Выпуск № 8 | 1956 (213)

играл с композитором его виолончельную Сонату и «Восточный танец». В заключение Пятигорский вместе с одним скрипачом сыграл «Вокализ». После окончания скрипач воскликнул:

— Сергей Васильевич, почему вы ничего не пишете для скрипки?

Рахманинов, усмехнувшись, ответил:

— Как же я могу писать для скрипки, когда есть виолончель!

Рахманинов остро переживал тяжелые несчастья и беды, которые обрушило на нашу страну фашистское нашествие. Он, казалось, отрешился от всех забот и дел, думал только о России. Он не раз говорил: «Враг топчет мою землю, и у меня нет других мыслей, кроме как о Родине и ее людях».

Заветная мечта Пятигорского — побывать в Москве, посетить консерваторию, поделиться с советскими студентами своими знаниями и опытом. Я выразил надежду, что ему удастся осуществить эту поездку.

Я тепло простился с этим выдающимся русским артистом. Пятигорский подарил мне на память смычок, сделанный для него парижским мастером Сартори, несколько своих транскрипций для виолончели и фото.

* * *

Одно из самых памятных воспоминаний моей поездки по Америке — встреча с Лионом Фейхтвангером. Это было 25 апреля, к вечеру. Мы поехали в загородную виллу писателя, где он живет, уединившись для работы. Машины остановились у небольшого дома в испанском стиле. У калитки, ведущей в сад, нас радушно встретили жена писателя и его секретарша. Но вот вышел сам Фейхтвангер — невысокого роста, остриженный бобриком. Очень подвижный и непринужденный, он совсем не производит впечатления старого человека.

Фейхтвангер очень прост в обращении; разговор наш быстро наладился. У меня было такое чувство, будто я встретился со старым знакомым, душевным, добрым человеком. Писатель о многом расспрашивал меня, интересовался новостями жизни нашей страны. Он тепло вспоминал побывавших у него недавно советских журналистов.

Затем Фейхтвангер попросил меня что-нибудь исполнить.

— Только вот рояля у меня нет, — виновато развел он руками.

Я сыграл Третью, Пятую и Шестую сюиты Баха для виолончели соло. Фейхтвангер был очень доволен.

— Бах — настоящая музыка, без трюков, — сказал он.

Зашел разговор о музыке, которую он любит с детства.

— Я не люблю, когда к музыке искусственно приставляют идеи, — сказал писатель. — Сила музыки — в эмоциональности, в чувстве. Она окрыляет человека, возбуждает его фантазию и сама рождает идеи в его сознании...

Наступили сумерки. Необычайно яркие краски заката над Тихим океаном залили все вокруг мягким розовым светом. Это было величественное зрелище, и мы молча наблюдали его.

Фейхтвангер подарил мне на прощание книгу «Изгнание» на русском языке. К концу нашей встречи жена писателя вдруг сказала, что Фейхтвангер в юности учился играть на скрипке. Он почему-то смутился, словно жена выдала его слабость. Но, улыбнувшись, тут же заметил, что он очень любит музыку, но не любит вспоминать о том, как он не достиг на этом поприще никаких успехов...

Пора было уезжать из этого гостеприимного дома. Приветливый хозяин стоял у полок с книгами и сердечно прощался с нами. Таким я и запомнил его.

* * *

Во время пребывания на Западном побережье мне довелось посетить ряд музыкальных учебных заведений.

После моего первого концерта в Лос-Анжелосе я познакомился с композитором Лукашем Фоссом. Он пригласил меня побывать в Калифорнийском университете на концерте, который будет дан в честь видного американского композитора Уильяма Шумана. Я с удовольствием принял это приглашение.

М. Ростропович у Ниагарского водопада

Концерт состоялся в здании музыкального факультета, в небольшом, но очень изящном и удобном зале с превосходной акустикой. Из исполненных произведений У. Шумана мне особенно понравился Вокально-хоровой цикл; отдельные его номера отмечены яркой мелодикой, высоким мастерством хорового письма, большой изобретательностью. Слушатели тепло приняли это интересное произведение. Заинтересовал меня также Квартет для четырех фаготов, написанный с большой выдумкой. Меньше, мне кажется, удался У. Шуману цикл фортепианных пьес «Путешествия».

После концерта меня познакомили с композитором. Я передал ему привет от Эмиля Гилельса.

В Америке очень мало консерваторий в нашем понимании. Высшее музыкальное образование здесь получают в университетах. Музыкальный факультет, в котором я побывал, делится на две ступени — четырехлетняя школа и аспирантура. В школу, как рассказал мне директор Мормен, принимают молодежь в возрасте 16–20 лет, получившую начальное музыкальное образование частным путем.

Здание музыкального факультета очень удобно спланировано; в нем отлично оборудованные классы, несколько залов. Есть специальная сцена для оперных постановок. Мы побывали на репетиции сводного хора музыкального факультета. Хормейстер Роджер Вагнер разучивал с учащимися си-минорную Мессу Баха. Когда мы вошли в зал, Вагнер прервал репетицию, и все присутствующие тепло нас приветствовали. Потом репетиция возобновилась. Я получил большое удовольствие, слушая этот великолепный хор. Студенты поют очень чисто (кстати, в хоре заняты учащиеся всех музыкальных специальностей). Роджер Вагнер работал с большим увлечением, внося в эти занятия много юмора.

Побывал я также в библиотеке и фонотеке, где оборудованы специальные классы для прослушивания музыкальной литературы. Я поинтересовался, как представлена в фонотеке русская классическая и современная музыка. Мне сказали, что имеется много нот и записей, что изучение крупнейших произведений русской музыки включено в учебный план. В одном из классов я увидел странные инструменты, напоминавшие ксилофоны разных типов и размеров, а также многочисленные барабаны. Это кабинет фольклора, где изучают музыкальный быт народностей Индонезии.

В Лос-Анжелосе у меня была интересная встреча с коллективом популярного в

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет