в этой виртуозности некоторый налет эстрады не совсем хорошего тона. Хотелось бы поменьше забот об «эффектности» и аплодисментах и большего внимания к вопросам музыкальной культуры.

Выступавшие от ССР Армении скрипачи М. Татевосян и Б. Чалдаранян — очень способные ученики Эриванского музыкального техникума. У обоих имеются все данные к тому, чтобы после большой и серьезной работы по овладению скрипичным мастерством встать в ряды лучших советских исполнителей-скрипачей.

***

По единодушному признанию всех членов жюри художественное мастерство и технический уровень группы виолончелистов, представленной на первом всесоюзном конкурсе, были на исключительно высоком уровне. В результате строгого отбора семь виолончелистов были допущены к последнему туру на премирование, пять из них получили премии и двое — почетные отзывы. Этот блестящий результат для многих явился полной неожиданностью: многие, даже близко стоящие к концертной жизни Москвы, впервые на конкурсе услыхали фамилии Цомыка и Феркельмана и впервые услыхали «по-настоящему» игру Кнушевицкого. А между тем и Цомык, и Кнушевицкий, и Феркельман в прошедший концертный сезон имели самостоятельные выступления в Москве, посещаемые, к сожалению лишь узким кругом виолончелистов и ни в какой мере не освещенные ни общей, ни специальной прессой. Эти показы проходили незаметно, мало стимулируя артистов на новые выступления и не помогая им учитывать опыт эстрады, ориентироваться в своих достижениях и недостатках. Безусловно большая заслуга конкурса в том, что он, широко всколыхнув музыкальное общественное внимание, выдвинул и оценил новые имена нашей музыкальной

молодежи, имена мастеров нового советского поколения.

***

Виолончелист Г. Цомык (род. в 1914 г., ученик проф. Белоручего-Миньяра), выступавший от ССР Грузии и получивший первую премию — музыкант исключительных масштабов. В исполненных им на конкурсе — ноктюрне Шопена и вариациях на тему «Рококо» Чайковского — Г. Цомык проявил богатое и цельное дарование. Серьезный, глубокий, «классический» стиль его игры, уверенность в разрешении поставленной художественной задачи, мужественный и благородный звук — ставят Г. Цомыка в ряды наиболее законченных музыкантов с ярко выраженной индивидуальностью. Говорить о его технических возможностях — это значит говорить о том, что для Г. Цомыка вообще не существует в этой области трудностей. Более легкого преодоления весьма не легких вариаций Чайковского вряд ли кому-нибудь удавалось слышать. И быть может, именно, всилу этой легкости в преодолении «технологических» трудностей Г. Цомыком, техника властно поставлена у него на службу общей целесообразности и художественной выразительности. Хочется отметить у Цомыка полное отсутствие показной позы, — и тем не менее успех, «заражаемость» публики, увлекаемой силой его таланта — исключителен.

Святослав Кнушевицкий (род. в 1910 г.), ученик проф. С. М. Козолупова, давшего конкурсу целый ряд прекрасных виолончелистов (Г. Козолупову, Айвазяна, Адамова) — также отмечен жюри первой премией. Оба выступления С. Кнушевицкого дали возможность детально познакомиться с его творческой индивидуальностью. Обширная программа (сочинения Баха, Форе, Глазунова, Власова, Дебюсси, концерты Шумана и Сен-Санса) дала возможность говорить как о его репертуарных вкусах, так и о стиле исполнения и художественной исполнительской зрелости. Что должно быть отмечено в игре С. Кнушевицкого? — В первую очередь — звук. Звук, совершенно исключительного качества, ровный во всех регистрах, без форсировки, — полный и без расслабленности — легкий и воздушный; ровная, красивая вибрация, помогающая смычку «нести» звук. Всеми этими звуковыми качествами, очень опасными для музыканта с недостаточным художественным чутьем, грозящими перейти в любование звуком и смакование «чувствительных» мест — С. Кнушевицкий пользуется с поразительной простотой и скромностью и внешне сдержанно и скупо извлекает тон исключительной выразительности и внутреннего темперамента. С. Кнушевицкий прекрасно владеет инструментом. Ему чужды виртуозные увлечения, эффекты, чужды блеск и бравура. Сила его воздействия не в быстрых темпах и не в fortissimo, а в piano и в спокойной и серьезной углубленности. Романтическая лирика Шумана и поэтическая устремленность Форе и Сен-Санса — вот его стихия. Бах в исполнении С. Кнушевицкого звучит ясно и просто, но иногда без достаточной монументальности. С. Кнушевицкому ни в коей мере нельзя успокаиваться на достигнутых рззультатах. В работе над расширением и углублением своего репертуара С. Кнушевицкий должен находить новые звуковые краски. Надо подтянуть несколько недостаточно четкую пальцевую беглость, добиться большего разнообразия штрихов и углубить те прекрасные данные мастера, которые по заслугам были отмечены и оценены жюри.

Виолончелист Арнольд Феркельман (ССР Грузии — ученик проф. Белоручего-Миньяра), получивший вторую премию, чрезвычайно даровитый музыкант. В исполненной им программе (сочинения Баха, Шопена, Поппера, Василенко, Скрябина и Чайковского — вариации на тему «Рококо») он обнаружил мастерство большого виртуоза. Уверенностью дышит его игра и легко и непринужденно побеждает он технические «превятствия». Но несмотря на то, что вариации «Рококо» были исполнены очень интересно и с технической стороны безукоризненно, хочется отметить ряд недочетов, являющихся до некоторой степени для А. Феркельмана типичными. Так, в изложении темы чувствовалась излишняя изысканность в фразировке. В третьей вариации также хотелось больше простоты и эмоциональной выразительности Блестящие пассажи второй вариации (изумительное летучее staccato!) слишком «преподносились» оторванно от общего рисунка. Излишне быстрый темп в коде создавал впечатление торопливости и мешал достаточно ясно воспринимать всю виртуозную сторону этой вариации. А. Феркельману следует обратить внимание на некоторую напряженность и «нервозность» вибрации.

Молодые виолончелисты Галина Козолупова, получившая вторую премию, и Леонид Адамов, оба с отличием окончившие в прошлом году Московскую консерваторию, оставлены для дальнейшего совершенствования при консерватории (в Meisterschule). Для них выступление на конкурсе было первым ответственным экзаменом на звание большого артиста. В трудной и разнообразной программе, начиная от классиков XVIII в. до современных советских композиторов, показали они прекрасною школу и высокое мастерство, полученное ими в стенах вуза. Есть у обоих некоторый юношеский задор и стремление «пролететь» через пьесу, затмить слушателя головокружительным темпом и фейерверком рассыпавшихся пассажей. Но уже сейчас ясно, что для Г. Козолуповой этот внешний эффект не главное. Блестяще исполнив виртуозные миниатюры, «Шмеля» Римского-Корсакова, «Прялку» Поппера и др., она наряду с этим показала с большой законченностью сонату Корелли и концерт Гайдна, обнаружив не только техническую зрелость, но и глубокое понимание содержания исполняемого. У Г. Козолуповой уверенный, большой тон, но больше всего удаются ей лирические звучания. Развивая и углубляя большие природные данные, она займет достойное место среди лучших советских виолончелистов. У Л. Адамова положение несколько иное. Тот же «Шмель» звучит у него как некая цель, к которой направлена сейчас большая часть его устремлений. Ставка на быстрый темп во что бы то ни стало, на технику ряди техники — эти моменты еше довлеют над его художественными вкусами. Л. Адамов чрезвычайно работоспособный виолончелист, и при его природных данных он может добиться больших успехов, если только резко переключит внимание на все вопросы исполнительского мастерства.

Виолончелист А. Айвазян (ССР Армении), получивший третью премию, в ряде исполненных произведений (главным образом французских ком-