Выпуск № 12 (229) | 1957 - страница 32

Равель не оправдывал и не утверждал эту эстетику, но в силу обстоятельств он в ней рос. И тем ценнее, что он сумел в своих наиболее ярких и значительных произведениях подняться над нею. Очень ценной является прочная связь Равеля с национальными традициями и, в частности, его интерес к наследию старинных французских мастеров.

В большинстве сочинений Равеля счастливо сочетаются сдержанный, но очень яркий и динамичный темперамент (достаточно вспомнить все «разгоны» в финалах его симфонических произведений) и самобытная мелодика, тесно связанная с разнообразными народными истоками. Не менее важную роль в музыке Равеля играет его стройная и органичная гармоническая система — наследница в основном гармонии Листа, Римского-Корсакова и Бородина; его способность к характерным зарисовкам, в которых сочетаются верное восприятие старины (XVI–XVIII вв.) и тонкое ощущение некоторых новых музыкальных явлений (Равель первый сумел придать элементам джазовой музыки ценность художественного обобщения, проявляя при этом свое критическое чувство художника), наконец, классическое совершенство формы и блестящее виртуозное инструментальное мастерство, продолжающее во многом стиль Листа и Римского-Корсакова, не минуя, конечно, и Дебюсси.

Столь необычное сочетание художественных качеств и объясняет то, что музыкальный стиль Равеля, поражающий своей изысканностью, оказался доступным весьма многочисленной аудитории.

Истекшие десятилетия показали, что влияние Равеля на современную музыку стало подлинно универсальным и что распространяется оно за пределами Франции едва ли не больше, чем в самой Франции. Не странно ли, что у себя на родине Равель порой воспринимается в отрыве от действительного содержания его музыки? Советских музыкантов многое может разочаровать во французских исследованиях о Равеле, хотя и написанных с большой любовью, в частности, их стремление навязать его творчеству черты самодовлеющей виртуозности, бесстрастного, «чистого» артистизма. Не странно ли и то, что современные молодые композиторы Франции не пытаются унаследовать самое ценное у Равеля — народность истоков, чувство национальной традиции, органичность языка, законченность художественного выполнения? Игнорируя это ценное наследие, они лишают себя твердой опоры, которой, вероятно, было бы достаточно, чтобы продолжить во Франции полноценную, национально выраженную музыкальную школу. Конечно, я не хочу этим сказать, что в произведениях молодых композиторов Франции, с которыми мне довелось познакомиться, совсем нет положительных черт, идущих от искусства Равеля, но проявляются они, к сожалению, недостаточно последовательно.

Замечу при этом, что непохожий на Равеля Дариус Мийо в своих лучших сочинениях не так уж далек от него. Общим у них является выражение национальных черт в музыке с привлечением новых и свежих средств фактуры и инструментовки.

В других же странах влияние живых традиций Равеля проявилось в новом отношении к фольклору; назовем хотя бы Бела Бартока, Золтана Кодаи, Мануэля де Фалья, Гейтора Вилла Лобоса.

Огромное значение приобрело в наше время культивирование развитых музыкально-хореографических форм. Равель, не внесший существенного вклада в оперу, оказался классиком современного симфонического балета. Его воздействие можно проследить на замечательных и вполне самобытных балетах С. Прокофьева, А. Хачатуряна и других советских авторов. В уже упомянутой мной статье Сергей Прокофьев писал, что в сочинениях Равеля есть «многое, чему нам следует поучиться».

* * *

Первый период творчества Равеля небогат событиями. Нам известно о существовании лишь небольшого числа сочинений, относящихся к периоду 1893–1900. Четыре неопубликованных романса, две пьесы для двух фортепиано, из которых вторая (Хабанера фа диез минор) была позднее включена в партитуру «Испанской рапсодии» (1907), «Античный менуэт» (1895, позднее оркестрованный), романсы «Sainte» (1896) и «Две эпиграммы Клемана Маро» (1898), знаменитая «Павана» для фортепиано (1899, оркестрована в 1910) и, наконец, увертюра «Шехеразада» (1898), первое исполненное оркестровое произведение, вызвавшее нападки критики и также оставшееся неопубликованным, — вот и все. Тем не менее все изданное из этого периода свидетельствует о поразительной зрелости мысли и техники молодого композитора. Сам Равель признает, что в «Паване» сказалось влияние Эммануэля Шабрие, композитора, не столь значительного по сравнению с самим Равелем, поэтому упоминать о подобном влиянии — то же, что говорить, например, о влиянии Аренского на Скрябина. А в романсах Равеля на слова Маро чувствуется уже более передовое влияние романсов Дебюсси. Романс «Sainte» (слова С. Маллармэ) совершенно индивидуален. В «Паване» кое-что идет от учителя Равеля — Габриэля Форэ.

В последующие годы (1901–1905) Равель проявляет значительно большую продуктивность. Наибольшая часть работ этого периода — «Римские кантаты», точнее — три одноактные оперы, написанные для конкурса на получение Большой римской премии, которая, как известно, так и не была ему присуждена. В этих «кантатах» Равель, видимо, намеренно держался ближе к общепризнанному оперному академическому стилю, не без слащавости, о чем можно судить по отрывку одной из них, опубликованному в биографии, написанной Ролан-Манюэлем. Произведения эти, по мнению знакомых с ними критиков, не характерны для творчества Равеля. Впрочем, они дали ему значительный опыт, в частности в отношении оркестровки (кантаты исполнялись на конкурсах).

Одновременно появляется серия сочинений, очень новых и свежих, вполне мастерских по выполнению. Это — «Игра воды» (1901), очаровательная фантазия, в которой Равель внес много нового в фортепианный стиль эпохи, Струнный квартет в четырех частях (1902–1903), еще одна «Шехеразада» (три арии для голоса с оркестром, 1904), Сонатина для фортепиано (1905), а также два романса. В период создания этих сочинений Равель все еще числился учеником класса Форэ, которому посвящен квартет.

В этот же период определяется интерес Равеля к некоторым мастерам прошлого. Тут и Куперен, и Рамо, и Моцарт, из более новых авторов — Лист, композиторы «русской школы», а также Форэ и Дебюсси. Менее ощутимо влияние Шопена, хотя Равель был его большим почитателем и состоял даже вице-президентом Шопеновского общества. Не прошел он, видимо, и мимо популярного уже тогда Грига. С музыкой «кучкистов» Равель ознакомился, как считают его биографы, уже в 1889 году, когда совсем юным присутствовал на концертах под управлением Римского-Корсакова и Глазунова на Всемирной выставке.

Наиболее ярко сказывается влияние Листа. Оно проявляется и в инструментальной фактуре, и в гармонической ткани. Что же касается Римского-Корсакова и особенно Бородина, то Равель — первый зарубежный композитор, сильно испытавший их влияние.

В первых произведениях Равеля преобладает чистая лирика. В них еще нет позднее пришедшего разнообразия приемов и жанров. Элементы иронии, жанровых зарисовок пока еще почти отсутствуют. Но чистая

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание