НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО

Три поездки в Дорожево

Л. Кулаковский

Была ранняя весна 1939 года, когда певицы села Дорожево, затерянного в глубине брянских лесов, решили показать на районной олимпиаде старинное искусство, сохранившееся в их селе.

Озадаченные члены жюри увидели на сцене оригинальную театральную постановку, нечто вроде хороводной игры. Главная участница этого представления, называвшаяся Костромой, сидела в центре сцены на подстилке, и вокруг нее развертывалось несложное действие, сопровождавшееся пением хора.

Своеобразной оказалась и инструментальная музыка дорожевцев: группа женщин негромко и однообразно посвистывала, прижав к губам, маленькие дудочки. Две молодухи бойко плясали под эту музыку.

Песни дорожевцев были очень красивы, хотя порою и монотонны.

На районной олимпиаде дорожевеких певиц премировали, но их своеобразным искусством никто тогда всерьез не заинтересовался. Полгода спустя я услышал от одного из членов жюри об удивительных «номерах» брянчан. Завязалась переписка — и следующей весной, в марте 1940 года, я отправился с фонографом и запасом валиков в Дорожево.

Почти сразу за станцией Сельцо начался лес, еще по-зимнему заснеженный. Около часа езды на санях — и в наступающих сумерках открылось широкое поле. На горизонте виднелся густой сосновый бор; посреди поля разметалось своими «концами» и выселками большое село. Это и было Дорожево.

Вечером я сидел в избе, окруженный группой «игрух» — так здесь называют и певиц и инструменталисток. С места в карьер возникло непредвиденное препятствие: игрухи ни за что не соглашались на фонозапись своих песен и особенно «Костромы». Узнав, что ими заинтересовались в Москве, они твердо решили показать свои сокровища в столице. Давно мечтали они повидать Москву, и вот теперь выпал случай, может быть, единственный: как же упустить его?

До глубокой ночи пришлось уговаривать упрямых певиц. Женщины успокоились только тогда, когда в бурном потоке слов «отвели душу».

Группа игрух на кувиклах (1940 г.)
Фото С. Шингарева

На всякий случай они тут же симпровизировали припевку и потребовали ее записать: пусть просьба их будет услышана в Москве.

Хотим в Москву, развеять тоску,
Москву посмотреть, «Кострому» показать! —

хором пропели они в трубу фонографа и тут же прослушали запись, чтобы убедиться, что припевка записана!

Долгий опор дал желаемые результаты: наутро дорожевки охотно стали знакомить меня со всеми своими богатствами. За три недели непрерывной работы я едва успел изучить самое важное.

Молодежь здесь, конечно, знала частушки, «кричала» их под гармошку, но в основном в селе царила песня — дедовская старинная песня.

На улицах мне не раз приходилось слышать самобытное многоголосное пение, сохранившееся с давних времен. Так пели даже молодые девушки. Чаще других звучала протяжная великопостная (пели ее во время работы, просеивая овес):

За рекою, матушка, гусли гудут, гуселюшки,
Да за быстрою, сударыня, звончатые, звончатые!
Пусти меня, матушка, гусель слыхать — гуселюшек!
Пустить мне тебя, детистя, да век не видать, век не видать!
Приду, приду, матушка, на велик день, на велик день,
Со красненьким, матушка, со яичком — со яичком,
Да со миленьким, матушка, со дружочком — со дружочком,
И со малою, матушка, со детею — со детею!

Женщины постарше знали множество песен. Мне удалось записать их до полусотни, но это было лишь каплей в море: одних великопостных песен старая Гарасиха помнила более сотни.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО

Три поездки в Дорожево

Л. Кулаковский

Группа игрух на кувиклах (1940 г.)Фото С. Шингарева

Содержание

Группа игрух на кувиклах (1940 г.)
Фото С. Шингарева