Выпуск № 1 (206) | 1956 - страница 40

тора зингшпилей Венцеля Мюллера «Каспар-фаготист», текст которой был сделан актером Перине по той же сказке Виланда. Отказываться от богатой эффектами темы Шиканедеру совсем не хотелось, и с ловкостью прожженного театрального дельца он быстро находит выход из положения: Зарастро из злого колдуна будет превращен в благородного мудреца, а царица ночи из страдающей матери станет носительницей идеи зла. При этом — что самое пикантное — уже написанные сцены не переделываются! Либретто, таким образом, перестраивается на ходу, оставляя за собой множество недоразумений и сюжетных «неувязок», неизбежных при столь решительной операции.

Не будем, однако, слишком придирчивы к Шиканедеру: его методы работы не слишком отличались от методов прочих либреттистов того времени. И если сюжет «Волшебной флейты» оказался запутанным, а стихи в большинстве случаев ничтожными в поэтическом отношении, то все же в либретто есть удачные драматические сцены, умелые театральные эффекты, а главное — мастерски разработанные роли: в «Волшебной флейте» нет невыигрышных партий; даже крошечная ролька Папагены наделена чрезвычайной характерностью. Правда, этого еще далеко не достаточно, чтобы — подобно музыковеду Вальтерсгаузену, написавшему о «Волшебной флейте» особое исследование¹, — назвать — вероятно, ради парадокса — либретто Шиканедера образцовым оперным сценарием!

III

Совершенно иначе подошел к «Волшебной флейте» Моцарт. Либретто Шиканедера он взял лишь как отправную точку для создания оперы, в которой наиболее полно были высказаны самые глубокие и заветные мысли композитора. Эти мысли становятся понятными лишь из общей характеристики мировоззрения Моцарта.

Буржуазное музыковедение девятнадцатого века создало своеобразный миф о Моцарте. По этому мифу Моцарт — некое гениальное «божественное дитя» — музыкант сверхъестественной одаренности, не знающий мук творчества, сочиняющий музыку так, как поют птицы, — веселый и наивный художник, не задумывающийся над философскими темами, не знающий никаких «проклятых вопросов», не разрешающий в музыке — в противоположность Бетховену и Вагнеру — никаких мировых проблем, счастливый чистым и беспримесным музицированием. И музыка его так же ясна, безоблачна и ослепительно жизнерадостна, как и он сам. В личной жизни — он беззаботный и нерасчетливый малый, задорный собутыльник, «гуляка праздный». С необузданной щедростью гения он растрачивает свое творчество и свою жизнь. В болдинской трагедии Пушкина подобная характеристика Моцарта вложена в уста завистника Сальери.

Следует заявить со всей категоричностью, что описанный образ «солнечного Моцарта» является мифом: он вымышлен от начала до конца. Исторический Моцарт — мы знаем его и по переписке и по новейшим биографическим исследованиям — был мужественным, глубоким и вдумчивым композитором, жизнь которого была богата борьбой и страданиями. Ибо Моцарт боролся прежде всего с феодально-дворянским пониманием музыки как забавы, как своеобразной «звуковой гастрономии», боролся за достоинство музыки, за превращение ее из увеселения в глубоко эмоциональную выразительную речь. Когда после премьеры «Похищения из сераля» австрийский император охарактеризовал музыку Моцарта — «слишком тонка для наших ушей, и потом — неимо-

_________

¹ «Die Zauberflöte», eine operndramaturgische Studie von Hermann W. v. Waltershausen. Drei Masken Veriag, München, 1920.

верное количество нот, мой дорогой Моцарт!», — композитор ответил: «ровно столько, сколько нужно, ваше величество».

Представитель передовой интеллигенции эпохи просветительства, Моцарт мучительно переживает службу у «меценатствующего» феодала — епископа зальцбургского и впоследствии круто порывает с ним, обрекая себя тем самым на нужду. Лишь за четыре года до смерти Моцарт, уже знаменитый композитор, собираясь покинуть навсегда Вену, получает должность «камер-музикуса» со скудным годовым окладом в 800 гульденов и с обязанностью по штату — сочинять танцы для придворных балов. К тому же и это убогое жалование выплачивается далеко не аккуратно. Моцарт перебивается уроками, вынужден лихорадочно писать музыку на заказ и умирает, не достигнув тридцатишестилетнего возраста — буквально от истощения сил. Известно, что даже на приличные похороны средств не хватило, и гениальный композитор восемнадцатого века, величайший из мастеров мировой музыки, был погребен в общей могиле вместе с самоубийцами, бродягами и преступниками!..

В свете этой точки зрения становится совершенно ясным и классовый смысл легенды о Моцарте. Ее функция состояла в том, чтобы снять с буржуазно-дворянской Европы ответственность за одно из величайших преступлений, совершенных перед культурой, — за бедственную жизнь и преждевременную смерть Моцарта: сам-де он, стихийный и безрассудный гений, легкомысленно сжег свою жизнь. Получалась удобная вариация на старую тему «гений и беспутство». Моцарт-борец уступал место мифическому повесе или пети-метру в расшитом кафтане, кружевном жабо и пудреном парике. Правда, оставалось непонятным, каким образом подобный композитор взялся сочинять оперу на сюжет комедии, бывшей в течение многих лет под цензурным запретом во Франции и сыгравшей видную роль в идеологической подготовке французской буржуазной революции: мы говорим о «Свадьбе Фигаро» Бомарше. А между тем, при тогдашней европейской обстановке, это было актом немалого гражданского мужества.

В том-то и дело, что подлинный источник брызжущей через край жизнерадостности музыки Моцарта нужно искать не в «детскости» и не в «стихийности» его натуры и — подавно — не в немногих счастливых эпизодах его биографии. Корни жизнерадостности музыки Моцарта — в огромном социальном оптимизме композитора: ему, как и многим другим представителям передовой интеллигенции восемнадцатого века, воспитавшейся на энциклопедистах, просветительской философии и Руссо, действительно казалось, что наступает новая эра, когда рушатся социальные перегородки, трещат троны, отмирают средневековые — «готические» — суеверия, что феодализм обречен и что человечество начинает строить новую жизнь на основах разума.

Моцарт изучал просветительскую философию: об этом свидетельствуют найденный в его библиотеке «Федон» Моисея Мендельсона. И даже его участие в масонских ложах объяснимо именно этими причинами: в политически отсталой Австрии масонские ложи были — пусть в сугубо мистифицированной форме — какими-то отдушинами в тогдашней общественной жизни третьего сословия. Во всяком случае европейские венценосцы не преминули объявить начавшуюся французскую революцию «масонским заговором». В частности, австрийский император Леопольд II как раз в эпоху сочинения Моцартом «Волшебной флейты» — начал жестокие преследования масонских лож, видя в них предшественниц политического и религиозного либерализма, и в 1794 году ложи были закрыты.

Следует добавить, что общественно-политический идеал Моцарта —

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание