Выпуск № 1 (206) | 1956 - страница 45

Все средства музыкально-драматической выразительности Моцарт подчиняет раскрытию идеи произведения. Стоит только сравнить арию графа в третьем акте с каватиной Фигаро из первого акта. Мысль, что Сусанна предпочла какого-то «низкого» слугу ему — «благородному» вельможе, приводит Альмавиву в ярость. В музыке прекрасно передана злоба и ненависть графа к «сопернику», его жажда мести. Напротив, Фигаро, узнав о коварной затее своего господина, не теряет самообладания; он уверен, что проведет графа, и его песенка в легком танцовальном ритме звучит остро и насмешливо. Моцарт музыкой выразил то, что в комедии Фигаро высказал в лицо графу: «Вы здесь владеете всем, только не самим собой!»

Не только в упомянутой «арии мести», но и во многих других эпизодах музыка Моцарта резко выявляет неуравновешенность властелина, вспышки его гнева. Эта индивидуальная черта данного персонажа является в то же время чертой типической. Альмавива — хозяин имения, но он не является хозяином положения. Раздражительность графа оттеняется самообладанием слуги.

Любая черта образа Фигаро, будучи сопоставлена с соответствующей чертой характера графа, приобретает глубокий смысл в контексте произведения Моцарта. Самообладание находчивого Фигаро и неуравновешенность постоянно попадающего впросак Альмавивы, проницательность, веселость, талантливость слуги и посредственность «сиятельного» графа — все это направлено к тому, чтобы возвысить простого человека и сорвать маску с барина.

Граф в опере — отрицательный тип. Но это не карикатурно-примитивный ловелас, каким выводился часто представитель высших кругов в мещанской музыкальной комедии восемнадцатого века (например, милорд в опере Монсиньи «Король и фермер», барон в опере Паизиелло «Мельничиха» или князь в опере Гиллера «Лотхен при дворе»). Моцарт изображает графа правдиво, в натуральных тонах, не прибегая к шаржу. Он не превращает вельможу в заведомого глупца. Граф — это заурядная личность. Но именно его заурядность бросается в глаза при сопоставлении с природной одаренностью Фигаро. В любом столкновении с камердинером граф терпит поражение.

Чувственный темперамент графа выявлен в музыке с большим реалистическим мастерством (напомним хотя бы лирический дуэт графа с Сусанной). Перед нами не маска, запечатлевшая в своей гримасе какое-то одно отрицательное свойство, но живой человек с многосторонним характером. Но тем более убедительно его моральное разоблачение. В опере выставлена напоказ неблаговидность поведения вельможи, волочащегося за девушками и в то же время проявляющего лицемерную заботу о чистоте супружеских отношений; увлеченного страстью к камеристке графини и в то же время признающегося в любви к юной дочери садовника; афиширующего свое благородство и в то же время не брезгающего никакими средствами для удовлетворения своих низменных страстей.

Некоторые музыковеды-исследователи высокомерно проходят мимо подобных моментов (как относящихся якобы не к музыке, а только к истории литературы). Между тем известно, что Моцарт принимал непосредственное участие в выработке окончательной редакции либретто. Еще в самом начале работы над текстом «Свадьбы Фигаро» отец композитора сообщал дочери, что драматическая сторона потребует от Вольфганга много беготни и споров, пока он не получит либретто в желаемом виде (письмо Л. Моцарта от 11 ноября 1785 г.). Известны высказы-

вания Моцарта о том, что композитор должен уметь «понимать текст» и быть способен «вносить кое-что от себя».

И, конечно, сама музыка несет в себе идею произведения. Возьмем арию Фигаро. По мнению А. Улыбышева, прославленная ария «Non più andrai» («Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный») «не связана с основными пружинами драмы» и «представляет картину солдатской жизни, начертанную человеком, никогда не носившим оружия; следовательно, она есть общее место». Автор книги «Драматургия оперы» Г. Бультгаупт утверждал, что мелодия арии не имеет ничего общего с образом лакея графа Альмавивы. Оба автора ошибаются. Эта ария составляет важное звено в изображении главного действующего лица оперы. Речь идет о Керубино. Но ведет эту речь не кто иной, как Фигаро. Мы слышим его язык, его тон, его выражение. Перед нами вырисовывается не только портрет пажа, но и автопортрет живописца: — Фигаро. Блеск, живость, веселость, красочность — все то, что обеспечило славу этой арии, является выражением жизненной полноты, яркости чувствований, сочности характера героя. А разве хоровая песня, звучащая в первом акте вслед за трагикомической сценой между Сусанной, графом, Керубино и Базилио, — разве эта простая и бодрая песня в народном духе не вносит существенные черты в портрет Фигаро, предводителя и вдохновителя народной толпы? Разве не выполняет аналогичную функцию мелодия, раздающаяся при появлении Фигаро во втором акте после бурной сцены между графом и графиней? За спиной у Фигаро — воображаемая толпа крестьян, его гостей; звуки «труб и дудок» деревенских музыкантов расцвечивают оркестровую партитуру, усиливая освещение фигуры бравого камердинера.

В окружении большой толпы, под звуки марша, выступает Фигаро в свадебном шествии третьего акта. Отраженный отблеск этого марша опять-таки ложится на Фигаро — виновника события и распорядителя празднества.

Казалось бы, какую идейную нагрузку может нести благодушный с виду дуэт крестьянских девушек, приветствующих графа в третьем акте оперы? Но вспомним ситуацию: две девушки, а вслед за ними и весь хор поют славу синьору, «оберегающему» честь и невинность подвластного ему женского населения. Синьор же в это время поглощен одной мыслью: как бы заставить Сусанну уступить его домогательствам. И приветственное славословие крестьянских девушек неожиданно приобретает смысл иронического намека, который тонко акцентируется оркестровыми репликами.

Заметим: почти каждое лирическое излияние графа дополняется сатирическим штрихом. Это особенно чувствуется в сцене в саду, где происходит окончательное посрамление волокиты.

Вечером в саду граф встречается с графиней, переодетой в платье Сусанны. Ухаживание синьора за неузнанной женой композитор комментирует подчеркнуто легкомысленной мелодией. Мало того, он сопровождает эту мелодию кокетливой басовой фигурой, которая еще больше настраивает слушателя на иронический лад. Но вот появляется маленький Дон-Жуан — паж Керубино. Ссылаясь на своего патрона («а почему графу это дозволено?»), юнец пытается добиться ласки у мнимой Сусанны. В оркестре слышны отзвуки лирических интонаций графа из дуэта его с Сусанной. Керубино вкрадчиво поет: «Потихоньку я приближусь к ней». Вслед за пажем его мелодию в точности повторяет граф, затем она снова возвращается к Керубино. У пажа-мальчишки и вельможи общий музыкальный язык в их амурных похождениях!.. Разве не верно, что к ним обоим «лишь дурень может ревновать» (Бомарше)?..

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание