ЗА РУБЕЖОМ

Америка, весна 1956 г.

М. Ростропович

Политическая обстановка в мире заметно влияет на культурную жизнь народов. Бурное — как никогда раньше! — развитие международных культурных связей вызвано смягчением политической напряженности, утверждением в сознании миллионов людей высоких принципов мирного сосуществования.

Все эти отрадные перемены я, как, впрочем, и многие советские артисты, ощущаю и на себе. Жизнь моя становится все более кочевой. Я езжу все больше, езжу все дальше. Маршруты моих поездок удлиняются, на карту гастролей наносятся новые города и страны. Но такого напряженного сезона, как нынешний, у меня еще не было. Помимо выступлений в нашей стране, я в течение трех весенних месяцев этого года концертировал в Англии, Франции, Чехословакии и, наконец, совершил полуторамесячную поездку по Соединенным Штатам Америки и Канаде.

Во время разъездов я никогда не вел дневников, обычно полагаясь на свою память. И всякий раз потом приходилось корить себя — столько интересного, яркого уходило бесследно и забывалось. Но на сей раз, отправляясь в Америку, ожидая увидеть много нового, я решил вести хотя бы краткие записи. Я не обманулся в своих предположениях: поездка по Америке была богата событиями, впечатлениями, встречами. Эти свои наблюдения, не претендующие на законченность и какие-либо обобщения, я и хочу предложить вниманию читателей.

* * *

У меня сложилось представление, что в какую бы часть света я ни направлялся, все равно мне не миновать Парижа. Французская столица стала ныне центром всех важнейших мировых авиалиний. Вот и теперь, направляясь в Америку, я вновь вижу знакомые здания аэродрома Орли. Здешние служащие уже знают в лицо многих советских артистов. О «мсье Ойстрахе» и «мсье Гилельсе» они говорят, как о своих старых знакомых. А меня здесь узнают если не в лицо, то по громадному футляру с виолончелью, с которым я нигде не расстаюсь.

В Париже наша маленькая группа (пианист А. Дедюхин, переводчик Э. Иванян и я) провела сутки. Мы без конца говорили по телефону с друзьями, желавшими нам счастливого пути и успехов на американском континенте.

Не скрою, я сильно волновался. Я знал, что мне придется играть в аудиториях, встречавших крупнейших музыкантов современности. Я понимал также, что художественный результат моих выступлений будет значительней моего личного успеха или

неуспеха: то будет оценка советской исполнительской школы. И эта ответственность во все время поездки держала меня в состоянии хотя и напряженном, но очень бодром и боевом. Глубоко убежден — я постиг это на собственном опыте, — что такая духовная зарядка необходима для артиста.

* * *

...Полет через океан не представил большого интереса. Мы летели в темноте. Меня очень удивила эта бесконечная ночь, я не сразу понял, почему так долго нет рассвета. Оказывается, мы летели вслед за ночью, и рассвет никак не мог догнать нас. Первая посадка была на острове Нью-Фаундленд. Здесь тоже была ночь. Рассвет забрезжил лишь перед самой посадкой в Нью-Йорке.

Как-то встретит нас Америка? Я не хотел ничего загадывать и ждал посадки. Вот она, земля... Огромный четырехмоторный «Супер-констелейшн» подкатил к зданию аэровокзала. Все пассажиры поднялись и, шумно заговорив, направились к выходу. В этот момент ко мне подошел незнакомый человек и попросил меня выйти из самолета последним. Оказывается, мне предстояло быть отданным на «съедение» репортерам, которые ожидали свою добычу у выхода.

Меня тронула одна подробность. Как только корреспонденты отошли от самолета, я увидел множество пассажиров, ожидавших очереди к иммиграционному чиновнику. Видимо, стоять предстояло и мне. Но нет. Ко мне подошел служащий и, дружески взяв за руку, раздвигая толпу людей со словами: «совьет артист, совьет артист», провел меня прямо к столу чиновника иммиграционных властей. Это был жест уважения к советскому артисту.

Два дня, остававшиеся до первого концерта, я никуда не выходил. Много занимался. И все же накануне концерта, 3 апреля, я не мог не откликнуться на приглашение группы ныо-йоркоких виолончелистов, собравшихся на дому у одного любителя музыки. Это было нечто вроде вечеринки. Музыканты, оказывается, намереваются организовать «Нью-йоркский виолончельный клуб», наподобие уже существующих клубов в Лондоне и Сан-Франциско. Эту проблему обсуждали с жаром. Слышалась одновременно английская и русская речь — для меня несколько необычная полифония; впрочем, за время пребывания в Штатах я очень скоро к ней привык...

Первый мой концерт состоялся 4 апреля в зале «Карнеги-холл», вмещающем около 3000 человек. Должен сказать, что концертные залы Америки, в которых мне пришлось выступать, поражают своей величиной. Самый маленький из них рассчитан на полторы тысячи мест.

В программу моего выступления вошли Соната Брамса ми минор, Сюита Баха ре мажор (№ 6) для виолончели соло, Соната Д. Шостаковича, несколько пьес Дебюсси и «Юмореска» собственного сочинения. Концерт прошел успешно. Я остался доволен выступлением — не столько тем, как я играл, сколько тем, как поняла меня аудитория. Всегда ведь чувствуешь эту связь с залом, воспринимаешь его отзывчивость. После первых же минут у меня появилась уверенность, что я слышим. Играя, например, Сюиту Баха или «Лунный свет» Дебюсси, я не боялся тончайшего pianissimo! Насколько тихо сидели слушатели во время игры, настолько шумно и экспансивно выражали они свое отношение к исполнению после окончания: аплодисменты, стук, крики и свист, выражающий здесь, как мне сообщили, высшую степень восторга.

Позволю себе отклониться и сказать, что свист необычайно укоренился в американском быту. Иногда встречаешься с самым странным его применением — то элегантная дама на улице свистом подзывает такси, то крупный финансист, вложив два пальца в рот, свистом приглашает к себе секретаря и т. д.

После концерта ко мне в артистическую заходили многие слушатели. Я люблю шумную, немного бестолковую и вместе с тем непринужденную обстановку артистических комнат сразу после выступления. Здесь рушится рубеж рампы, отделявшей артиста от аудитории. Я всматривался в поздравлявших меня людей, подписывал программки, что-то отвечал, сам что-то спрашивал. Во всем чувствовались дружеское участие и приветливость. Я больше воспринимал интонацию обращенных ко мне

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ЗА РУБЕЖОМ

Америка, весна 1956 г.

М. Ростропович

Содержание