Подлинный друг

В музыке, как и в любой профессии, можно двигаться вперед либо обходя препятствия, либо их преодолевая. Есть музыканты, которые всю жизнь словно катят на собственной легковой машине по асфальтовой магистрали, где заботливые руки свели к минимуму все неудобства, связанные с дорогой. Сколько было примеров на наших глазах, когда певец весь свой артистический путь проходил с репертуаром из дюжины апробированных названий! Но бывают исполнители, которые избрали себе нелегкую долю первооткрывателей: их постоянно влечет все новое, трудное. Они создают образы в новых операх, они открывают людям произведения непонятые или несправедливо забытые. Среди таких исполнителей встречаются мастера, известные всему миру, и гораздо более скромные труженики, ограничившие свою творческую деятельность рамками камерной музыки. К их числу принадлежит и певица Елена Яковлевна Петкер.

Знакомство с ее творческой биографией лишний раз подтверждает, что Е. Петкер свойствен беспокойный дух исканий.

В свое время, дойдя до четвертого курса Московской консерватории, где она успешно занималась в классе фортепиано у Г. Нейгауза, Е. Петкер без всяких объективных причин ушла из консерватории и стала драматической актрисой характерного плана. Признание и успех в театре не заставили себя ждать, и казалось, что путь в искусстве найден. Но после нескольких лет работы на сцене, ряда удачных ролей и положительных рецензий молодая актриса оставляет театр и становится камерной певицей.

Благодаря великолепной памяти и удивительной работоспособности репертуар певицы с годами вырос до весьма внушительных размеров: здесь и труднейшие циклы Шумана, Шуберта, Вагнера, де Фалья, и многое яркое, что создано в современной западной музыке. Однако подлинной основой ее репертуара стала советская вокальная литература, и здесь заслуги Е. Петкер неоспоримы. Чаще всего она не только первая исполнительница, но и первый наиболее внимательный критик многих советских новинок, попадающих к ней обычно в виде рукописи. Ее замечания помогают подчас автору больше, чем иные длинные речи на секционных собраниях Союза композиторов.

Так произошло, например, с известной балладой Б. Мокроусова «Из-под камушка». После того, как произведение было уже издано, по совету певицы автор внес ряд изменений, оттеняющих народную основу баллады и подчеркивающих своеобразие и экспрессивность вокальной партии. (В балладе певица удивительно тонко передает русскую народную манеру пения. Она, кстати сказать, изучала ее «в подлиннике», слушая народных певцов, у которых записала большое число интересных народных песен.) Е. Петкер была первой исполнительницей детских песен Д. Кабалевского (на тексты стихов и переводов Маршака), ряда романсов М. Мильмана, Р. Бунина. В ее репертуаре С. Прокофьев, В. Волков, З. Левина и многие другие. В тесном сотрудничестве с исполнительницей написана и вокально-речевая поэма «Весенний складень» автора этих строк.

Все в ее исполнении подчинено замыслу композитора. Однако этот замысел она раскрывает в плане своей индивидуальности, словно переписывая созданное композитором, подчас даже оставляя в стороне то, что казалось автору наиболее важным, и подчеркивая детали, на первый взгляд несущественные.

Опыт драматической актрисы сказывается в тщательной работе Е. Петкер над словом. Логические акценты музыкальной и поэтической фразы соподчинены друг другу.

Елена Яковлевна Петкер — подлинный друг советских композиторов. Весь свой творческий путь она посвятила трудному, но очень важному делу пропаганды новой музыки.

Ю. Объедов

Записывается Марио дель Монако

Многие наши читатели интересуются тем, как складывается творческая судьба известного итальянского певца Марио дель Монако, с искусством которого советские люди познакомились во время его гастролей в Москве в 1959 году.

Уже тогда, делясь своими творческими планами, Монако сказал, что мечтает спеть Германа в «Пиковой даме». И вот этой весной на сцене театра «La Scala» впервые прозвучала гениальная опера Чайковского. Партию Германа с большим успехом спел на русском языке Марио дель Монако.

Ниже мы публикуем рассказ журналиста Ал. Лесс, который присутствовал в студии во время записи нескольких арий из итальянских опер в исполнении Марио дель Монако. Эта пластинка хорошо известна советским любителям музыки.

Марио дель Монако и А. Мелик-Пашаев (публикуется впервые)
Фото автора

Зал Центрального дома звукозаписи. Через несколько минут здесь начнется запись Марио дель Монако. На эстраде разместился оркестр Большого театра во главе с Александром Шамильевичем Мелик-Пашаевым; в зале очень немного посторонних — человек семь, не более. Я все еще не верю, что нахожусь в зале, что позади прорыв милицейского кордона, спор с директором Дома звукозаписи, увещевания дежурного музыкального редактора. Я молю судьбу, чтобы скорее началась запись: тогда этот громадный зал с множеством стоящих и подвешенных микрофонов станет «святая святых», и тогда уже никто не посмеет нарушить тишину, приблизиться к двери, и мы, семеро счастливцев, окажемся в «зоне недосягаемости»...

...Марио дель Монако, рослый, крепкий, со смуглым красивым лицом и легкой проседью в черных вьющихся волосах, сидит за маленьким столиком, на возвышении, рядом с оркестром. На нем белая рубашка с короткими рукавами и шерстяной джемпер, и это в удушающую жару июньского полудня.

Пока оркестр репетирует, артист непрерывно, маленькими глотками прихлебывает из стакана крепкий чай, который жена Монако то и дело подливает ему в стакан.

Оркестр вторично проигрывает арию — Марио напевает ее вполголоса.

Наконец вещь «пройдена», включаются микрофоны, начинается запись. Марио быстро встает и сбрасывает джемпер. Лицо его преображается. Он поет, жестикулируя и играя, словно в самом деле находится на сцене. Он поет полным голосом и как будто без всякого видимого напряжения перекрывает оркестр даже на fortissimo. Сила звука столь велика, что кажется: сам Марио — на сцене, а оркестр где-то далеко за сценой.

Монако уже спел две арии из «Отелло», арию Каварадосси из первого акта, ариозо Канио и Пролог из «Паяцев». Последний, написанный для драматического баритона, он исполнил в подлинной тесситуре.

Это было какое-то ошеломляющее колдовство!.. Голос Марио, то нежный и мягкий, то героический и страстно накаленный, казалось, обволакивал и завораживал нас, проникал в холлы, коридоры, на лестницы, несся на улицу. Я видел, как оркестранты, эти высшие ценители музыки и вечные скептики, слушая пение, одобрительно улыбались, в немом восторге кивали друг другу головами, точно делились впечатлениями на только им, оркестрантам, понятном языке.

Запись окончена.

— Браво, браво, маэстро! — слышится из репродуктора голос инженера, руководившего записью. И сразу воцаряется тишина. Марио садится за свой столик и слушает запись, которая через репродуктор транслируется в зал. Он слушает погруженный в себя, как-то задумчиво-озабоченно и временами что-то быстро отмечает на листке бумаги.

— Юрий! — вдруг обращается Марио дель Монако к своему московскому другу и переводчику Юрию Волкову.

Льется быстрая, экспансивная итальянская речь.

Юрий Волков обращается к Мелик-Пашаеву:

— Маэстро недоволен, как у него прозвучало вот это, это, это, — листается партитура, — это, это... Он просит, если можно, повторить...

Еще раз от начала до конца, в полную силу, на предельно эмоциональном дыхании звучат все пять арий.

И опять прослушивание. На этот раз артист, кажется, удовлетворен.

Марио прощается с Мелик-Пашаевым, оркестрантами, звукооператорами и выходит из студии. Лицо его бледно, он совершенно обессилен.

Посмотрели бы в этот момент на Марио дель Монако те, которые думают, что пение — это в общем не такая уж трудная штука!..

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Подлинный друг

Записывается Марио дель Монако

Марио дель Монако и А. Мелик-Пашаев (публикуется впервые) Фото автора

Содержание

Марио дель Монако и А. Мелик-Пашаев (публикуется впервые)
Фото автора