О произведениях Катуара можно сказать словами латинской поговорки: habent sua fata libelli (т. e. книги имеют свою судьбу), применимой не только к книгам, но вообще к произведениям искусства и даже науки. Ни при жизни, ни после смерти Катуара его сочинения не получили должного признания. Между тем, они обладают крупными художественными достоинствами, отличаются своеобразными гармониями, широкой, логичной формой, превосходным использованием инструментов или голосов, для которых они созданы. Произведения Катуара, написанные живо, ярко, взволнованно, невозможно ни играть, ни слушать равнодушно.

Малую популярность произведений Катуара я объясняю, главным образом, внешней изысканностью фактуры; изложение его сочинений обычно полиритмично, в нем зачастую отсутствует ясно выраженное сильное время. Исполнители, недостаточно освоившиеся с произведением, не ощущают точки опоры, поэтому — я готов сказать— вдохновенные сочинения Катуара не сразу ими понимаются.

Я был первым и почти единственным исполнителем многих сочинений Катуара. Его Первую скрипичную сонату кроме меня почти никто не исполнял, так же, как и Вторую, которую я играл с Б. О. Сибором и другими исполнителями. Превосходный фортепьянный концерт Катуара был однажды исполнен мною еще по рукописи в Москве и Петербурге (в 1912 году), и с тех пор ни разу никем не исполнялся.

Ряд камерных сочинений Катуара был записан мною на пленку в последние годы: обе скрипичные сонаты (совместно с Д. Ойстрахом), трио (с Л. Коганом и М. Ростроповичем), фортепьянный квартет и квинтет (с участием Р. Дубинского, В. Берлинского, Н. и Р. Баршай).

В конце жизни композитор очень много занимался музыкальной теорией; им оставлено два капитальных труда — по гармонии («Теоретический курс гармонии», ч. I и II) и по музыкальной форме («Музыкальная форма», ч. I и II). Много времени Катуар отдавал педагогической деятельности: сначала преподавал композицию в музыкальном техникуме имени Скрябина, а впоследствии был до конца жизни профессором консерватории. Среди его учеников много прекрасных музыкантов: Кабалевский, Евсеев, Фере, Василий Ширинский и ряд других.

Я имел счастье в течение многих лет быть в близких, дружеских отношениях с Катуаром и его семьей. Жена Егора Львовича, Софья Адольфовна, умела создать в доме хорошую, теплую, культурную атмосферу. У них было три дочери и сын. Хотя дети не унаследовали выдающейся одаренности отца, тем не менее, они стали хорошими музыкантами-профессионалами.

Я любил бывать у Егора Львовича. У него часто собирались музыканты, исполнялись музыкальные новинки. Ближайшим другом дома был Александр Федорович Гедике. Катуар одним из первых высоко оценил замечательное дарование и мастерство Николая Карловича Метнера, неоднократно игравшего в его доме свои сочинения.

У Катуара было плохое здоровье, вернее, плохая нервная система. Часто он не мог работать, никуда не выходил. Егор Львович неоднократно лечился и за границей, и в России, но лучше всего ему помогало пребывание в деревне, которую он страстно любил и большей частью именно там проводил летние месяцы.

Егор Львович был обаятельным, тонким и чутким человеком необычайной скромности и простоты. Он был широко образован, превосходно знал литературу, русскую и западную. Я знаю, что Катуар очень тяжело переживал равнодушие к своему творчеству. Думаю, что сейчас, в связи со столетием со дня рождения, его ученики и друзья должны принять меры к тому, чтобы превосходные сочинения Катуара вошли в концертный репертуар. Это тем более необходимо, что его сочинения нисколько не утратили до нынешнего дня своей яркости и значительности.

Гиппиус, П. Ширяева

Боевой пролетарский гимн

Боевой пролетарский гимн «Смело, товарищи, в ногу» был создан вскоре после организации В. И. Лениным в 1895 году Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» русским революционером-марксистом Леонидом Петровичем Радиным во время его заключения в 1896–1897 годах в одиночной камере Таганской тюрьмы в Москве. Уже тогда, на заре рабочего революционного движения, этот гимн захватывал своим пафосом, живым дыханием грядущей социалистической революции в России; будущий победный залп «Авроры» послышался в нем впервые столь звучно и столь звонко, как ни в одном из предшествовавших распространению в России «Интернационала» пролетарских революционных гимнов («Красное знамя» и «Варшавянка»).

Молниеносность массового распространения песни «Смело, товарищи, в ногу» сравнима только с историей «Марсельезы» в 1792 году во Франции. Зарождение и распространение обеих песен очень сходно. Их авторы поразительно чутко, тонко и точно, в лаконичной, как лозунг, форме отразили в содержании, поэтических образах и музыкальных интонациях своих произведений самую суть мыслей и чувств, взволновавших оба народа в решающие периоды их исторического развития: в «Марсельезе» — патриотический подъем французского народа, поднявшегося на защиту революции от иностранной интервенции; в «Смело, товарищи, в ногу» — революционный подъем русского пролетариата, возглавленного в 1895 году «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Именно поэтому, словно искра, разгоревшаяся в пламя, песня «Смело, товарищи, в ногу» зажгла сердца русских революционных рабочих на рубеже XX века и распространилась с той же быстротой, с которой разнеслась по Франции «Марсельеза». Это произошло не только в силу идейной насыщенности содержания, но и в силу глубоко национального характера первой русской боевой пролетарской песни. В те годы на «вооружении» русского пролетариата были революционные гимны преимущественно французского и польского происхождения: «Русская Марсельеза», «Варшавянка», «Красное знамя».

Песню «Смело, товарищи, в ногу» пели уже в 1898 году ссыльные в селе Шушенском во главе с В. И. Лениным. «Помню, как в 1898 году мы, первые ссыльные социал-демократы, — сообщает в своих воспоминаниях соратник В. И. Ленина, старый большевик П. Н. Лепешинский, — ...с шумным восторгом подхватили привезенный в ссылку Фридрихом Вильгельмовичем Ленгником новый мотив получившей быстрое распространение среди питерских рабочих песенки: “Смело, товарищи, в ногу”. Стихотворение было написано в 1896 году (по воспоминаниям Вл. Бонч-Бруевича, Леонидом Петровичем Радиным, одним из первых участников московского рабочего движения). Если в прежних песнях “не про радость — про горе там пели”, то на этот раз в любимой песне не только питерских рабочих, но и самого Ильича, который никогда не уставал упиваться ее бодрящими звуками, звучали уже совершенно иные аккорды:

Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.

_________

Из рукописи, подготовленной к печати Институтом истории искусств Академии наук СССР: «История русского рабочего класса в народных песнях и революционных гимнах» (материалы и исследования); отрывок из очерка о песне «Смело, товарищи, в ногу».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Гиппиус, П. Ширяева

Боевой пролетарский гимн

Содержание