Выпуск № 12 | 1965 (325)

нованием сказать и «мой жанр», ибо трудно найти в истории советской оперетты имя, более неразрывно с ней связанное, чем имя Григория Ярона. За всю свою полувековую жизнь на театре не припомню человека более, чем он, эрудированного, более осведомленного в самых «тонких тонкостях» опереточного искусства.

Вспоминаю 1924 год. Мой первый сезон в Москве. Вместе со знаменитым Николаем Монаховым пою «Веселую вдову». Во время одного из спектаклей ко мне подходит Ярон:

— Слышал, в Берлин собираетесь?

— Да. С концертами русской песни и романса... — чуть робею я.

— Что ж, увидимся. Я там буду на премьере новой оперетты Кальмана.

Позже я узнала, что Кальман лично пригласил Григория Марковича на первое представление своей «Марицы». Дирижировал сам автор. «Марице» предстояло триумфальное шествие по столицам и большим городам мира. Я видела, как после спектакля Григорий Маркович подошел к Кальману, как они дружески обнялись и быстро заговорили, перебивая друг друга.

В тот вечер Ярон получил клавир и пьесу. «Марица» увидела свет рампы в Москве. Это было прекрасно. (К сожалению, я посмотрела спектакль не на премьере, а позже). Марицу пела Зинаида Светланова, Тассило — Николай Бравин...

Когда я узнала, что Ярон играет Пенижека, то крайне удивилась. Я почти не помнила исполнителя этой маленькой роли на берлинской премьере и пыталась понять «причуду» Ярона.

Спектакль все прояснил. Пенижек такой, каким играл его Ярон, был обязан своим появлением на русской сцене, а впоследствии и в театрах других стран первому советскому исполнителю. Ярон сам «доделал», «дописал», «усмешнил» и «углубил» роль. И его Пенижек, одновременно лукавый и безразличный, добрый и насмешливый, стал одним из самых ярких и выразительных образов спектакля. Ярона нет среди нас. Но яроновский Пенижек жив в каждом спектакле «Марицы»...

«Свадьба в Малиновке» по праву считается сейчас нашей классикой. Я играла в ней роль простой крестьянки Софьи. Играла с любовью к своей героине, и это чувство к ней внушил мне мой режиссер.

Григорий Маркович ставил «Свадьбу в Малиновке» сам. Это была действительно «его оперетта» — так много вложил он в нее творческого труда. Ярон говаривал нам:

— Вы играете сейчас не «фрачных героев», не «принцесс варьете». Вы играете людей. Настоящих людей, советских!

Именно эту оперетту он считал принципиально новой и ставил ее по-новому. Помню первый спектакль. Свои искренние слезы на сцене и искрометную, другого слова не подберешь, игру Ярона. Его Попандопуло буквально ошеломил зрительный зал. Но самое дорогое было то, что живой, достоверный, смешной и одновременно страшный приспешник атамана Грициана заразил всех актеров, заставил их играть так, как, быть может, они никогда не играли, когда изображали графов и графинь...

Со дня премьеры «Свадьбы в Малиновке» прошло 25 лет. Пьеса живет и здравствует на многих сценах нашей страны. И молодые исполнители не знают, как упорно работал ее первый постановщик с авторами, сколько реплик, острот придумано им и стало «текстом пьесы», а роль Попандопуло (как и Пенижека в «Марице») почти целиком написана Яроном...

Часто бывало так: принесет автор в театр новую пьесу. Начнутся репетиции, выйдет Ярон... Что такое? Имя у персонажа прежнее, а слова другие. Не было этих слов у автора. Даже положений таких не было! Это опять Григорий Маркович новую роль написал. И, как правило, она у него получалась смешнее, ярче! Я ничем не хочу обидеть авторов оперетт, в которых играл Ярон. Их либретто в подавляющем большинстве были профессиональны, а в ряде случаев и талантливы. Но Ярон, видимо, знал и чувствовал оперетту чуть-чуть лучше их. И это «чуть-чуть» позволяло ему делать из своих ролей маленькие шедевры.

С Яроном-режиссером я встречалась и в «Сорочинской ярмарке» Рябова, и в «Сильве»... Режиссер

Обложка журнала «Новый зритель», на которой изображены
сцены из оперетты «Женихи».

