Выпуск № 8 (213) | 1956 - страница 26

затронул (в № 4) С. Скребков. К сожалению, указывая на ряд явлений, он не дает им критической оценки. Справедливо отмечая, что в советских симфонических произведениях темы излагаются полифонически, что они отличаются большей сложностью и противоречивостью, чем темы классиков, автор статьи не говорит, хорошо это или плохо. Возможно, стремление к полифонии есть следствие ретроспективизма, а в «сложности» тем проявляется эмоциональная неустойчивость, в то время как публика требует устойчивых эмоций.

Мне очень не понравился нервный тон нашей дискуссии. Статья Т. Хренникова вызвала непонятное возмущение Д. Шостаковича. Ведь в этой статье нет ссылок на конкретные факты и фамилии, значит, нечему и возмущаться. К тому же, если Т. Хренников написал что-либо неправильно, то эта неправда сама собой отпадет. Слишком нервно воспринята и статья И. Рыжкина. Вместо того, чтобы отметить в ней положительные и отрицательные моменты, ее здесь прорабатывают.

В. Городинский пишет, что у нас нет табели о рангах. Неправда, она существует! Когда у нас печатается статья о композиторе, то обязательно помещается его портрет (это законно). Но порой печатались даже портреты авторов статей, если в этой роли выступали крупные композиторы или исполнители. Почему же, когда я читаю статью В. Цуккермана или А. Медведева, я не вижу их портретов? Такого рода культ отдельных имен не нужен. Если мы знаем, что произведение написано выдающимся композитором, то на этом основании нельзя снижать к нему требования. Нельзя ставить на композиторов какие-то штампы: средний, крупный и т. д. Надо каждого композитора поддерживать, и в то же время каждого критиковать, без раздувания и без принижения.

Д. Шостакович защищал здесь от критики С. Прокофьева. Но защищать надо неизвестные имена, а С. Прокофьев — композитор мирового масштаба. Все хорошее в его творчестве давно уже не требует защиты, а слабые стороны никому не удастся защитить. В наших спорах нужно соблюдать чувство меры, вносить в полемику больше чувства юмора и меньше нервозности и озлобленности. Лишь тогда она будет давать хорошие результаты.

— Для всех нас ясно огромное значение Постановления Центрального Комитета партии о музыке, — сказал композитор Л. Сарьян (Ереван), — но жизнь показала, что ряд положений этого документа трактуется у нас разными людьми по-разному. Такие «разночтения» отрицательно сказываются на развитии музыкального творчества. Взять хотя бы вопрос о доходчивости музыки. На прошедшем недавно смотре молодых композиторов обнаружились большие разногласия в определении критерия доходчивости. Так, один товарищ из Кишинева сказал, что музыка Квинтета Э. Оганесяна абсолютно непонятна, лишена мелодизма, и народ ее не примет. А на мой взгляд, Квинтет Э. Оганесяна — яркое, реалистическое сочинение. Очевидно, понятие доходчивости нужно трактовать несколько шире, чем это делает товарищ из Кишинева. Критерий доходчивости зависит от ряда обстоятельств. Понятно, что для музыканта он будет несколько иным, чем для неподготовленного слушателя. Правда, у нас встречаются люди с музыкальным образованием, которые, видимо, по природе своей плохо воспринимают музыку или, вернее, не любят ее. Бывает и наоборот, когда человек, не искушенный в музыкальной науке, обладает даром глубоко и всесторонне понимать музыкальное искусство. Меня не столько огорчило выступление товарища из Кишинева (он еще молодой человек), сколько реакция на это выступление председательствующего Г. Орвида. Последний всячески поощрял оратора репликами «правильно, правильно» и тем самым неверно ориентировал молодого музыканта.

Большая путаница царит у нас в определении понятий реализма и формализма. В последнее время журнал попытался в какой-то степени внести ясность в эти вопросы. Но следует пожелать журналу смелее вскрывать противоречия в нашем музыкальном искусстве. Журнал упрекали в недостаточной объективности. Думаю, что журналу необходимо прежде всего иметь по всем вопросам свою точку зрения, иначе ему грозит опасность стать безликим.

Не могу согласиться с Е. Грошевой, говорившей здесь, что журнал за последние четыре года утратил свои боевые качества. По моему мнению, журнал стал намного интересней и по широте тематики и по разнообразию привлекаемых авторов.

— Острота споров вокруг журнала вызвана его стремлением шагать в ногу с жизнью, подняться на уровень новых исторических задач, поставленных нашей партией перед всей советской культурой, — сказал музыковед Л. Лебединский (Москва). — В то же время определенная группа критиков и композиторов противится этому, тащит журнал назад.

Влияние культа личности отрицательно сказалось и на развитии музыкального искусства. Прямым последствием культа личности нужно признать глубоко внедрившиеся в творчество ряда композиторов казенный дифирамбизм, мещанскую идиллию, слащавую простонародность, о которой еще Белинский писал, что она совершенно чужда истинной народности. Эти антиреалистические явления зачастую не получали у нас отпора; напротив, их пытались даже выдавать за реализм. Естественно, что тот, кто подменяет реализм казенным дифирамбизмом и мещанской идиллией, будет считать подлинно реалистические произведения формалистическими. Именно поэтому Десятая симфония и Скрипичный концерт Д. Шостаковича, опера «Война и мир» С. Прокофьева, Вторая симфония А. Хачатуряна, Концерт Г. Галынина и многие другие подлинно реалистические сочинения не без труда пробивали себе дорогу в жизнь, преодолевая силу этикеток: «формализм», «модернизм» или «полуформализм», «полумодернизм».

На страницах журнала были даны правдивые отчеты о дискуссиях, во время которых прозвучали честные и мужественные голоса музыкантов в защиту подлинно реалистических произведений, неверно причисляемых к формалистическим. Эти же честные голоса мы слышим ныне в Предсъездовской трибуне журнала. Никто не может отрицать того, что журнал дает возможность авторам высказать различные точки зрения в творческих вопросах.

Т. Хренников, явно имея в виду журнал «Советская музыка», писал: «За последнее время в высказываниях некоторых музыкальных деятелей... довольно ясно обозначилась тенденция восхваления произведений без попытки вскрыть даже очевидно присущие им недостатки». Т. Хренников дал понять, какие именно произведения он имеет в виду: в его статье обойдены молчанием симфонии Д. Шостаковича, опера «Война и мир» С. Прокофьева, ни одного слова не сказано об Араме Хачатуряне. И не случайно статья Т. Хренникова не удовлетворила очень многих и очень разных музыкантов. Генеральный секретарь Союза композиторов должен быть выше группового подхода к музыкальному творчеству и к журналу «Советская музыка», должен проявлять больше мудрой принципиальности, чуткости. Его статья не содействует творческой дискуссии, а прикрывает ее.

Е. Грошева уверяла здесь, будто в журнале не дают критиковать произведений Д. Шостаковича, С. Прокофьева и других. Не верю этому. Редакция, как мне известно, не раз обращалась к ряду товарищей, упрекавших ее за отсутствие критики противоречий в творчестве наших композиторов, с просьбой выступить по этому поводу с аргументированной статьей. Однако просьбы оставались без ответа, а упреки продолжаются и по сей день. Надо положить конец этим разговорам и сказать тем, кто их ведет: вы боитесь дискуссии, вы не хотите в ней участвовать.

Несколько слов о статье И. Рыжкина. В ней говорится, что «Советская музыка» «уходит от анализа противоречий в творчестве виднейших мастеров», и в качестве примера приводится опера «Война и мир» С. Прокофьева. При этом, говоря (без всякой аргументации) о сковывающем воздействии эстетики модернизма в этой опере, И. Рыжкин утверждает, будто журнал относится к ней апологетически, хотя, как все мы знаем, в «Советской музыке» не раз писалось и о недостатках этого произведения С. Прокофьева.

Ю. Кремлев спрашивал здесь, «от кого следует защищать Прокофьева?» А разве ему неизвестно, что новое далеко не всегда легко пробивает себе дорогу, что большую роль играют еще здесь вкусовые предрассудки?

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание