Выпуск № 8 (213) | 1956 - страница 43

Старейшая из певиц, шестидесятилетняя Гарасиха, игравшая роль Костромы, перед первым показом подозвала меня и стала советоваться: можно ли ей на московской сцене «чудить» так, как чудила она в родном Дорожеве, вызывая одобрительный хохот односельчан. «Разрешение» было дано — и зрители в Доме актера с изумлением увидали, как полнотелая Гарасиха, став спиной к публике, под звуки скакульной песни вдруг совсем по-цыгански мелко затрясла плечами. Взрыв аплодисментов окончательно развеял все сомнения Гарасихи.

Возвратись в родное село, дорожевцы несколько дней пировали, празднуя свой успех.

* * *

Прошло еще полгода — началась война... Страшной лавиной огня и смерти прошла она над брянскими селами. Уже в первую военную зиму села опустели: мужчины ушли на фронт, большинство семей уехало в Поволжье, оставшиеся бежали вглубь лесов. Весной 1942 года и Дорожево и Домашево были дотла сожжены врагами, мстившими крестьянам за активную помощь партизанам...

Когда через полтора года отступавшие гитлеровцы очистили Брянщину и дорожевцы стали возвращаться на родное пепелище, они не узнали своих мест. Высоким бурьяном заросли улицы Дорожева. Жители с трудом находили места, где стояли их избы: теперь там высились лишь жалкие остатки стен и печей...

Около двухсот мужчин не вернулось в Дорожево с фронта, немало женщин и детей погибло в страшную первую военную зиму. Иные покинули село: оно обезлюдело. Первое время не было ни машин, ни лошадей. Женщины шли в лес, рубили деревья и сами тащили их в Дорожево, поспешно делая «балаганы» — бревенчатые сараи с земляным полом, заменявшие на первых порах избы.

Видимо, тогда-то и рождались в освобожденных селах горькие вдовьи частушки:

Вот и кончилась война —
И осталась я одна:
Я и лошадь, я и бык.
Я и баба — и мужик!

Государственные ссуды погорельцам, помощь машинами, бесплатно отпущенный лес, а главное — самоотверженный труд — сделали свое дело: Дорожево понемногу отстроилось. Ныне только один «балаган», давно уже превращенный в сарай, стоит в селе, словно мрачное напоминание о военных годах.

Прошло еще несколько лет, и вновь зазвучали песни в Дорожеве, и вновь, словно феникс, восставший из пепла, появилась в селе озорная Кострома, уселась на свою подстилку, на привычное место. Даже в трудную годину войны дорожевские крестьянки сумели сохранить праздничные наряды своих прабабушек — те, в которых они выступали в Москве. Надежда вновь попасть в столицу не покидала их и в самые тяжелые дни.

Война рассеяла многих; несколько опытных игрух навсегда покинуло Дорожево, но оставшиеся вновь «сбили» хор и начали выступления. Предвоенный успех дорожевцев не был забыт и в Брянске (ныне областном центре). Из брянского Дома народного творчества в село стал наезжать методист-хоровик, учить дорожевцев новым песням. И в Москву снова полетели письма: «жива «Кострома», живы и песни, можем снова «доказать» их — хотя бы и в Москве!..»

* * *

Морозной зимой, в январе 1953 года, я снова приехал в Дорожево. «Живая кость мясом обрастет!», — говорили мне знакомые певицы... И в самом деле: на прежнем месте стояло новое село. Следы пожарищ исчезли, и только преждевременные морщины на лицах женщин напоминали о тяготах и невозвратимых утратах военных лет. Материально село еще не успело оправиться: почва здесь неплодородная, а гибель всего имущества и гигантская убыль рабочих рук восполнялись медленно, с трудом.

В селе звучали уже новые песни, занесенные войною с разных сторон, порою сильно измененные устной передачей: «Лети, победы песня», «Шумел сурово Брянский лес» и другие. Подросшие девушки увлекались частушками (исполняя их главным образом на мотивы «Семеновны» и «Страдания»). Тексты частушек были порою острые, меткие. Особенно, если затрагивалась самая болезненная для девушек тема — о парнях, которые стремились в город и боялись связывать свою судьбу с «деревенскими»:

На горе хворост,
Под горой хворост;
Провожал вчера —
И задавал вопрос.

Задавал вопрос —
Сам смотрел в глаза:
Ты колхозница —
Тебя любить нельзя!

Я колхозница —
Не отрицаюся,
А любить тебя —
Не собираюся!

Ты ищи себе
Туфли модельные,
Губы накрашены,
Руки бездельные!

В промежутках между куплетами женщины постарше подпевали неизменный припев: «Ой калина, ой малина, черна с(ы)мородина!»

Зимою частушки звучали чаще всего на «биваке». Таким, явно военизированным названием дорожевская молодежь окрестила свои сборища в специально нанятой избе. Клуб еще не был отстроен, а где-то же надо посидеть вечером вместе, попеть, поплясать под гармонь!..

Старые песни в Дорожеве еще не забыли. Мне рассказали интересный случай, когда старинная песня без каких-либо изменений в мелодии и тексте органично вошла в новый колхозный быт. Начиналась она словами: «Чье же это поле задремало стоя? Чьи ж это мысли на хвосте повисли?».

В далеком прошлом песню эту пели, коря нерадивую жнею, а теперь ее пело передовое звено отстающему. И песня точно попадала в цель!

Выбрав лучших игрух, среди которых нашлось и несколько молодых, умевших вторить старшим, и наметив ряд песен для записи, я повез дорожевок в соседний поселок Сельцо, где было электричество. За одно воскресенье удалось записать до сорока песен. Вот одна из них — колыбельная, превращенная в хоровую песню:

Пример 4

Дорожевские певуньи были неутомимы. Пропев перед микрофоном почти пять часов подряд, они только «разошлись». Забравшись в присланный за ними грузовик, дорожевки с громкими песнями покатили домой: если не они сами, так песни их и на этот раз долетят до самой столицы!..

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример 4

Содержание