он был большой. Работал интересно. Заставлял забывать о времени. Дело в том, что у Ярона была привычка репетировать... ночью, после спектакля. Казалось бы, усталые, «выложившиеся» актеры не могли работать в полную силу. Но нет! Получалось как раз наоборот! Ярон бывал так вдохновенен, так творчески активен, что «захватывал», зажигал всех. Когда этот маленький, не блиставший красотою человек показывал, например, молодому Мише Качалову, исполнявшему в «Свадьбе в Малиновке» Андрея, как надо играть любовные сцены с Яринкой — Лебедевой, он на глазах «вырастал»...

Ярон был великолепным актером. Навсегда останутся в памяти зрителей его прекрасные создания — князь Кутайсов в «Холопке» Стрельникова, Воляпюк в «Сильве» Кальмана, Пеликан в «Принцессе цирка», Страшный Герман (кстати, роль не комика, а простака) в «Роз-Мари» Р. Фримля, Гробовщик в «Женихах» И. Дунаевского — первой советской оперетте, которая была поставлена в нашем театре благодаря Ярону (первоначально автор музыки И. Дунаевский, либреттисты Н. Адуев и С. Антимонов предложили ее Театру сатиры).

Когда Григорий Маркович появлялся (еще так недавно!) на экранах наших телевизоров и начинал рассказ о своем любимом жанре, я смотрела на него и думала о том, что вот сейчас перед десятками миллионов зрителей выступает человек, который стоял у колыбели советской оперетты, растил ее, «учил ходить», помог ей вступить в пору зрелости. К счастью, эти передачи запечатлены на кинопленке, как и некоторые отрывки из спектаклей с участием Г. Ярона. Он оставил нам книгу своих воспоминаний. На экране и в книге перед нами встает как живой этот веселый и талантливый человек. А несколько страниц, написанных мною, может быть, прибавят что-нибудь к его человеческому и творческому портрету.

К. Новикова

 

Первый международный

Лауреаты Первого международного музыкального конкурса им. А. Рубинштейна Н. Дубасов и Ф. Бузони

75 лет назад, в конце августа 1890 года, в Петербурге, в зале консерватории, помещавшейся тогда на Театральной улице (ныне улица Зодчего Росси), состоялся первый в истории международный конкурс пианистов и композиторов. Он был организован благодаря инициативе и энергии Антона Рубинштейна на его личные средства. Выдающийся русский музыкант возглавил и жюри состязания.

Первый конкурс оказался не особенно многолюдным. Лишь два музыканта явились оспаривать премию им. Рубинштейна по композиции, шесть исполнителей участвовали в соревновании пианистов. Отчасти это объяснялось тем, что в число конкурсантов не допускали женщин, отчасти — слишком жестким возрастным лимитом (от 20 до 26 лет).

С немалыми трудностями столкнулись организаторы и при создании первого жюри. В результате А. Рубинштейну пришлось решиться на то, чтобы двое членов — он сам и Л. Ауэр — обладали правом подать по два голоса: как представители русской музыкальной общественности, а также от Гамбургской (А. Рубинштейн) и Берлинской (Л. Ауэр) консерваторий. Помимо них, в жюри вошли Ф. Кенен (Амстердамская консерватория), А. Гамерик (Копенгагенская консерватория), Л. Абель (Мюнхенская консерватория), Ф. Сведбом (Стокгольмская музыкальная академия), В. Сафонов (Москва), В. Пухальский (Киев), И. Слатин (Харьков), К. фон Арк, Ю. Иогансен, Р. Кюндингер (Петербург). Соискателями композиторской премии были Ф. Бузони — знаменитый впоследствии пианист, композитор и педагог и Н. Чези — сын профессора Петербургской консерватории Б. Чези. Конкурсанты должны были представить на суд жюри концерт для фортепиано с оркестром, камерную музыку и сольные произведения для фортепиано.

Преимущество Бузони над Чези было явным. Последний, вопреки условиям, даже не явился на конкурс; его сочинения исполнял пианист С. Майкапар. Как свидетельствуют карандашные заметки А. Рубинштейна, Бузони собрал 12 голосов (против двух), получив первую премию по композиции.

Премии для пианистов добивались тот же Ф. Бузони и Ф. Байарди (Италия), А. Ионас (Испания), Ф. Фербенкс (США), Д. Шор и Н. Дубасов (Россия). Они выступали после композиторов, в порядке французского алфавита.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет