Выпуск № 8 (213) | 1956 - страница 25

со всей нашей критикой. Он стал постепенно уходить от критики произведений, от обсуждения вопросов реализма, от глубоко принципиальных выступлений, направленных против отрицательных явлений в нашей музыке. Взамен этого публиковались либо описательные, либо дифирамбические статьи. Достаточно вспомнить апологетическую статью А. Акимова о «Тарасе Бульбе». Причем ранее в одном из номеров была напечатана рецензия Л. Поляковой на тот же балет, написанная очень объективно. Непонятно, зачем понадобилось давать еще одну статью, абсолютно бездоказательно провозглашающую балет классическим произведением. Безудержно дифирамбический тон характерен для рецензии М. Сабининой на исполнение Скрипичного концерта Д. Шостаковича, для ее же статей о Трио А. Бабаджаняна, о романсах Г. Свиридова, для статьи Л. Утесова об оперетте И. Дунаевского «Белая акация».

Конечно, изредка могут появляться непосредственные отклики на первое исполнение новых сочинений, но когда вслед за ними не дается серьезного критического разбора, тогда это уже принимает характер определенной тенденции. Между тем в том же журнале (а нередко и в центральных газетах) можно прочесть справедливые слова об отставании советской музыки от запросов народа. Однако, читая регулярно журнал, вряд ли придешь к подобному выводу. Мне думается, что взятая редакцией за последнее время линия способствует воспитанию у многих композиторов нетерпимости к критике. Снова возрождаются традиции дифирамбической критики, которые были особенно сильны до 1948 года.

Я также очень многое не принимаю в статье И. Рыжкина, но думаю, что вряд ли следовало Д. Шостаковичу обвинять его в аморальном поступке. Нельзя, чтобы наши крупные композиторы, пользуясь своим творческим авторитетом, сбивали с ног людей, несколько иначе мыслящих, чем они. Кроме того, мне думается, что нашим композиторам надо учиться у классиков не только реалистическому мастерству, но и скромности. Композиторы прошлого не называли друг друга великими и не объявляли друг друга классиками.

Ю. Кремлев на симфоническом пленуме высказал мнение, что симфонии Н. Мясковского не стали той музыкой, которую охотно слушают массы. На основании этого Д. Кабалевский в своих «Дискуссионных заметках» (№ 5 за 1955 г.) бездоказательно обвинил Ю. Кремлева в том, что последний вообще не любит советской музыки. В статье И. Рыжкина в адрес оперы «Война и мир» было сказано всего несколько слов. Но в пределах данной статьи И. Рыжкину трудно было сколько-нибудь аргументировать свой тезис. В беспринципности здесь скорее можно упрекать газету «Советская культура», не высказавшую ранее своего мнения об опере.

В прежние годы журнал опубликовал ряд серьезных критических статей, например, статью Б. Ярустовского о Десятой симфонии Д. Шостаковича, статью М. Сабининой о «Войне и мире». Но постепенно журнал отказался от высказанных в этих статьях критических суждений об этих произведениях и ограничился разговорами об их достоинствах. Помимо С. Прокофьева, Д. Шостаковича и А. Хачатуряна, у нас есть еще немало талантливых композиторов. Очень крупная фигура, например, Кара Караев. Опубликованные в журнале статьи о его балете «Семь красавиц» не содержали глубокой оценки музыки. Я большая поклонница этого балета, но и в нем есть недостатки, привнесенные неверным, догматическим отношением к сюжету. Из Низами авторы либретто сделали какого-то революционера. И в таком виде этот балет сейчас идет во многих театрах. В том же варианте его предполагают ставить в Большом театре. А вот если бы журнал во-время указал на недостатки произведения, авторы сумели бы там кое-что исправить.

Постановление Центрального Комитета партии об опере «Великая дружба» сыграло за прошедшие восемь лет настолько большую роль в развитии нашего искусства, что говорить сейчас о формализме, как определенном направлении, или даже о чисто формалистических произведениях было бы наивно. С другой стороны, объявлять все произведения реалистическими (а такая тенденция тоже есть), мне кажется, нельзя. Мы не можем

игнорировать того, что модернистические влияния наложили известный отпечаток на раннее творчество наших крупных композиторов. Преодоление этих влияний — процесс очень трудный, порой мучительный. И надо сказать, что наши крупные художники выходят из него с честью. Не следует механически делить произведения на реалистические и формалистические, но нужно честно говорить об ограниченности реалистического метода, о неполноте реалистического мировоззрения, и в этом нет ничего порочного и оскорбительного для наших композиторов. Таков еще уровень нашего искусства. Музыкальный журнал у нас в стране один, и эту нашу единственную трибуну надо использовать для действенных слов правды.

Музыковед Ю. Кремлев (Ленинград) возражал против такого метода критики по двухбалльной системе, когда произведение композитора или работу музыковеда либо возносят до небес, либо дают ему уничтожающую оценку. Критика должна стать более гибкой и чуткой.

— Сейчас, — сказал он, — происходит спор относительно того, следует ли отмечать в творчестве наших выдающихся композиторов отрицательные черты. Конечно, следует, ведь даже у классиков они тоже есть. Иконописные портреты композиторов отнюдь не способствуют глубокому познанию их искусства. Можно ли вообще говорить, что существуют бесспорные сочинения? И Чайковский спорен, и Бетховен спорен, потому что есть люди, которые не любят Чайковского или Бетховена. Пора отказаться от негодной практики давать окончательные приговоры — она не приводит к хорошим результатам.

В работе редакции были такого рода непоследовательности. В свое время Д. Кабалевский написал статью о Римском-Корсакове, где он поставил перед собой задачу доказать, что Римский-Корсаков был вне влияний импрессионизма и модернизма. Задача была невыполнимой, т. к. всякий композитор, живущий в определенную эпоху, не может избежать характерных для нее влияний. Затем в журнале появились статьи Ж. Катала о представителях импрессионизма Дебюсси и Равеле. Из статей Ж. Катала следовало, что творчество этих композиторов обладает большой ценностью, что оно народно. В результате в журнале возникло резкое противоречие. Его можно было бы избежать, подойдя к оценке Дебюсси, Равеля и Римского-Корсакова более объективно: показав, что в их творчестве ценно и что нет.

Другое резкое противоречие возникло в журнале в связи с оценкой творчества Н. Мясковского. Мое замечание на симфоническом пленуме относительно недостаточной популярности музыки Н. Мясковского в широких кругах слушателей вызвало резкий отпор на страницах журнала. В то же время редакция опубликовала статью Б. Асафьева, в которой (хотя и очень вежливо) изничтожается творчество этого композитора. Вопрос оценки произведений — очень сложный вопрос. А у нас за последнее время подходили к нему просто: есть две рубрики — формализм и реализм, и судьба сочинения решается зачислением его в ту или иную рубрику.

Неудачно прошла дискуссия по поводу книги В. Ванслова. Было время, когда В. Ванслов выступал в журнале и занимался проработкой ряда авторов. Теперь в журнале проработали самого В. Ванслова. В. Ванслов хотел завоевать себе славу, доказывая, что он умнее других. Сейчас редакция, в свою очередь, стремится показать, что она умнее В. Ванслова. В результате практические результаты дискуссии очень невелики. Очень часто в журнале высказываются весьма резкие суждения, но без достаточных научных оснований. В частности, в той же дискуссии о книге В. Ванслова была высказана мысль, что музыкальная эстетика, как наука, не имеет самостоятельного значения, что необходимо прежде всего анализировать произведения, а не строить концепции. Но для того, чтобы их анализировать, нужно иметь концепцию. В данном случае ссылка на опыт А. Серова и В. Стасова не убеждает. Если они не решали ряда основных вопросов (например — вопрос, что такое музыка?), то это является их слабой стороной. А мы обязаны выработать общие эстетические критерии.

У нас только начинается разработка ряда проблем. Интересный круг вопросов

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание