Выпуск № 8 | 1956 (213)

кального корреспондента агентства «Ассошиэйтед Пресс» Генри Раймонда, в доме которого несколькими днями раньше я слышал запись одного из последних исполнений Казальсом бетховенских сонат.

Повсюду я чувствовал живой интерес к нашей стране, нашему искусству. Говоря о музыке, мы неизбежно приходили к вопросам, которые занимали миллионы людей. Что мешает нам жить в мире и дружбе? В отношениях между народами надо поддерживать то, что их объединяет, а не разъединяет...

Из Вашингтона я вновь направился в Нью-йорк, где 19 и 20 апреля мне предстояло впервые в США сыграть с оркестром Нью-Йоркской филармонии виолончельный «Концерт-симфонию» С. Прокофьева. Я с большим интересом ожидал встречи с одним из крупнейших современных дирижеров Дмитрием Митропулосом. Мы увиделись с ним на репетиции. Он невысок ростом, лыс, лицо его в сети морщин. Беседа с ним доставляет огромное удовольствие. Это музыкант большой культуры, безгранично любящий и глубоко знающий свое искусство.

Нью-Йоркский оркестр — один из лучших симфонических оркестров Америки. Великолепный строй, слаженность звучания, тонкое чувство ансамбля. Солисты оркестра, которых мне довелось слышать (кларнетист, флейтист, валторнист, трубач) — это музыканты-виртуозы. Почти во всех американских оркестрах занято много струнных — 12–14 пультов первых скрипок. Это создает мягкость, насыщенность звучания.

Дирижер и артисты оркестра тепло встретили меня. Наши репетиции были очень плодотворны. Музыканты работали с большим увлечением.

На репетициях присутствовали многие музыканты. Митропулос познакомил меня с вдовой великого австрийского композитора Густава Малера.

Прокофьевский Концерт был встречен очень горячо. Я был очень рад, ибо бесконечно люблю это произведение, часто его играю и стремлюсь к тому, чтобы познакомить с ним как можно больше слушателей. В Америке глубоко чтут Прокофьева. Мне говорили, что в ряде городов существуют «прокофьевские клубы», изучающие творчество великого советского композитора.

В программе концерта (который мы повторили на следующее утро) наряду с Прокофьевым и Второй симфонией Брамса впервые исполнялся флейтовый Концерт современного американского композитора Верджила Томсона. К сожалению, я не слышал полностью этого произведения (в это время я занимался в артистической) и потому не могу судить о нем. Замечу только, что американская пресса невысоко оценила это сочинение.

...И опять кулисы. Сколько неожиданных встреч! В Вашингтоне ко мне в артистическую зашел священник в рясе. Заметив мой удивленный взгляд, он заговорил на чистом русском языке. Оказалось, что он родом из Оренбурга и хорошо помнит семью моей матери. Этот человек сначала был православным, потом, попав в Ватикан, принял католичество. Глядя куда-то вверх, он произносил одну и ту же фразу: «мир тесен, мир тесен...»

Исключительно теплой была встреча с Александром Грейнером, другом С. Рахманинова. Мне о А. Грейнере после своего возвращения из Америки рассказывал Эмиль Гилельс. А. Грейнер хотел устроить мне встречу с дочерью Рахманинова — Ириной Сергеевной. К сожалению, обстоятельства сложились так, что мы не смогли встретиться. Если эти строки дойдут до Ирины Сергеевны, пусть она узнает о моем огорчении и о моей надежде все же увидеться с нею.

* * *

Первая часть поездки была закончена, мне предстояло выехать на Запад, выступить в Лос-Анжелосе и Сан-Франциско.

В течение восьми часов самолет наш без посадки пересек всю Америку. Летели мы очень высоко, земли почти не было видно. Самые лучшие условия для раздумий о судьбах этой великой страны. Общественный организм Америки, работающий с огромным напряжением, производящий большие материальные ценности, которые становится все трудней и трудней сбывать, страдает «повышенным кровяным давлением».

Встреча на аэродроме в Лос-Анжелосе

...Подлетая к Лос-Анжелосу, я увидел пустынные прерии. Внезапно показавшийся город выглядел как оазис. Он был весь в зелени; нежно-синее, дымчатое море придавало местности еще большую красоту. В Лос-Анжелосе несколько миллионов жителей. Частые землетрясения вынудили власти запретить строить дома выше тринадцати этажей.

На аэродроме меня встретил известный виолончелист Джордж Некруг с женой и двумя сыновьями-школьниками. Мне довелось побывать на его сольном концерте. Он отлично сыграл Сонату Брамса и «Пьесы в народном стиле» Шумана.

В тот же день мне позвонил по телефону Григорий Пятигорский — один из крупнейших виолончелистов современности. Он интересовался своими московскими знакомыми, называя их по именам: Сережа Ширинский, Вадик Борисовский... Но телефонный разговор как-то не клеился. «Ладно, наговоримся всласть при встрече»,— попрощался со мной Пятигорский.

В Лос-Анжелосе я познакомился с крупным американским кинодеятелем, режиссером Майклом Тоддом. Не так давно он побывал в Москве и договорился с нашими киноработниками о совместной съемке фильма о мастерах советского искусства.

Мне удалось осмотреть крупнейшие киностудии Голливуда. Не стану подробно описывать посещение студий, встречи с актерами — об этом достаточно рассказали побывавшие в Голливуде советские журналисты. Скажу только об интереснейшем техническом достижении, которому, на мой взгляд, суждено большое будущее — о так называемом стереофоническом звуке. Майкл Тодд продемонстрировал мне сделанную его студией запись исполнения труппой «Ла Скала» оперы Верди «Аида». Я слушал один звук без изображения и тем не менее ясно ощущал звуковую перспективу. Я слышал ближний план — оркестр, слышал солистов, стоящих справа, слева, в глубине, ясно ощущал по звуку их перемещения по сцене...

Однако вернусь к своей встрече с Григорием Пятигорским. Впервые мы увиделись с ним в день моего первого концерта, состоявшегося 23 апреля. Он зашел ко мне, очень высокий, разговорчивый, приветливый. Его разбирало нетерпение подробно расспросить меня о своих друзьях и знакомых, о Москве. Через день мы встретились у Пятигорского дома.

Он показал мне свою виолончель «Страдивари Батта» — лучшее, что создал великий итальянский мастер за всю свою жизнь. Пятигорский продемонстрировал мне свои последние записи — исполнение виолончельных сонат Пауля Хиндемита и Самуэля Барбера. Игра Пятигорского исполнена силы, вдохновения, высокого технического мастерства.

Он много рассказывал мне о Рахманинове. Вспомнил, как однажды в Люцерне

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет