Незаинтересованность в эстетике

Ю. Кремлев

В № 6 «Советской музыки» опубликована статья В. Скатерщикова «Книга по музыкальной эстетике», в которой автор критикует мою работу «Очерки по вопросам музыкальной эстетики».

К сожалению, В. Скатерщиков прибегает не раз к простому искажению моих мыслей, приписывает мне отсутствующие у меня суждения или положения. Так, например, на стр. 12–13 я говорю о несовершенствах того или иного искусства с прямой целыо опровержения односторонней теории, рассматривающей искусство как явление, стоящее во всем ниже действительности. В. Скатерщиков же приписывает мне именно такой односторонний взгляд¹.

Всякий, прочитавший стр. 77 моей книги, убедится, что у меня нет никаких «прежде» и «затем» (каковые видятся автору рецензии) и что я, вдобавок, говорю не о «материале», а об «образном материале».

Рецензент уверяет, что я иду «от анализа особенностей звукового материала — через анализ особенностей музыкальной логики — к анализу образа». Но даже из оглавления моей книги видно, что рецензент пропускает важнейшее у меня звено музыкальной интонации (как первичной основы музыкального образа).

Можно привести и ряд других «подмен», совершаемых рецензентом,— н.о не для подобных уличений я взялся за перо.

Мне хочется не в порядке личных возражений указать на основной и глубокий недостаток данной рецензии, — увы, довольно распространенный в нашем искусствоведении и особенно в работах и статьях по эстетике.

Перед нами — не эстетика целеустремленная, ставящая конкретные творческие задачи, но эстетика для эстетики, эстетика незаинтересованная, принципиально ограничивающая себя теоретическими словопрениями.

В. Скатерщиков обвиняет меня главным образом в том, что мой подход «в конечном счете крайне обедняет музыку». Но не характерно ли, что, неоднократно вступая со мною в спор, автор рецензии нигде не выдвигает и даже не пытается выдвинуть положительного решения того или иного вопроса. Он только «настораживается», осуждает «вульгаризацию», ограничиваясь сам или туманными пожеланиями (вроде: «Думается, не в этом тоне и не с этой точки зрения следует писать о специфике музыки»), или совершенно общими местами (вроде: «Перед нами во весь рост встает проблема многообразия явлений материальной и духовной жизни, отражаемых в искусстве, проблема своеобразия их переработки и дальнейшего воплощения в материале», или: «Музыка — искусство своеобразное, духовно богатое, многосторонне отражающее жизнь»). Так перед нами «во весь рост встает» лишь стремление рецензента уклониться от мало-мальски ясного решения эстетических вопросов.

Вся критическая часть рецензии состоит из туманных пожеланий, общих мест и укоров по адресу автора книги. При этом В. Скатерщикова нисколько не беспокоит то, что, отрицая изобразительность в некоторых искусствах, он неизбежно приходит к провозглашению беспредметной эмоции, что, ссылаясь на Гегеля («В искусстве в отличие от действительности чувственность одухотворена»), он неминуемо отрицает простой факт — одухотворенность чувственности во всей жизненной практике человека, в действительности человеческого общества.

Почему так? Конечно, легко заметить отдельные элементарные промахи рецензента, но суть не в них. Суть, опять-таки, в том, что перед нами эстетика незаинтересованная, не борющаяся ни за что в художественном творчестве.

Главная идея моей книги в том, что музыкальные образы основаны на реальных звуковых прообразах. Я отнюдь не свожу эти образы к этим прообразам (в чем меня неосновательно упрекает В. Скатерщиков) и полностью признаю роль ассоциаций, условных аналогий, метафор и т. д. Но я утверждаю, что недопустимо путать метафорическое или ассоциативное отображение в искусстве с отображением непосредственным, что музыка не может уйти от своих звуковых чувственных основ, не впадая в условность, бессильна игнорировать эти основы или самовольно превращать их в средство внечувственного выражения эмоций, мыслей и т. д.

Эта главная идея моей книги не есть чисто теоретическая идея, но идея практическая. Пользуясь ею, можно и должно искать путей к пониманию того, насколько та или иная музыка конкретна или абстрактна, непосредственна или ассоциативна, прямолинейна или метафорична, простодушна или лицемерна, пользуется ли она

_________

¹Там же, где (на стр. 126 и др.) я касаюсь реальной ограниченности искусств, В. Скатерщиков недоумевает. По его словам, «автор книги совершенно серьезно видит слабость музыки в том, что “она не способна быть живописью, скульптурой, литературой и т. д.”». А что же, спрашивается, она способна ими быть? Если способна, то зачем они существуют? Если же не способна, то как же отрицать ее сравнительную слабость и ограниченность?

естественными средствами выразительности и изобразительности или искажает и уродует эти средства. Иными словами, опираясь на критерий предметно-чувственных связей музыки с жизнью, можно и должно анализировать эстетические отношения к действительности, свойственные тому или иному композитору в том или ином произведении.

Но что можно анализировать на основе взглядов, игнорирующих предметночувственные связи искусства с жизнью, приравнивающих непосредственное к метафорическому и т. д., щедро и удовлетворенно оперирующих трюизмами вроде тех, что музыка «своеобразна», «духовно богата» и т. п.?

Ничего всерьез, поскольку подобные взгляды благословляют любую оценку любой музыки на основе эстетического произвола.

Незаинтересованность особенно часто выступает в наших эстетических работах, поскольку за последние годы широко развилась тенденция теоретической спекуляции с ее задачами: спор — все, цель его — ничто; неважно понять, важно оспорить, незачем создавать взгляды, надо их разрушать.

Впрочем, незаинтересованность нередка и в нашем музыковедении. Именно она приводит к равнодушию в отношении добра и зла, к легкому совмещению противоположных эстетических критериев, к оценке любых музыкальных явлений не с определенных и стойких позиций, а со случайных, вынуждаемых ситуацией, точек зрения.

* * *

Упорядочить производство грампластинок

Редакция «Советской музыки» получила много писем по поводу серьезных недостатков в деле записи, производства и распространения грампластинок.

Дирижер К. Кондрашин пишет, что в наших магазинах трудно приобрести пластинки с произведениями классиков и советских композиторов; нет даже таких произведений, как симфонии и инструментальные концерты Бетховена, нет записей большинства опер, идущих на наших сценах, мало записей камерных ансамблей. Крайне ограничен и круг исполнителей. Большинство симфонических записей осуществлены оркестром Всесоюзного Радио под управлением А. Гаука и Н. Голованова.

К. Кондрашин критикует сложившуюся практику работы Художественного совета по грамзаписям, где вместо делового обсуждения качества звучания данной записи, нередко ведутся беспочвенные споры о правильности трактовки. Исполнители, как правило, на заседания Художественного совета не приглашаются; даже когда запись забракована и принимается решение сделать ее заново, артист узнает об этом из случайных источников. В то же время бывали случаи, когда Художественный совет пропускал явный брак (так, в финал Пятой симфонии Д. Шостаковича по недосмотру монтажера попал кусок «дубля» с фальшивой записью соло литавр).

О низком техническом качестве пластинок пишут любители музыки — наборщик А. Плетнев и инженер М. Мурзаев. В записи оперы «Мазепа», — пишут они, — плохо звучат низкие частоты; в записи «Хованщины» допущена путаница: на оборотную сторону первой пластинки перенесен небольшой отрывок из второго акта оперы, при этом оказалась искусственно разорванной музыкальная ткань. Так же неудачно разделены акты в опере «Демон». Пластинки часто выпускаются с пузырьками, царапинами, заусенцами.

О недостатках в производстве и торговле грампластинками пишет зам. директора Московского Дома грампластинок Б. Лифшиу. — Несмотря на то, что спрос на грампластинки неизмеримо вырос, десять московских магазинов в последнее время прекратили торговлю пластинками. Продажа пластинок производится большей частью в тесных, неприспособленных помещениях. Еще в 1955–1956 годах Министерство торговли СССР издало приказ об открытии в Москве четырех специализированных магазинов пластинок, где устраивались бы встречи с композиторами и исполнителями, консультации, обсуждения новых записей, но эти приказы так и не были выполнены. Нет специализированных магазинов во многих столицах союзных республик и крупных промышленных городах — Свердловске, Горьком, Новосибирске.

Не уделяется должного внимания изготовлению альбомов, изданию аннотаций, знакомящих слушателя с содержанием записи. В каталогах пластинок, насчитывающих свыше 20 тысяч наименований, трудно разобраться не только покупателям, но и самим торговым работникам. Плохо организована реклама грамзаписей: в витринах вывешиваются блеклые и зачастую безграмотные объявления; покупателей, как правило, не извещают о новых поступлениях.

Дом грампластинок систематически обращается к граммофонной промышленности с заявками на новые записи, составленными на основе многочисленных пожеланий любителей музыки. Но эти заявки годами не выполняются. В сентябре 1957 года Домом грампластинок был дан заказ Апре-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Незаинтересованность в эстетике

Ю. Кремлев

Упорядочить производство грампластинок

Содержание