Выпуск № 8 | 1956 (213)

Основную часть времени я посвятил изучению исключительно интересных уникальных образцов старинного народного искусства, сохранившихся в быту дорожевцев1.

Один из них — местный «инструментальный ансамбль». Группа женщин исполняла что-то очень несложное и однообразное. У каждой игрухи к губам были прижаты две небольшие дудочки. Играя, женщины быстро поворачивали головы налево и направо, дуя попеременно то в одну дудочку, то в другую. Некоторые игрухи, вместо того, чтобы дунуть в меньшую дудку, легонько и ритмично вскрикивали. Окружающие аккомпанировали игре, хлопая в ладоши и присвистывая. Две девушки танцовали под эту музыку.

Свои инструменты дорожевки называли кувиклами. Каждая исполнительница играла на «паре» кувикл. Теперь кувиклы большая редкость. Образцы этих своеобразных народных инструментов были найдены несколькими годами ранее в курских селах. Звуки кувикл слабы и глуховаты; их можно сравнить со звуками деревни, напоминающими поскрипывание колодезных журавлей.

Интересно было узнать, что существуют особые правила игры на кувиклах, что календарные сроки этой игры строго регламентированы разными поверьями, — словом, налицо были следы древней традиции.

Играют на кувиклах только в летние месяцы, когда затвердевают травянистые стволы дягиля. В дни покоса женщины, сорвав на лугу два полых стебля дягиля и действуя, по их выражению, «когтями и зубами», мастерят себе пару кувикл; одна из них — потолще и подлинее — называется «гудок», а другая — потоньше и покороче — «подпищик». Интервалы, строй для исполнительниц безразличны. «Одноименные» кувиклы настраиваются в унисон. Дорожевская кувикла — это древнейший духовой инструмент (своего рода «флейта Пана»). Ныне игра на кувиклах — явление крайне редкое; в самом Дорожеве лишь немногие женщины владеют ею.

Другим, еще более интересным отголоском старины в Дорожеве была «Кострома». Мне показали это действо в избе, хотя обычно оно устраивается на открытом воздухе.

В центре хоровода на подстилке из костры2 сидит женщина, исполняющая роль Костромы. Хор поет неизменный припев: «Кострома, Кострома, государыня ты моя Кострома». Одна из участниц игры спрашивает Кострому, что она делает. Кострома отвечает, что работает, и последовательно изображает все процессы обработки льна — начиная с того момента, когда перед нею лежит «прядево» (кудель), и кончая отбелкой готового холста. Когда холсты «готовы», наступает самая интересная часть игры. Кострома, послав невестку за едой и выпивкой, вместе с нею и мужем начинает пировать, а затем со стоном падает на костру; она заболела. Появившийся «фершал» «обслушивает» Кострому, тыча палочкой («слуховой трубкой») куда попало, задавая при этом разные нескромные вопросы. Но Костроме становится все хуже; с криком она катается по полу. Невестку посылают за «попом». Одетый в рогожу, с сахарницей в руках «поп» начинает «исповедовать» Кострому, которая признается в своих прегрешеньях («чужих мужиков любила!»). На вопрос «попа», как ее имя, она отвечает: «Хоботья Аксеновна». «Во имя овса и сена и святого Хоботья!», — возглашает «поп», и Кострома немедленно выздоравливает. Игра кончается веселой пляс-

_________

1 Подробное описание их было дано в моих статьях «У истоков русской народной музыкальной культуры», «Советская музыка», 1940, №№ 10 и 12.

2 Отходы льна и конопли после трепания и чесания.

кой под бойкую, «скакульную» песню с обычным припевом «Барыня ты моя!».

Слава о «Костроме» прошла по всей округе; даже из Бежицы, за двадцать километров, приезжали иногда посмотреть на дорожевокое представление.

В пяти километрах к западу от Дорожева лежит другое село, поменьше — Домашево. Там мне тоже удалось увидеть «Кострому», но в несколько ином варианте.

В полутемной избе на полу лежит на спине девочка, покрыв лицо платком. Это Кострома — безгласная, неподвижная, тяжело больная. Рядом с нею сидит ее мать, делая ту работу, которой в Дорожеве занималась сама Кострома. Хор поет тот же припев, но здесь он звучит более печально, протяжно. «Кума» из хора в каждом эпизоде тревожно спрашивает мать о здоровье Костромы. А той становится все хуже. Кострома «кончается» в тот самый момент, когда холст изготовлен. Разбросав кросна1, мать жалобно голосит над дочерью. Кострому с пеньем заупокойных песен подымают и несут хоронить...

В Домашеве уже не было места смеху, шуткам, озорству, пляске.

Так мне довелось увидеть в глубине брянских лесов одно из древних, начальных проявлений русского народного музыкально-театрального искусства! Домашевская «Кострома» была, очевидно, театрализованным обрядовым действом, сохранившимся по инерции векового обычая. Смысл его был уже давно позабыт.

А дорожевцы в корне переосмыслили торжественный обряд, превратив его в веселую хороводную комедию, которая только некоторыми подробностями напоминала о своем ритуальном происхождении.

Многие архаические детали этой игры оставались для меня непонятными. Зачем нужно Костроме или ее матери имитировать обработку кудели («прядева») в ткань? Почему Кострома сидит обязательно на ворохе кострики? Что значит ее второе имя «Хоботья Аксеновна»? Является ли магическая формула «Во имя овса и сена и святого Хоботья» пародийной переделкой церковного благословения или здесь кроется особый смысл? Вопросов накопилось много, и далеко не на всеможно было дать ответ. Зато почти сразу стало ясным, чьею озорною рукой обрядовое действо было превращено в веселую комедию.

В Дорожеве «Кострому» всегда играли в центральной части села — на Сурнаевке. Название это, вероятно, произошло от слова сурнач, т. е. трубач-музыкант. Музыкантами же на Руси исстари были в основном «веселые люди» — скоморохи! Откуда же появился в глухом брянском лесу поселок скоморохов? Ответить на это нетрудно. Церковь с древних времен ненавидела «веселых людей». Триста лет назад она учинила жестокое гонение на скоморохов. Инструменты их сжигались, а сами народные умельцы ссылались на далекие окраины (так появился, например, на Крайнем Севере ряд сел под названием «Скоморохово»).

Видимо, именно тогда беглые сурначи-скоморохи надежно укрылись в брянских лесах; можно предположить, что именно они переделали местный обряд — «Кострому» на свой озорной лад с явным антицерковным душком!

Среди дорожевских песен много разнообразных «скакульных» — плясовых песен. И в музыке и в текстах ощущались следы старинного скоморошьего быта. В текстах то и дело мелькали упоминания о скоморошьих инструментах — гудках, гуслях, волынках, да и о самих веселых скоморохах. Одна из песен прямо и начиналась так:

_________

1 Деревенский ткацкий станок.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет