Выпуск № 11 (216) | 1956 - страница 23

зиологических, психологических предпосылок средств музыкальной выразительности, требуется умелое использование новейших достижений различных наук (в том числе учения И. Павлова). Иначе говоря, если в древности считалась немыслимой истинная образованность без знания теории музыки, то сейчас успешная научная работа в области теории музыки невозможна (как это отмечал уже А. Серов) без всесторонней образованности.

Но, как бы ни была трудна задача и как бы ни была свежа в памяти печальная судьба многочисленных скороспелых попыток ее решения, чураться этой задачи советские музыковеды не имеют права. Мне думается, в частности, что уже в близком будущем надо попытаться создать — на современной научной основе — своего рода «теорию музыки для не-музыкантов». Я имею в виду не сокращенное изложение обычного ряда музыкально-теоретических дисциплин, а подлинно научный труд, свободный от многих музыкально-технологических подробностей и разъясняющий достаточно подготовленному читателю сущность и выразительные возможности музыки и ее элементов — мелодии, лада, гармонии, ритма и т. д., характер взаимодействия этих элементов, реальные предпосылки музыкальных форм и жанров. Появление подобного труда или серии трудов представляло бы интерес не только для советского, но и для зарубежного читателя. Значение же таких работ могло бы выйти и за пределы музыкальной культуры — я говорю об их роли в борьбе мировоззрений, в борьбе материализма против идеализма. Словом, на этом и других путях советское музыкознание имеет возможность вернуть теории музыки ее общественную роль и подобающее ей место среди других наук — пусть гораздо более скромное, чем в древности (с тех пор гигантское развитие получили многие тогда еще не существовавшие отрасли знания), но во всяком случае место достойное.

Что мешает этому? Каковы препятствия? Прежде всего инертность самих музыковедов, их робость, боязнь совершить ошибки или быть обвиненными в таковых. Не случайно за последние восемь-девять лет музыковедческие диссертации, да и другие работы, посвящались почти исключительно анализу конкретных музыкальных явлений, но не разработке вопросов теории музыки. А в тех редких случаях, когда молодые теоретики хотели заниматься этими вопросами, их предостерегали старшие: «разрабатывать вопросы теории музыки опасно, так как они... не разработаны».

Очень серьезен вопрос о кадрах научных работников в области теории музыки. Эти кадры весьма немногочисленны и в подавляющем большинстве состоят из людей, отдающих главные свои силы педагогической и методической работе, а не собственно-исследовательской. Пополняются кадры теоретиков крайне медленно: на протяжении ряда лет способная научная молодежь многих консерваторий, опасаясь обвинений в формализме, избегала выбирать теоретическую специальность. Наконец, имеющиеся немногочисленные кадры теоретиков разобщены. У них нет объединяющего научно-исследовательского центра. Они «вкраплены» небольшими группами в коллективы, состоящие в основном из музыкантов других специальностей (коллектив преподавателей консерватории, членов Союза композиторов).

То, что музыковеды работают среди других музыкантов и организационно с ними связаны, вполне естественно. Польза этого очевидна. Но есть и теневые стороны, которые надо осознать, чтобы их устранить. Музыковеды оказались оторванными не только друг от друга, но и в еще большей степени от ученых других специальностей, а это не может не тормозить развитие музыкознания. Само «промежуточное» положение

музыковедов — положение работников науки среди деятелей искусства — способно порождать некоторые неудобства и недоразумения. Люди искусства порой невольно применяют критерии оценки явлений искусства (например, критерий широкой доступности) также и к научным работам, посвященным специальным вопросам теории музыки. В результате такие работы молчаливо признаются второстепенными уже по одному тому, что они — специальные. Например, докторская диссертация проф. С. Богатырева «Двойной канон», изданная в 1948 году, не удостоилась ни единого упоминания в печати. А между тем эта работа — прямое продолжение исследований С. Танеева, имя и труды которого окружены таким почетом. Впрочем, появись танеевский «Подвижной контрапункт строгого письма» в наши дни, его могли бы в Секретариате ССК и журнале «Советская музыка» и не заметить: очень уж тема «узко специальная»...

Иногда музыковеды (я имею в виду отнюдь не только теоретиков) подвергаются, в сущности, некоторого рода «дискриминации». Что можно сказать, например, о такой практике, когда музыковеду официально заказывается (и оплачивается) текст научного доклада для торжественного заседания, посвященного памяти композитора-классика, а на самом заседании этот доклад читает от своего имени известный композитор? Это, конечно, не имеет ничего общего с обычной подготовкой референтами материала по различным частям обзорного доклада руководителя ведомства или организации. Это не похоже также на литературную помощь, оказываемую редакцией газеты, например, новатору производства или артисту, излагающему свои мысли по вопросам своей специальности. Это — прямое и полное присвоение (хотя бы за гонорар) научнотворческого труда одного человека другим. Скрыть подобную практику невозможно — слишком уж легко раскусить ее нехитрую механику. А какое впечатление производит она на молодежь, как подрывает ее веру в перспективы музыковедческой работы, как компрометирует в ее глазах ведущих советских композиторов!

Смешно возражать против активного участия наших композиторов в торжествах, посвященных памяти их великих предшественников. Видный композитор должен председательствовать, произнести краткое вступительное слово. Другие известные композиторы могли бы в небольших выступлениях рассказать о том, что каждый из них особенно ценит и любит в творчестве классика, юбилей которого отмечается. Это было бы куда интереснее, живее, поучительнее, чем оглашение композитором чужого доклада.

Надо надеяться, что описанная порочная практика будет решительно осуждена съездом композиторов. Здесь упомянуто о ней лишь для иллюстрации не вполне нормального положения музыкознания. Музыковедов часто и справедливо критикуют за пассивность, отставание от жизни, от запросов музыкального творчества. Но, критикуя, надо также позаботиться о соответствующих условиях работы — организационных и моральных. Следует, в частности, увеличить число научных работников в области теории музыки и создать в Москве объединяющий их научноисследовательский центр.

Несколько слов о путях влияния теории музыки на музыкальную практику. Эти пути довольно разнообразны, но, как правило, не прямолинейны. Один из главных путей лежит, мне кажется, через музыкально-теоретическую педагогику.

Дело в том, что для дальнейшего творчества зрелого мастера, уже выработавшего свой стиль, свою манеоу письма, едва ли может иметь большое и непосредственное значение появление новых трактатов

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание