Выпуск № 7–8 (25) | 1935

виоль д'амура, бассетгорна, viola da gamba и flùte douce. Жалобными голосами рассуждали они о добром, невозвратном старом времени. Налево, около Madame Hoboe¹ составился кружок юных и пожилых кларнетов и флейт (с бесчисленными модными клапанами и без таковых). Посередине же, окруженный несколькими сладкозвучными, воспитанными в духе Плейеля и Гировеца, скрипками, расположился галантный клавир. В углу пировали трубы и валторны, а пикколо-флейты и флажолеты пронзительно на весь зал кричали наивными детскими голосами; как утверждала Madame Hoboe, флейты эти обладали поистине жан-полевским талантом, доведенным Песталоцци до высшей степени естественности и совершенства.

Все были настроены необычайно благодушно, как вдруг в двери ввалился угрюмый контрабас, сопровождаемый двумя родственницами виолончелями. Он с таким негодованием опустился на стоявший неподалеку стул, что клавир и все присутствовавшие при этом скрипки невольно зазвенели от ужаса.

— Нет, — вскричал контрабас, — черт меня побери, если каждый день будут исполняться такие произведения! Я только что был на репетиции симфонии одного нашего новейшего композитора. И хотя, как это всем известно, я довольно силен и вынослив, — я едва выдержал. Если бы это продолжались еще хоть пять минут, у меня непременно упала бы подставка и струны моей жизни порвались бы.

Разве меня не заставляли прыгать и беситься, как козла? Разве я не должен был превратиться в скрипку, для того чтобы выразить полное отсутствие идей у господина композитора? Да я скорее соглашусь стать скрипкой для танцев и зарабатывать свой хлеб мюллеровскими и кауэровскими контрадансами!

Первая виолончель (утирая пот с лица). Cher рèrе² совершенно прав! Я тоже ужасно изнурена. Со времени керубиниевских опер не припомню такого échauffement³.

Все инструменты. Расскажите, расскажите!

Вторая виолончель. Рассказывать о таких вещах почти невозможно, а слушать их, впрочем, просто невозможно, — ибо согласно моим понятиям, которыми я обязана божественному мейстеру Ромбергу⁴, только что исполненная нами симфония — какое-то музыкальное чудовище. Автор вовсе не стремится подчеркнуть природные особенности отдельных инструментов или же провести какую-либо мысль; ему, вообще, чуждо что бы то ни было, за исключением желания казаться новым и оригинальным. Нас заставляют карабкаться вверх, подобно скрипкам...

Первая виолончель (прерывая ее). Будто бы мы не можем сделать этого с таким же успехом, как и скрипки!

Вторая скрипка. Всяк сверчок знай свой шесток!

Альт. Конечно, ведь я тоже стою между вами, а что же в таком случае остается на мою долю?

Первая виолончель. Ах, да о вас вообще уже не приходится говорить! Вы только лишь подыгрываете нам в унисон; или же вас применяют, чтобы вызвать у слушателей ужас, создать извест-

_________

¹Гобой.
²Дорогой отец.
³Разгорячение.
⁴Бернгард Ромберг (1767–1841), виолончелист, преподаватель Парижской консерватории, позднее придворный капельмейстер в Берлине, сочинявший для виолончели.

ную напряженность, как например в «Водовозе». Что же касается певучести...

Первый гобой. Ну, здесь-то уж вряд ли кто сможет сравниться со мной.

Первый кларнет. Позвольте, мадам, также отметить и наши таланты...

Первая флейта. О, да, особенно в маршах и на свадьбах.

Первый фагот. Кто более меня приближается к божественному тенору?

Первая валторна. Не воображаете ли вы, что вы соединяете в себе такую нежность и такую силу, как я?!

Клавир. Но что значит все это по сравнению с моим диапазоном и полнотой гармонии? В тех случаях, когда вы лишь части единого целого, я — совершенно самостоятелен и...

Все инструменты (кричат одновременно). Ох, замолчите вы, вы даже не способны выдержать тона!

Первый гобой. Никакого portamento!

Два флажолета. В этом мама совершенно права!

Вторая виолончель. Ни один порядочный тон не может прозвучать среди такого шума!

Трубы и литавры (вступают fortissimo). Тише! Мы тоже хотим говорить! Чем были бы все произведения без нашего эффекта! Когда мы не гремим, никто не аплодирует.

Флейта. Лишь низкий дух прельщают шум и гром, Возвышенное в шепоте живет...

Первая скрипка. Что стало бы с вами, если бы я вас не вела?!

Контрабас (вскакивая). Заметьте себе, я поддерживаю все произведения. Без меня — все ничто!

Все инструменты (кричат одновременно). Только я душа оркестра, без меня — все ничто!

Вдруг в зал вошел сторож, и все инструменты в испуге начали расходиться, так как знали его могущественную длань, которая их хватала и доставляла на репетиции.

— Подождите! — вскричал он, — опять вы бунтуете? Подождите, вот сейчас будет исполняться Sinfonia Eroica Бетховена. Посмотрим, найдется ли среди вас хоть один, кто сможет сдвинуться после этого с места.

— Ах, только не это! — взмолились все сразу.

— Уж лучше итальянская опера; там хоть иногда можно перевести дух, — сказал альт.

— Чепуха! — вскричал сторож, — тут уж вам покажут! Не думаете ли вы, что в наше просвещенное время, когда уничтожены всякие условности, композитор из-за вас откажется от божественного гигантского полета своих идей? Боже сохрани! Теперь уж больше не говорят об ясности и отчетливости, сдержанности в выражении страстей, как это делали старые мастера — Глюк, Гендель, Моцарт.

Нет, послушайте-ка рецепт новейшей симфонии, только что полученный мною из Вены, и тогда судите сами: во-первых — медленное введение, изобилующее короткими, отрывочными мыслями; ни одна из них не должна иметь никакого отношения к соседним. Через, каждые четверть часа по три-четыре ноты! Это поддерживает на-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание