Выпуск № 8 (213) | 1956 - страница 24

родного и антинародного» ошибочна, в каком бы контексте ее ни брать. Но это нисколько не порочит статью в целом, как и не порочит самого автора. Кто из нас безгрешен по части формулировок? Автор, увлеченный своими задачами, никогда не заметит, что допустил неточность. Эта формулировка показательна для той тенденции, которая все больше проявляется на страницах журнала, которая ведет к отказу от разграничения двух систем эстетики, которая ведет к признанию теории единого потока, а раз все едино — можно принять и сочетание народного и антинародного...

В журнале встречается определение «трагическая исповедь». Но к чему оно относится? К Реквиему Моцарта, к Шестой симфонии Чайковского? Нет, «трагической исповедью» названо Болеро Равеля в статье Ж. Катала. Это в известной мере закономерный вывод из противоречивой концепции автора статьи, заключающей ощутимые элементы субъективного идеализма. Почему редакция не противопоставила этой статье иную точку зрения? Никакие мотивы гостеприимства не должны мешать нам отстаивать основные принципы нашей эстетики. Статью Ж. Катала критиковал публично К. Розеншильд, но редакция не прислушалась к этой критике. Вообще в редакции существует неверное отношение к критике. Там любят критиковать только то, что лежит вне пределов журнала, что касается деятельности самой редакции — здесь критике дорога заказана.

«Советская музыка» за последние годы проявила особое внимание к вопросам западноевропейского музыкального наследия. У нас действительно нередко принижали наследие западноевропейской музыки, и журнал правильно выступил против этого. Но журнал выступил и против выявления известных противоречий, свойственных некоторым композиторам, и против социальных характеристик, которые давались этим композиторам.

Далеко не все материалы, заслуживающие критики, стали объектом внимания редакции. Так, книга Г. Хубова о Серове содержала ряд спорных положений о творчестве западноевропейских композиторов, в частности, в ней заключались неверные оценки Берлиоза, которому автор приписывал «крайний субъективизм и ложные романтические преувеличения», «недостаток мелодической выразительности, отсутствие внутренней стройности и ясной логики развития...», «пренебрежение к требованиям народности, популярности искусства». Берлиоз, по мнению Г. Хубова, тип художника, который, замкнувшись «в своем субъективном мире, не находит непосредственного пути к сердцу широких масс слушателей». В редакцию была представлена статья Б. Штейнпресса, содержащая высокопрофессиональную критику этой книги, но статью не напечатали по той простой причине, что ответственный редактор не захотел допустить на страницах журнала критические замечания в свой адрес. А так как журнал у нас единственный, то создается некая монополия на критику. Эта монополия влечет за собой много нехорошего, ошибочного.

Один из примеров ошибочной критики — рецензия Н. Михайловской на книгу Т. Поповой о Мусоргском. Эта хорошая книга, безусловно, не лишена недостатков. Но сам уровень критики в рецензии Н. Михайловской не удовлетворяет. Т. Попова пишет в своей книге, что балакиревцы читали и много обсуждали между собой работы Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова. По этому поводу Н. Михайловская замечает: «Можно подумать, что речь идет о кружке петрашевцев». Кружок петрашевцев был разгромлен в 1849 году, так что они не могли читать ни Чернышевского, ни Добролюбова. И потом, с каких пор признаком подпольного марксистского кружка стало чтение работ Белинского, Чернышевского и Добролюбова? Н. Михайловская пишет, например, что в книге Т. Поповой на стр. 106 приводятся неприязненные для Серова замечания. На странице 106 книги Поповой мы читаем: «Композитор Серов, не раз уже насмешливо отзывавшийся в печати о произведениях балакиревцев, был глубоко потрясен, услышав в одном из концертов “Светик Саввишну”. “Ужасная сцена! Это Шекспир в музыке», — сказал он». Позволительно спросить Н. Михайловскую, что же тут порочит Серова?

Из своего личного опыта скажу, что в одной из своих статей М. Сабинина

приписала мне ту точку зрения на Лароша, которой я не высказывал. Мое письмо в редакцию с просьбой исправить эту грубую ошибку не было опубликовано. Очень хорошо, что журнал привлек в свой актив группу молодых специалистов: М. Сабинину, Н. Михайловскую и др. Но если внимательно последить за развитием этих товарищей, то окажется, что их первые работы были глубже по содержанию, чем последующие. Происходит это потому, что молодые товарищи считают себя в пределах этого журнала защищенными от критики. Отсюда равнодушие к научному уровню своих работ. Например, статья М. Сабининой и А. Медведева о «Каменном цветке» С. Прокофьева не может не огорчить беспомощным анализом основных образов балета.

Все сказанное приводит к выводу о необходимости серьезной перестройки работы журнала. Нужны необычайная твердость в отстаивании наших исходных идейно-эстетических принципов и величайшая свобода и гибкость в развертывании научно-творческой дискуссии. Журнал же действует наоборот: проявляет шаткость в отстаивании наших идейно-эстетических принципов и жесткость и нетерпимость к развертыванию свободной дискуссии. Журнал, который в последнее время был рупором узкого круга людей, должен стать широкой трибуной всех советских музыкантов.

О роли журнала в идейно-эстетическом воспитании молодежи говорила музыковед Л. Красинская (Рига). — Очень хорошо, что журнал печатает статьи, выражающие самые разнообразные точки зрения. Это приучает молодежь к свободной дискуссии. В то же время журнал обязан помочь ей разобраться в сложных вопросах идейно-эстетического порядка, в частности в решении вопроса: что же такое формализм? У молодых музыкантов порой проявляется нигилистическое отношение к понятиям идейности и народности. Надо показать им, что стремление к идейности и народности отнюдь не означает отказа от поисков индивидуального стиля. Вторая задача журнала — повышать профессиональный уровень статей.

Наряду с яркими, содержательными материалами в «Советской музыке» публикуется еше немало описательных, поверхностных статей. К числу таких принадлежит статья А. Акимова о балете В. Соловьева-Седого «Тарас Бульба» (в № 3). У читателей статьи может создаться впечатление, что этот балет — высшая точка, которой можно достигнуть в этом жанре. Но автор не подтверждает свою высокую оценку. В статье нет глубокого анализа произведения, нет характеристики индивидуальных особенностей музыкального языка композитора. Нам, жителям периферии, не имеющим возможности слушать все музыкальные новинки, хотелось бы получить более полное представление о них на страницах журнала.

Надо приветствовать появление (в № 4) теоретических статей, по которым мы все давно соскучились. Прав В. Цуккерман, когда пишет, что молодые музыковеды не занимаются вопросами теории, т. к. боятся обвинений в формализме. Пора уже понять, что для любых эстетических выводов нужна прочная научная база. Очень однообразны по содержанию нотные приложения к журналу. В основном там печатаются песни. А можно было бы использовать приложение более интересно и разнообразно.

— Обсуждение работы журнала — это, по существу, обсуждение состояния нашей музыкальной критики, — сказала музыковед Е. Грошева (Москва). — Мы давно уже говорим о том, что критика в Союзе композиторов ушла в кулуары: мы не слышим дискуссий, не слышим острых открытых суждений о произведениях советской музыки. На страницах газет музыкальная жизнь вообще не освещается. «Советская музыка», к великому моему сожалению (говорю — к моему сожалению, потому что являюсь членом редколлегии журнала и разделяю ответственность за его работу), отражает общие недостатки нашей критики.

Я не хочу хулить журнал. Безусловно, ряд его разделов стал интересней, чем несколько лет тому назад. Но в то же время несколько лет тому назад в журнале больше ощущались острота и внутренний накал, возникшие в музыкальной среде в первые годы после Постановления Центрального Комитета партии об опере «Великая дружба». Но постепенно журнал эволюционировал вместе

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание