Выпуск № 11 (240) | 1958

Искусство — часть жизни. Как же может оно быть свободным от ее воздействия? Художник, пытающийся освободиться от влияния общества, от связи с жизнью, может быть уподоблен дереву, которое стремилось бы освободиться от корней, связывающих его с землей и, следовательно, питающих его.

Художник, утерявший связи с народом, с обществом, с реальной жизнью, устремляется обычно в дебри формального изобретательства, самодельных экспериментов, умозрительных конструкций. Но чего он может достичь, если дыхание жизни и голос народа, если живые и непосредственные человеческие чувства не звучат в его творчестве! «Великая музыка всегда идет от сердца» — слова эти, сказанные замечательным художником нашего века Морисом Равелем, — никогда не утеряют своей жизненной силы!..

Молодой человек, рискнувший встать на увлекательный, благородный, но трудный путь искусства, должен серьезно подумать над всеми этими проблемами. Он должен отчетливо осознать цели, которые ставит перед собой. Он должен выработать основные, важнейшие принципы, которые, сохраняя за ним полнейшую свободу выявления индивидуальных склонностей, вкусов и тяготений, уберегут его в то же время от бесцельных и опасных блужданий в идейных и эстетических потемках. Эти принципы должны помочь ему найти свое место в жизни, в обществе. Связь с передовыми идеями современности поможет ему избежать распространенной в искусстве нашего времени эпидемии индивидуализма. Он должен относиться к творчеству, как к важнейшему делу всей своей жизни, ставить искусство выше самого себя, выше своего личного успеха, своей карьеры. «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве» — эти замечательные слова К. С. Станиславского должны бы стать первой заповедью для всякого, кто хочет пойти по пути искусства.

Если молодой художник входит в жизнь недостаточно вооруженным в идейно-эстетическом отношении, он легко может уподобиться щепке, которую будут швырять во все стороны волны бурной жизни современного искусства. Предоставить такого неопытного, беспомощного пловца самому себе — не лучший способ научить его плавать.

Отсюда встает серьезнейший для современного искусства вопрос о воспитании молодого человека, посвятившего себя искусству, человека, который будет создавать искусство. И я думаю, что было бы весьма своевременным обсудить вопрос о созыве международной конференции педагогов, обучающих и воспитывающих молодых композиторов, художников, ваятелей и т. д. Ведь в руках этих педагогов находится, в сущности, будущее нашего искусства!

Искусство создается о человеке. Для крупнейших художников прошлого человек, его богатый и сложный внутренний мир, его многообразная личная и общественная жизнь всегда являлись главной темой искусства, основой его содержания. События, составляющие многовековую историю человечества, народные движения, преобразовывавшие человеческое общество, радости и страдания человека, вечные проблемы жизни и смерти, широчайший диапазон душевных переживаний и поведения человека — от жертвенного героизма во имя счастья человечества до нежнейших вибраций любящего девичьего сердца — вот о чем повествует нам подлинное искусство всех времен и народов.

Но возникшее на грани XIX–XX веков течение «искусство для искусства» пришло постепенно к полному отрицанию всякого содержания в искусстве, к утверждению формы как единственно художественной

ценности. Естественно, что для сторонников этого направления все реальное, жизненное и, прежде всего, человек — перестало играть роль объекта художественного творчества.

Искусство при этом постепенно стало превращаться в чистую конструкцию, лишалось идейности, содержательности. Оно стало терять и свое необходимое, чудесное свойство — красоту. Критерии прекрасного сместились, идеалы красоты были извращены, потеряв всякую связь с реальностью. В таком абстрактном искусстве неизбежно исчезают и индивидуальные черты художника, и важнейшее свойство всякого подлинного искусства — его национальный характер. Произведения абстрактного искусства фатально схожи друг с другом, вопреки основному устремлению их создателей — быть во что бы то ни стало оригинальными.

Когда слушаешь или играешь лишенные сердечного тепла, созданные конструктивистским методом сочинения композиторов, не слишком скромно именующих себя представителями музыкального «авангардизма», — становится горько, обидно и стыдно за тех, кто во имя сенсации, моды, либо в силу полнейшей своей творческой немощи, профанирует самое, может, чудесное, что было создано человеческим гением — искусство.

И, право же, нет никакой принципиальной разницы между музыкой додекафонической, серийной, и пуантилизмом, между электронной и конкретной музыкой. И, может быть, прав польский критик Богуслав Шеффер, предлагая называть все эти «авангардистские» течения не музыкой, а каким-то совершенно непонятным словом «мелика». Трудно лишь согласиться с утверждением этого смелого автора, что вся эта «мелика» представляет собой новый, высший этап в развитии мирового музыкального искусства...

Поражающая своим бездушным формализмом месса «Canticum Sacrum» Игоря Стравинского; инструментальные пьесы Антона Веберна, в которых еще четверть века назад один русский критик зло, но остроумно усмотрел нечто похожее на «дуэт глухонемых эпилептиков»; бессмысленные сочетания разбросанных по всем регистрам и судорожно ритмизованных звуков в пьесах Карлгейнца Штокгаузена или Пьера Булеза; хаос шумов и истерических воплей в опусах композиторов-конкретников и электронников, — все это, разумеется, принципиально однородные явления. Все они объединены одним: творчество заменено в них механическим конструированием; живое чувство и живая мысль заменены умозрительными схемами; подлинная творческая свобода заменена кандалами жесточайших догм либо полнейшей анархией и произволом.

Убийственным сарказмом по адресу музыкальных «авангардистов» проникнуты слова известного композитора Эрнста Тоха: «Гений должен быть непонятым и непонятным. Поэтому все непонятное гениально... Поэтому каждый молодой композитор, который хочет иметь признание, придерживайся этой позиции! Будь прогрессивным — нет, будь сверхпрогрессивным, изобретай завтрашний стиль, а еще лучше — послезавтрашний. Кто знает, быть может, завтрашний уже изобретен твоим соседом. Изобретай сверхатомный стиль, или “стиль планеты Марс”, и помни — никто не должен понимать твою музыку — и меньше всех — ты сам!»

Все это страшные, но, увы, естественные последствия бегства художников от жизни, печальные результаты их пагубного стремления превратить искусство в формальные упражнения, в непрерывную погоню за модой.

Идущий впереди никогда не нуждается в том, чтоб на нем висела табличка с надписью — «авангард». И не потому ли представители все-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание